Сергей Степанов - Психологический тезаурус
В области психологии, точнее психоанализа (при всей спорности выдвигаемых этой школой постулатов), подобный пример можно усмотреть в «открытии» З. Фрейдом человеческой бисексуальности, хотя эта идея со всей очевидностью заимствована им у ныне прочно забытого Отто Вейнингера. Аналогично приоритет в «открытии» деструктивного влечения Танатос следовало бы отдать нашей соотечественнице Сабине Шпильрейн – ее статья «Разрушение как причина становления» написана задолго до первого упоминания этого явления Фрейдом. Фрейд, ограничившись беглым упоминанием о Шпильрейн, фактически присвоил себе приоритет в этой области. А про Шпильрейн до сего дня если и вспоминают, то как про первую психоаналитическую пациентку и интимную подругу К. Г. Юнга. Ее собственный вклад в развитие психоаналитических идей совершенно затерялся в тени именитых фигур.
В последнем случае имеет место даже не столько эффект Матфея, сколько закономерность, выступающая его королларием, – так называемый эффект Матильды, названный в честь знаменитой американской суфражистки Матильды Джослин Гейдж. Он состоит в том, что при совместной работе (в частности научной) мужчин и женщин лавры в случае успеха присваиваются мужчине, тогда как роль женщины недооценивается либо вовсе игнорируется. В истории психологии известно немало подобных примеров. Так, знаменитые социально-психологические эксперименты, принесшие славу Музаферу Шерифу (подробнее см.: «Школьный психолог», 2005, № 20), были осуществлены им совместно с женой Кэролайн Вуд Шериф, однако практически ни в одной книге по социальной психологии этот факт не отмечен – в лучшем случае лаконично упоминаются некие безымянные сотрудники Шерифа. Аналогично исследования феномена привязанности в раннем возрасте в большинстве источников приписываются Джону Боулби. Им действительно написаны блестящие научные труды на эту тему. Однако обобщаются в этих трудах результаты его наблюдений за детьми, проведенных в тесном сотрудничестве с Мэри Айнсворт, чье имя сегодня известно лишь самым дотошным знатокам предмета. Да и про Лауру Перлз, идейную вдохновительницу и соратницу основателя гештальт-терапии, сегодня вспоминают нечасто – вся слава в этом начинании досталась ее мужу Фрицу. При перечислении ведущих деятелей гуманистической психологии в первую очередь наверняка вспомнят К. Роджерса и А. Маслоу. А тот факт, что первым президентом Ассоциации гуманистической психологии была Шарлота Бюлер, даже для многих психологов является откровением. И таких примеров не перечесть.
Для психологов, особенно школьных, наибольший интерес представляет неожиданное проявление эффекта Матфея, которое в середине 80-х обнаружил канадский исследователь Кейт Станович из Университета Торонто. В 1986 г. в ежеквартальном журнале «Исследования чтения» ( Reading Research Quarterly ) появилась его статья «Эффект Матфея при овладении чтением», которая за последующие годы цитировалась свыше тысячи раз и тем самым приобщила ученого к когорте «живых классиков». Понятие, ранее введенное в научный обиход социологом Мертоном, Станович применил к особенностям усвоения навыков чтения. В ходе многолетних наблюдений за учащимися средних школ Станович обратил внимание на определенную закономерность: те дети, которые с первых шагов обучения чтению добиваются успехов, в дальнейшем демонстрируют стабильно высокую успеваемость, неуклонное повышение эрудиции и общего уровня культуры и в итоге, во взрослой жизни оказываются в преимущественном положении в сравнении с теми, кто в начальной школе на уроках чтения не блистал. Последние, напротив, демонстрируют снижающуюся год от года успеваемость, пополняют ряды двоечников по всем предметам. Они чаще других бросают школу до окончания обучения и во взрослой жизни чаще вливаются в армию неудачников.
Канадский психолог видит этому следующее объяснение. Чтение, выступающее для учащихся младших классов самостоятельным навыком, требующим освоения, по мере взросления ребенка начинает выступать уже средством овладения всеми прочими знаниями и умениями, инструментом расширения кругозора и повышения уровня культуры. Те, кто до третьего класса не преуспел в освоении этого средства, в дальнейшем затрудняются в получении всё новых и новых знаний. Отсюда проистекают разнообразные школьные трудности и как вторичное следствие – нарушения поведения вплоть до делинквентности. С годами эта проблема усугубляется, не оставляя «неудачникам» шансов подняться по социальной лестнице.
Таким образом, источник многих, если не всех, школьных проблем видится Становичу в пробелах и упущениях, допущенных на уроках чтения в младших классах. Впоследствии восполнить эту недостачу становится всё труднее: умелые продвигаются вперед всё более успешно, отстающие всё более безнадежно отстают.
