Робин Уотерфилд - ГИПНОЗ. Скрытые глубины: История открытия и применения
То, как комиссия обошлась с месмеризмом, производит впечатление работы мясника. Разумеется, в отчете можно обнаружить просчеты. В нем показано, что никакого магнетического флюида не существует, но проигнорирован вопрос о том, как же Месмеру и д’Эслону удалось вылечить столь многих людей. Члены комиссии не захотели беспокоить именитых клиентов д’Эслона — «Избранных пациентов нельзя напрямую расспрашивать о болезни, не рискуя оскорбить их» — и потому эксперименты ставили на себе, однако все они были здоровы и не почувствовали никакого эффекта. Но это ничего не доказывает, ибо, выражаясь языком Месмера, их флюид и так уже находился в равновесии. Члены комиссии пытались также самостоятельно магнетизировать других людей, но поскольку являлись скептиками, то не обладали целительной силой внушения, поэтому не удивительно, что у них ничего не вышло. Они предположили, что излечение происходит спонтанно, и решили, что конвульсии вредны и, более того, могут войти в привычку больного. Это заявление тут же нашло отражение в литературе того времени, например, в комедии 1784 года «Бакет здоровья» — одна героиня спрашивает другую, стало ли ей лучше, и та отвечает: «Много лучше, мадам. Раньше у меня никогда не бывало больше одного кризиса в неделю, теперь они наступают по два раза в день».
Трудно не упрекнуть комиссию в близорукости. Им были доступны сотни свидетельств об излечениях. И изучить эти свидетельства было бы стоящим и благородным делом. Как позднее жаловался маркиз де Пюисегюр, комиссия полагала, что факты ничего не доказывают. Ну да, они посчитали животный магнетизм бессмыслицей, но ведь нечто помогало людям выздороветь, и как ученым им следовало разобраться, в чем же дело, как минимум, они могли бы принять во внимание силу внушения. Проблема, по большому счету, заключалась в том, что они считали себя учеными, которым поручено исследовать существование гипотетической субстанции, а не врачами, проверяющими эффективность нового метода лечения. Применительно к ситуации замечательно подходит следующее выражение: «Наука — это продукт любознательности, но опытный ученый нередко оказывается наименее любознательным из смертных, ибо задает себе слишком строгие условия».
При всей неискушенности комиссии в медицинских вопросах, разоблачение животного магнетизма кое-что дало. Члены комиссии попробовали повторить месмеризацию в контролируемых условиях и обнаружили, что пациент испытывает нужные ощущения покалывания (ведущие к излечению) только тогда, когда точно знает, в какую часть тела направляется магнитный флюид. Если испытуемые знали, что с ними в данный момент работает оператор, то достигали кризиса за несколько минут, а если не знали, то никакого кризиса не наступало, даже если магнетизер находился в одном с ними помещении. И, наоборот, слепые пациенты, которые верили в животный магнетизм, достигали кризиса, полагая, что д’Эслон находится в комнате, когда его там не было. Еще они месмеризовали одно из пяти деревьев и затем послали пациента определить, под каким деревом ему становится лучше, — пациент впал в кризисное состояние под ложным деревом. Еще один вид проверки: пациенту, находящемуся в смежной комнате, говорили, что его, мол, сейчас месмеризуют, и тот действительно входил в кризис, хотя на самом деле ничего не делалось. Попытки обнаружить магнетический флюид измерительными приборами успеха не принесли. В заключении говорилось, что «воображение без магнетизма вызывает судороги, а магнетизм без воображения ничего не вызывает» и что «существование флюида абсолютно лишено доказательств, а раз флюида нет, то от него не может быть и пользы».
Акцент комиссии на воображении кажется весьма странным, и его нельзя читать без иронии. Они апеллировали, таким образом, к чему-то психическому и вряд ли более доступному физической проверке, чем животный магнетический флюид. Возможно, именно поэтому они и побоялись взвалить на воображение всю ответственность за происходившее. Выделяя его в качестве главного фактора месмеровских исцелений, комиссия отмечала, что иногда магнетизер касается своего пациента, и это прикосновение, по их мнению, само по себе могло оказывать терапевтическое воздействие. И, наконец, наряду с воображением и прикосновением, они обратили внимание еще на эффект подражания: если один пациент проходит через судороги и чувствует себя лучше, то это провоцирует аналогичную реакцию у следующего и так далее.
