Карен Хорни - Женская психология
Более того, я думаю, что этот фактор играет ведущую роль во всех случаях чрезмерной скромности и излишней стыдливости у девочек, и сделаю еще одно предположение: различие в одежде мужчин и женщин, по крайней мере в цивилизованном обществе, вероятно, можно свести к этому же обстоятельству — девочка не может выставить напоказ свои половые органы и поэтому в том, что касается ее эксгибиционистких тенденций[9], женщина регрессирует[10] до стадий, на которых желание показать себя еще приложимо ко всему телу. Это объясняет нам причину, по которой женщины носят декольте, а мужчины — пиджак. Я думаю также, что эта связь объясняет до некоторой степени критерий, который всегда упоминается первым, когда обсуждают разницу между мужчиной и женщиной, а именно: большую субъективность у женщин и большую объективность у мужчин.
Объяснение состоит в том, что мужской исследовательский импульс находит удовлетворение в исследовании собственного тела и может или должен впоследствии быть направлен на внешние объекты; в то время как женщина, напротив, не может прийти к ясному знанию о себе и, следовательно, ей труднее стать свободной от себя самой. И, наконец, стремление, которое, как я полагаю, лежит в основе зависти к пенису, имеет третий компонент, а именно подавленное желание онанировать[11], как правило глубоко спрятанное, однако важное для понимания сущности явления. Я думаю, что можно было бы проследить связь этого желания вплоть до бессознательной (преимущественно) интерпретации позволения мальчикам держаться за свои гениталии во время мочеиспускания как позволения мастурбировать. Так, пациентка, бывшая свидетельницей того, как отец ругал свою маленькую дочь за то, что та своими ручонками трогала эту часть тела, сказала мне с возмущением: "Ей он это запрещает, а сам делает то же самое по пять-шесть раз в день".
Легко можно видеть ту же связь идей, что и в случае пациентки Y, У которой мужской способ мочеиспускания стал решающим фактором в выборе способа мастурбации. Более того, в этом случае ясно, что она не сможет полностью освободиться от навязчивой мастурбации, пока будет бессознательно уверена, что должна быть мужчиной. Заключение, которое я вывожу из моего наблюдения над этим случаем, я думаю, довольно типичное: девочкам особенно трудно преодолеть желание мастурбировать, так как они чувствуют, что из-за разницы в строении тела им несправедливо запрещают то, что позволено делать мальчикам. В рамках рассматриваемой проблемы, мы можем объяснить это иначе и сказать, что разница в строении тела может легко привести к горькому ощущению несправедливости, и, таким образом, аргумент, позднее используемый для оправдания отказа от женственности (а именно тот, что мужчины пользуются большей сексуальной свободой), оказывается обусловленным подлинными переживаниями раннего детства.
Ван Офюйзен в заключении к своей работе о комплексе маскулинности у женщин подчеркивает сильное впечатление, которое он вынес из своей психоаналитической практики, в частности, о существовании тесной связи между комплексом маскулинности, инфантильной мастурбацией на клиторе и уретральным эротизмом. Такая же связь, по-видимому, может быть обнаружена и в только что изложенных мною соображениях. Эти соображения, предложенные как ответ на наш первоначальный вопрос, можно кратко обобщить: возникающее у маленькой девочки чувство неполноценности (на что также указывал в своей работе Абрахам), вне всякого сомнения первично. Ей кажется, что в сравнении с мальчиками она ограничена в отношении возможности удовлетворять определенные компоненты инстинкта, имеющие огромную важность в догенитальный период.
Я думаю, что буду еще более точной, если скажу, что с точки зрения ребенка, находящегося на догенитальной стадии развития, это ограничение — реальный факт, и девочки действительно находятся в невыгодном положении по сравнению с мальчиками в отношении определенных возможностей получения удовлетворения. До тех пор, пока нам не будет достаточно ясна реальность этого невыгодного положения, мы не поймем, что зависть к пенису — почти неизбежное явление в жизни девочки, которое не может не осложнить ее развитие. Тот факт, что потом, когда она достигнет зрелости, ее сексуальная жизнь в творческом отношении будет даже богаче, чем у мужчины, — я имею в виду, что она станет матерью, — никак не может утешить маленькую девочку, так как лежит вне возможностей непосредственного удовлетворения ее инстинктов. Здесь я прерву эту линию размышлений, так как теперь я подхожу ко второй, более обширной проблеме: ограничивается ли обсуждаемый нами комплекс кастрации завистью к пенису или к нему надо относиться как к ширме, за которой скрывается основная причина?