Пафос суждений канадского исследователя вполне объясним – будучи экспертом по нарушениям чтения, он, вероятно, склонен несколько преувеличивать значимость данной проблемы. Тем не менее здравое зерно в его рассуждениях, безусловно, есть. Просто речь, наверное, следует вести не столько о более или менее успешном овладении соответствующим навыком, сколько о формировании культуры чтения, привитии соответствующих интересов и побуждений. Увы, силами одной школы эта задача сегодня вряд ли решаема. Зайдите в иной дом, до потолка уставленный книжными стеллажами, где теснятся сотни томов – от стихотворных сборников до энциклопедий… – и присмотритесь к детям, растущим в этом доме. Можно почти не сомневаться, что ребенок, которому начали читать сказки едва ли не в колыбели, чьи мама и папа могут не знать Диму Билана, зато любят Дилана Томаса, – такой ребенок скорее всего вырастет человеком грамотным, культурным и естественным образом добьется успеха, заслужит высокие оценки в школе жизни. В доме, где на одинокой книжной полке сиротливо валяются пара «иронических детективов», где с утра до вечера с телеэкрана льется олигофреническая чушь… Кем вырастет ребенок в этой среде? Ответы очевидны. Как очевидно и то, что домов, подобных второму, нынче намного больше, чем первому.
«…И у неимущего отнимется последнее!»
Против поспешности [29]
Природа хочет, чтобы дети были детьми, прежде чем стать взрослыми. Если мы хотим нарушить этот порядок, мы произведем скороспелые плоды, которые не будут иметь ни зрелости, ни вкуса и не замедлят испортиться. Дайте детству созреть в детях.
Ж. Ж. Руссо
АМПЛИФИКАЦИЯ (от лат. amplificatio – расширение, усиление, обогащение) – многозначный термин, используемый в различных областях – от риторики до теории управления. Многообразие его значений само по себе наглядно иллюстрирует, в какие формы может воплотиться иноязычное заимствование в зависимости от специфики той или иной отрасли. В психологии имеет особое значение, раскрыть которое немаловажно, особенно в связи с тем, что большинство справочных изданий этим пренебрегают либо ограничиваются односторонней трактовкой.
Единственная трактовка, которую этот редкий термин получает в универсальных словарях и энциклопедиях (например, таких авторитетных, как словарь Даля или Большая Советская Энциклопедия), относится к сфере словесности. Так, в БСЭ читаем: «Амплификация – в художественной литературе и ораторской речи одна из стилистических фигур; использование однородных элементов речи: определений, синонимов, сравнений, антонимических противопоставлений для усиления выразительности. Например: „Я тайный замысел ласкал, терпел, томился и страдал“ (М. Ю. Лермонтов)».
Совершенно иную трактовку термин получает в современной теории управления. В этой сфере, согласно принципу амплификации, в сложных системах весьма незначительное внешнее воздействие может привести к значительно более сильной реакции всей системы, чем можно было бы предположить, исходя из масштаба стимула.
Еще в одном специфическом значении термин употребляется для характеристики сложных химических реакций и биохимических процессов.
Как и во многих подобных случаях, специалисты разных отраслей, затрудняясь четко определить некоторое явление средствами родного языка, заимствуют термин из чужого и при этом придают ему одним им понятное значение.
Психологи в этом терминологическом словотворчестве не знают себе равных. И неудивительно, что термин «амплификация» встречается и в некоторых психологических словарях (правда, далеко не во всех). Как правило, отмечается, что в психологию термин введен К. Г. Юнгом. О том специфическом значении, которое термину придавал наш соотечественник А. В. Запорожец, почти нигде и не упоминается. Поэтому целесообразно рассмотреть оба эти значения, причем особое внимание уделить второму, как более значимому в педагогической практике.
Для Юнга амплификация представляет собой технику работы со сновидениями в состоянии бодрствования. Вводя этот термин, Юнг опирался на его традиционное значение в словесности, подразумевая стилистическую фигуру, состоящую из нанизанных друг на друга синонимических определений, сравнений, образных выражений. Как известно, в юнгианском анализе сновидений их содержание осмысливается за счет свободных ассоциаций и через мифологическое их толкование. Амплификация, по Юнгу, состоит в том, что осуществляется сравнение отдельных мотивов сна с аналогичными по смыслу произведениями литературы (в том числе, эпическими, мифологическими), живописи, а также с традиционными символами. Предполагается, что при применении этой техники происходит развитие личности в связи с осознанием ею той части души, которая прежде была скрыта. Расширение сознания человека и его упорядочивание происходит в контексте смыслов снов. Такая тактика, основанная в буквальном смысле на «расширении», «обогащении», явно противоположна фрейдовскому методу «редукции к первичным фигурам».