Как я уже говорил, месмеризм не считался абсолютно псевдонаучным в рамках науки того времени. Существовало множество других грандиозных и неподдающихся проверке теорий, и некоторые из них даже получили официальное благословение Академии. В действительности два члена комиссии 1784 года были заядлыми флюидистами: Франклин ссылался на флюид для объяснения действия электричества, и так же Лавуазье объяснял тепло. И все-таки комиссия 1784 года вынесла месмеризму обвинительный приговор. Почему? Какую угрозу он представлял официальной медицине того времени? Столкновение месмеризма и комиссии — типичный пример разногласия между двумя парадигмами. Оно окажет влияние в последующие десятилетия не только на остальные французские комиссии (о которых мы узнаем в следующей главе), но и на романтическую литературу. Многих романтиков магнетизм притягивал именно как теория, связывающая воедино всю Вселенную посредством флюида; она выгодно отличалась от прочих научных теорий, расщеплявших мир на части без последующего объединения кусочков в цельную картину. Разумеется, комиссия имела веские основания поместить Месмера в один презренный ряд с Парацельсом, ван Хелмонтом и Кирхером, то есть к тем, кто верил в магнетическое лечение. Почему презренный — потому что магнетизм у них служил всего лишь нарядным псевдонаучным прикрытием для магии, то есть получалось, что магнетизм — оккультная вселенская сила, к которой прибегает маг для вызова неких изменений в мире. И, наконец, трудно удержаться от замечания, что Месмер был просто-напросто наказан за свою печально известную сварливость.
Кроме официального, комиссия предоставила королю еще и персональный отчет, выражающий сомнения в нравственности месмеровских процедур. Поскольку магнетизеры — всегда мужчины, а пациенты — неизменно женщины, более восприимчивые к касаниям, воображению и подражанию, им не понравилось, что магнетизер может дотрагиваться до «наиболее чувствительных частей тела» и слишком приближается к пациентке: «Их близость становится чересчур тесной, их лица едва не встречаются, их дыхание смешивается, они вместе разделяют все физические реакции, и взаимное притяжение полов действует со всей силой. Неудивительно, что чувства их иногда воспламеняются». Они намеренно описывают конвульсии, свидетелями которых стали в клинике д’Эслона, таким образом, чтобы напомнить читателю об оргазме. Никаких последствий, однако, этот секретный отчет не имел, и ни один недовольный муж не привлек Месмера или д’Эслона к ответственности за измену жены.
Отчет комиссии факультета и Академии — не единственное исследование месмеризма 1784 года. Знаменитый ботаник Антуан-Лорен де Жусью вместе с некоторыми другими представителями Королевского медицинского общества сформировал свою независимую комиссию, тоже получившую полномочия из рук короля, которая приступила к работе сразу после той первой проверки. Их отчет по существу согласуется с выводами факультетской комиссии, но де Жусью особо указал на то, что не все случаи исцеления исследованы достаточно полно. Он понимал: остались факты, никак не отмеченные членами обеих комиссий, для объяснения которых требуется придумать животный магнетизм или что-то подобное ему.
В результате этих двух отчетов (или трех, считая тот секретный) факультет запретил медикам преподавать животный магнетизм и применять его на практике, однако убеждения тех немногих, кто успел увериться в действенности данного метода, придали им мужества встретить официальное изгнание. Месмер писал, что к нему пришло множество писем, выражавших поддержку, но ситуация в целом, казалось, ожесточила его еще больше. Д’Эслон опубликовал свой ответ, в котором согласился с огромной ролью воображения в лечении животным магнетизмом. Чтобы противодействовать негативному эффекту отчетов обеих комиссий, он также издал несколько работ, описывающих другие случаи замечательных исцелений. Но для него самого все уже было кончено — он умер в августе 1786 года.
Последняя книга д’Эслона под названием «Замечания к двум отчетам» оказалась всего лишь каплей в огромном потоке памфлетов и дискуссий, разгоревшихся в 1784 году. Газеты также повсеместно писали о месмеризме. На популярность данной темы указывает тот факт, что отчет Франклина был распродан в количестве двадцать тысяч экземпляров всего лишь за одну-две недели с момента опубликования. Разумеется, в издании негативного отчета таким большим тиражом Месмер увидел намеренную попытку властей повернуть общественное мнение лично против него. В довершение всех его неприятностей случилось так, что фрейлейн фон Парадис выступала как раз в апреле того года в Париже, и в ее слепоте не возникало никаких сомнений. Месмер же имел неосторожность попасть к ней на концерт, чем привлек к себе нездоровое внимание зрителей: история злоключений девушки получила широкую огласку во Франции. Не в пользу Месмера «сыграла» и смерть ученого Антуана Курта де Гебелина, написавшего известную книгу «Примитивный мир», в которой он высказал идею о том, что жители древних цивилизаций пользовались некой «примитивной наукой», к сожалению, впоследствии утерянной. Он был пациентом Месмера и лечился у него от водянки. Думая, что поправился, Гебелин посвятил месмеризму вдохновенный памфлет, однако в 1784 году неожиданно умер от болезни почек. По рукам ходила эпитафия-пародия следующего содержания:
