Андрей Курпатов - Пять великих тайн мужчины и женщины

Через мгновение он поднялся и исчез. Только зашуршала галька там, где он пробежал. Она приподнялась на локте и успела увидеть высокую фигуру, бегущую к морю. Затем — плеск, и больше ничего... «...·

А на другой день, когда корабль покидал остров Корфу, Марианна, облокотившись на планшир, смотрела, как далекие домики и старая венецианская крепость растворялись в золотистом тумане, и не могла не думать о том, кто прятался за этим туманом, в нагромождении скал и зелени; кто, вероятно, однажды придет забросить свою сеть в маленькой бухточке, где для незнакомки он стал в какой-то момент воплощением самого бога...»

Ты идешь к женщине? Возьми с собой плеть!

Разумеется, это был не какой-то там рыбак, а самый настоящий князь, который впоследствии станет ее мужем и отцом ее ребенка, что станет лучшей кульминацией для самой сладостной фантазии женщины о сексуальном насильнике. Речь, конечно, идет не о насильнике в прямом смысле этого слова, а о «настоящем мужчине» — «звере», «охотнике, ласкающем свою добычу», и «боге». Женщина способна испытывать ни с чем не сравнимую радость от ощущения, что принадлежит «настоящему мужчине». «Мы, женщины, — говорит одна из героинь „Коварства и любви" Шиллера, — можем выбирать только между господством и рабством, но как ничтожно высокое блаженство власти, когда нам отказано в высшем наслаждении быть рабой мужчины, которого мы любим».

Нетрудно заметить, что речь во всех этих случаях идет не о физическом насилии — все это скорее аллегория или символ. А по большому счету, речь идет о переживаниях женщины, оказавшейся в плену страсти «настоящего мужчины». Вот, собственно, такого «мужчину-мечту» и ждет любая уважающая себя женщина. Впрочем, если она неправильно себя уважает, то она никогда в этом не признается, а если ждет, то лишь затем, чтобы ощутить себя настоящей женщиной.

Говорят: мужской и женский — то в смысле активности и пассивности, то в биологическом, а также в социологическом смысле. Первое из трех этих значений — самое существенное и единственно применяемое в психоанализе.

Внимание, женщина проводит экзамен!

Подобное сочетание инстинктов приводит к тому, что самец может спариваться только с партнером низшего ранга, которого он может запугать, а самка, напротив, — только с партнером высшего ранга, который может запугать ее. Фактически самка может отдаться самцу, только если почувствует его превосходство, его силу. В этом случае она с охотой принадлежит его страсти. Что ж, лучшей иллюстрации для понимания основ полового поведения и не придумаешь!

Выясняется, что трения, возникающие между представителями противоположных полов, отнюдь не пустая трата времени и сил, не блажь и не бессмыслица; этот ритуал служит необычайно важной цели — проверке самцов на их состоятельность. Только сильный, мощный, состоявшийся самец достоин обладать самкой, и потому самка должна проверить его силу, его мощь, его состоятельность. И она делает это вне зависимости от того, кто она — цихлида, мелкий грызун или самка вида Homo Sapiens. Если самец не проходит этого испытания, не сдает этого экзамена, то (опять же вне зависимости от того, кто перед нами — цихлида, мелкий грызун или самец вида Homo Sapiens) женщина просто неспособна испытывать по отношению к нему полноценное сексуальное влечение.

Множество сказок и преданий повествуют об этом ритуале. Вспомните, каким изощренным испытаниям подвергаются мужчины, прежде чем получить в супруги женщину — царевну, спортсменку и красавицу. Вспомните, сколько пришлось пережить и выполнить всяческих заданий Иванушке-дурачку с его Коньком-Горбунком, чтобы стать суженым собственной добычи. Сколько испытаний выпало на долю младшего брата Ивана в сказке про Царевну-лягушку за то только, что дал он слабину и, не дождавшись положенного срока, сжег лягушачью шкурку Василисы Премудрой! А сколько полегло царевичей в борьбе за Шамаханскую царицу! О том же, как глумятся принцессы из европейских сказок над потенциальными женихами, лучше и вовсе не вспоминать! Невыполнимые задания и неразрешимые загадки, а не справившемуся — смерть!

Слабый и несостоятельный самец не возбуждает, а потому он не может стать отцом будущего потомства самки, и она пытается его уничтожить. В человеческом обществе, разумеется, до такого не доходит, но зато на уровне межличностных отношений эта ненависть и презрение выражаются в полной мере. Если мужчина пытается играть роль мужчины, т. е. желает получить «доступ к телу» женщины, но при этом не дает своей избраннице ощущения уверенности, надежности, защищенности, если он не рассматривается ею как предмет восхищения, то чувства этой женщины к этому мужчине будут самыми неблагоприятными.

Поэтому всякий раз, когда мужчина претендует на право называться «мужчиной», а не «другом», «приятелем», «хорошим человеком», он должен чувствовать себя состоятельным и быть состоятельным. И речь не идет ни о банальной агрессии, ни о финансовом достатке, как кто-нибудь, может быть, подумал. Эта «состоятельность» означает буквально следующее: женщина, находясь рядом с таким мужчиной, с одной стороны, чувствует себя абсолютно защищенной (как за каменной стеной), а с другой стороны, она чувствует, что рядом с нею «боец» — решительный, сильный и несгибаемый мужчина. Мужчина, «прогнувшийся под изменчивый мир», это уже не мужчина, это «оно». И хуже нет, когда женщина так характеризует своего партнера: «Человек он, конечно, хороший, но не орел...»

Психология животных:

«Почему мы не птицы, почему не летаем?»

Следующее утверждение, наверное, звучит постыдно для представителей нашего вида, но, к сожалению, мы теперь только внешне напоминаем представителей своих полов. Нам впору заново обучаться настоящей мужественности и подлинной женственности, причем учиться нам придется не у кого-нибудь, а у братьев наших меньших, что уж и вовсе должно быть постыдно для «властителя природы». Но что поделать... Вот как Конрад Лоренц описывает отношения влюбленных серых гусей — точнее, серого гуся и серой гусыни, исследованию которых он посвятил всю свою жизнь.

«Зрелый же самец, — рассказывает Конрад Лоренц в своей знаменитой на весь мир книге „Агрессия, или так называемое Зло", — оповещает о своей любви фанфарами и литаврами; просто невероятно, насколько может внешне измениться животное, не располагающее ни ярким брачным нарядом, как костистые рыбы, распаленные таким состоянием, ни специальной структурой оперения, как павлины и многие другие птицы, демонстрирующие при сватовстве свое великолепие.

Со мной случалось, что я буквально не узнавал хорошо знакомого гусака, если он успевал „влюбиться" со вчера на сегодня. Мышечный тонус повышен, в результате возникает энергичная, напряженная осанка, меняющая обычный контур птицы; каждое движение производится с избыточной мощью; взлет, на который в другом состоянии решиться трудно, влюбленному гусаку удается так, словно он не гусь, а колибри; крошечные расстояния, которые каждый разумный гусь прошел бы пешком, он пролетает, чтобы шумно, с триумфальным криком обрушиться возле своей обожаемой. Такой гусак разгоняется и тормозит, как подросток на мотоцикле, и в поисках ссор, как мы уже видели, тоже ведет себя очень похоже.

Когда мальчик шестнадцати лет читает сцену насильствования героини романа, это не возбуждает в нем чувства негодования, он не ставит себя на место несчастной, но невольно переносится в роль соблазнителя и наслаждается чувством сладострастия.

Возлюбленная юная самка никогда не навязывается своему возлюбленному, никогда не бегает за ним; самое большее — она как будто случайно находится в тех местах, где он часто бывает. Благосклонна ли она к его сватовству, гусак узнает только по игре ее глаз; причем, когда он совершает свои подвиги, она смотрит не прямо на него, а будто бы куда-то в сторону. На самом деле она смотрит на него, но не поворачивает головы, чтобы не выдать направление своего взгляда, а следит за ним краем глаза, точь-в-точь как это бывает у дочерей человеческих».

Впрочем, этому тексту уже более полувека, а при нынешних темпах развития человечества — это целая вечность. И если сейчас у «дочерей человеческих» можно еще увидеть некоторое подобие описанного К. Лоренцем поведения, то большинство мужских попыток вести себя хотя бы как серый гусак из этого рассказа оборачиваются комическим эпатажем. И проблема не в том, что «утрачены былые манеры», а в том, что мы — современные люди — чем дальше, тем больше теряем ощущение собственного пола, этой необычайно важной частички себя, наличие которой в структуре гармоничного человеческого существа необходимо категорически. Пол — это одна из наших основ, его жизнь в нас дает нам силы, является источником ярких и так нужных нам переживаний, пол — это то, без чего все наше человеческое существо сморщивается, как лопнувший надувной шарик.