Начав с этого вопроса, мы должны попытаться понять, какие факторы определяют
Будет ли комплекс зависти к пенису более или менее удовлетворительно преодолен или, наоборот, получая подкрепление, будет вести к регрессу личности до тех пор, пока не зафиксируется. Изучение этих факторов невозможно в подобных случаях без более детального исследования форм проявления и объектов либидо[12]. Пойдя этим путем, мы находим, что девушки и женщины, желание которых быть мужчиной часто просто бросается в глаза, в самом начале своей жизни прошли через фазу чрезвычайно сильной фиксации на отце. Другими словами: сперва они пытались преодолеть Эдипов комплекс[13] нормальным путем, сохраняя первоначальное отождествление с матерью, и, как и мать, избирали отца в качестве объекта любви. Мы знаем, что на этой стадии существуют два возможных пути преодоления комплекса зависти к пенису без неблагоприятных последствий для самой девочки. Через аутоэротическое[14] нарциссическое желание пениса она может придти либо к женской установке стремления к мужчине (отцу), и именно посредством отождествления себя с матерью, либо к материнской установке желания иметь ребенка (от отца). Такое освещение последующей любовной жизни как здоровой, так и девиантной женщины призвано показать, что (даже в самых благоприятных случаях) первоисточник, или, во всяком случае, один из источников и той, и другой установки является нарциссическим по характеру, а по природе — стремлением к обладанию.
В рассматриваемых случаях такое развитие женского и материнского начала, очевидно, имело место в значительной степени. Например, у пациентки Y, чей невроз, как и все прочие, на которые я буду здесь ссылаться, носил "клеймо" комплекса кастрации, было множество фантазий; связанных с насилием и указывающих на фазу фиксации на отце. В мужчинах, которые представлялись ей в роли насильников, всегда безошибочно угадывался образ ее отца. Следовательно, эти фантазии нельзя рассматривать иначе, как навязчивое повторение основной фантазии, в которой пациентка (чувствовавшая себя, кстати, до довольно поздних лет одним целым с матерью), переживала чувство сексуальной принадлежности отцу. Следует отметить, что данная пациентка, сохранявшая во всех прочих отношениях полную ясность рассудка, в начале анализа была очень склонна считать свои фантазии об изнасиловании действительно имевшим место событием. В других случаях также наблюдалось — хотя и в иной форме — подобное "цепляние" за вымысел, за то, что эта (наиболее частая у женщин) фантазия — реальный факт. От другой пациентки, которую я назову X, я слышала бесчисленные высказывания, содержавшие прямые доказательства того, насколько реальными казались ей ее любовные отношения с отцом.
Однажды, например, она припомнила, как отец пел ей любовную песню, и вместе с этим воспоминанием у нее вырвался крик разочарования и отчаяния: "И все это было ложью!" Та же идея проявилась в одном ее симптоме, на котором я хочу остановиться, как на весьма характерном для всей группы анализируемых случаев: временами Х в больших количествах ела соль. В раннем детстве моя пациентка много раз видела, как ее матери приходилось есть соль из-за случавшихся с ней легочных кровотечений, и бессознательно считала их результатом половых отношений между родителями. Симптом, таким образом, отражал бессознательное стремление пациентки пережить с отцом все то же, что и мать. Это же стремление побуждало ее считать себя проституткой (на самом деле она была девственницей) и толкало к исповеди перед каждым новым объектом любви. Многочисленные наблюдения подобного рода показывают нам, как важно понимать, что на ранней стадии психосексуального развития (в результате онтогенетического повторения филогенетического опыта) девочка выстраивает, как правило, на основе (враждебного или любовного) отождествления себя со своей матерью, фантазию о полном сексуальном присвоении отцом; более того, она создает фантазию о том, что все это реальный факт, причем настолько, насколько это могло произойти в те далекие[15] времена, когда все женщины первоначально являлись отцовской собственностью.
