Евгений Мансуров - Психология творчества. Вневременная родословная таланта
• «В 1184 году после смерти Абу-Якуба халифский престол перешел к его сыну Абу-Юсуфу Якубу. У нового правителя арабский философ Абу-ль-Валид Мухаммед Ибн-Рушд (1126–1198) был в не меньшем фаворе, чем у прежнего. Часами, бывало, засиживался он в покоях халифа на подушке, отведенной для самых близких друзей хозяина, ведя с ним ученые беседы и время от времени обращаясь к нему со словами: «Послушай, брат мой»…» (из книги П. Таранова «Философия сорока пяти поколений», Россия, 1999 г.).
• «Слава персидского поэта Джами (1414–1492) была удивительна. Ни один поэт Востока не был так знаменит при жизни как Джами. От Стамбула и Багдада до Хотана и Джамна зачитывались его стихами. Свои дары присылали поэту турецкий султан и шах Ширваны, его имя гремело на всем Ближнем и Среднем Востоке. Султан Хусейн Байкара, властитель Хорасана – обширного края, в который входили нынешний Южный Туркменистан, северо-западный Афганистан и северо-восточный Иран, – избирает его своим духовным наставником. У дверей его небогатого дома на окраине Герата можно было видеть и знатных вельмож, и ученых, и поэтов, и бедных крестьян, и ремесленников, приходивших к поэту за советом, за словом поучения… В 1472 году Джами предпринял большое путешествие, побывав в Мекке, Медине, Дамаске, Багдаде. Это путешествие было, можно сказать, триумфальным… Он умер 78-ми лет от роду. Тело великого поэта несли на кладбище царевичи…» (из книги П. Таранова «Интеллектуальные крылья. Подвиги устремления вверх», Россия, 2000 г.).
• «Изгоняемый одними, приглашаемый другими, Пьетро Аретино (1492–1556) переходил от государя к государю… Он становится своего рода фаворитом Франциска I, который оказывает ему всевозможные почести; Карл V призывает Аретино ко двору и усаживает от себя по правую руку… величайшие художники наперебой стремятся сделать его портрет… «Столько вельмож постоянно осаждают меня, – пишет Аретино, – что ступени моей лестницы истерлись от постоянного шарканья их ног, как камни Капитолия – под колесами триумфаторов. И сдается мне, я стал оракулом истины, ибо каждый приходит, чтобы поведать мне о несправедливостях, которые он претерпел от такого-то государя или от такого-то прелата; я превратился посему в секретаря всего мира, и вам надлежит величать меня именно так в письмах, которые вы мне посылаете…» (из статьи Г. Мопассана «Аретино», Франция, 1885 г.).
• «Первая встреча Фридриха II и Франсуа Вольтера (1694–1778) произошла 11 сентября 1740 года. Это было в замке Мойланд близ г. Клева. Вольтер искренне восхищался Фридрихом и называл его не «Ваше Величество», а «Ваше Человечество». Похоже, что и король испытывал восторженные чувства к необыкновенному французу: «Если я когда-нибудь прибуду во Францию, первое, что я спрошу: «Где господин Вольтер?» Ни король, ни двор, ни Париж, ни Версаль, ни женщины, ни развлечения не будут интересовать меня. Только Вы». Вот какого комплимента удостоился Вольтер, и от кого – от монарха!» (из книги П. Таранова «Философия сорока пяти поколений», Россия, 1999 г.). «Когда в 1750 году Франсуа Вольтер приехал в Пруссию, Фридрих II отправил ему письмо, в котором советовал «погостить здесь подольше». «Мы оба философы, – писал король. – Что может быть естественнее, если два философа, связанные одинаковыми предметами изучения, общностью вкусов и образа мыслей, доставляют себе удовольствие совместной жизни? Я уважаю вас как моего учителя в красноречии и знании; я люблю вас как добродетельного друга…» «Немногие коронованные особы писали такие письма, – свидетельствовал Вольтер. – Оно окончательно опьянило меня. Словесные уверения были еще горячее… Он поцеловал мою руку, я ответил ему тем же… «…» (из очерка И. Каренина (В. Засулич) «Вольтер, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1893 г.). «Образ мысли Вольтера был наиболее симпатичен Фридриху; Вольтера он боготворил как философа, но болел душой о его нравственной испорченности. Из писем Фридриха видно, что он глубоко страдал от двойственности своих отношений к Вольтеру, который очень часто попирал ногами нежную дружбу короля и отвечал насмешкою на поклонение своему таланту…» (из очерка Е. Литвиновой «Жан Лерон Д’Аламбер, его жизнь и научная деятельность», Россия, 1891 г.).
• «В письме к «патриарху» Вольтеру (1694–1778) от 22 августа 1765 года Екатерина II говорит, что «счастлива своей перепиской с «племянником аббата Базена» – это прозвище, как известно, относится к Вольтеру, – потому что хорошо и полезно иметь такие знакомства»… Установившиеся таким образом добрые отношения продолжались и развивались…» (из книги К. Валишевского «Вокруг трона. Екатерина II, Франция, 1894 г.). «Екатерина II, памятуя о Петре Великом, который был на все руки мастер, собственноручно выточила на токарном станке табакерку и послала ее в подарок Вольтеру. Тот вынужден был срочно научиться вязать и «одарил императрицу собственноручно связанным дамским чулком…» (из сборника В. Степаняна «Жизнь и смерть знаменитых людей», Россия, 2007 г.).
• «Главным событием в жизни Дени Дидро (1713–1784) после завершения им основного труда, «Энциклопедии» (1765 г.) была его поездка в Петербург… Он выехал из Парижа 10 (21) мая 1773 года… Впечатление, которое произвела Екатерина II на Дидро, было очень сильным. «Да, я ее видел, слышал, и уверяю вас, что она не понимает, сколько она мне сделала добра. Что за правительница, что за удивительная женщина!» В этом смысле он высказывался неоднократно и устно, и письменно… Екатерина умела располагать к себе людей, умела сделать так, что они в ее присутствии чувствовали себя нестесненными. Дидро она предоставляла полную свободу. Он мог говорить, о чем хотел, как хотел, и имел всегда в лице Екатерины внимательную слушательницу… Великий энциклопедист был очень красноречив. Блестящие идеи зарождались у него в голове то и дело, и, следовательно, нельзя сомневаться, что императрица слушала его охотно… Вот, впрочем, ее собственные слова: «Я часто и долго беседовала с Дидро… Я больше слушала, чем говорила, и поэтому свидетель наших бесед мог бы принять его за сурового педагога, меня – за послушную ученицу. Может быть, и он сам был такого мнения…» Пламенный Дидро верил, что его блестящие предложения будут использованы… Но все это были планы и проекты теоретика… Эти слова могли относиться только к той свободе, которую ему предоставляла императрица в беседах с собою. Приближенные же императрицы стали сильно коситься на Дидро, видя, что он пользуется расположением Екатерины. Это до известной степени отравляло ему пребывание в Петербурге… В конце февраля 1774 года он уехал из Петербурга, не простившись с императрицей, которая сама не пожелала прощальной аудиенции, очевидно, чтобы избежать чувствительной сцены… «(из очерка Р. Сементковского «Дени Дидро, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1896 г.).
• «В 1762 году Жан Лерон Д’Аламбер (1717–1783) по настоятельной просьбе Фридриха II решился предпринять путешествие в Берлин. Он выбрал время, когда король написал философу: «Теперь я хочу пожить спокойно и отдаться своим музам; я совершенно занят мыслью, как бы исправить несчастные последствия войны, которые глубоко меня огорчают». Д’Аламбер верил в искренность этих слов и относился к королю просто как к своему умному, великодушному, искреннему другу. Два месяца Д’Аламбер пробыл в Берлине в обществе Фридриха, в котором нашел много выстраданного, теплого, сердечного, не похожего на тонкую вежливость вельможи или обыкновенную снисходительность короля. Д’Аламбер чувствовал себя в Берлине совершенно свободно, говорил, что думал, не заботясь об этикете, даже не имея о нем понятия. Он писал госпоже Леспинас: «Не надейтесь, чтобы я, по возвращении своем, оставил привычку школьничать или научился бы лучше держать себя за обедом. Король на все это не обращает никакого внимания». Фридриху очень не хотелось расставаться с Д’Аламбером; настойчиво и горячо просил он философа сжалиться над его бедной сироткой, Академией наук. Они вместе отправились в Шарлотенбург, осмотрели Академию, а потом вечером король спросил Д’Аламбера: что подсказывает ему его сердце? Д’Аламбер просил короля увеличить пенсию великому Эйлеру… Личная симпатия Д’Аламбера к прусскому королю не могла изменить его твердого решения не оставлять своих друзей и своего отечества…» (из очерка Е. Литвиновой «Жан Лерон Д’Аламбер, его жизнь и научная деятельность», Россия, 1891 г.).
• «В октябре 1775 года во Франкфурт приехал Карл-Август – уже герцог Веймарский – и пригласил Иоганна Гёте (1749–1832) к своему двору в Веймар… При дворе герцога Веймарского находились Музеус – известный автор сказок, Краус – известный живописец, знаменитый писатель Виланд и другие. Гёте (он прибыл в Веймар 7 ноября 1775 года. – Е.М.) суждено было взойти в Веймаре яркою звездою, которая затмила не только всех остальных веймарских знаменитостей, но сделала на некоторое время Веймар настоящей столицей всемирного искусства – германскими Афинами… С прибытием Гёте начался целый ряд шумных празднеств и увеселений, причем дан был полный простор «гениальности», этикет был почти совершенно отложен в сторону… Дружба между «гениями», герцогом и Гёте, была самая непринужденная и тесная; они обменивались камзолами, жилетками и другими принадлежностями костюма, брали друг у друга все, что нравилось, и не возвращали, и так далее. Гёте чрезвычайно сблизился с герцогом; наедине они говорили друг другу «ты» и нередко даже спали в одной комнате… «(из очерка Н. Холодковского «Иоганн Вольфганг Гёте, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1891 г.). В книге «Разговоры с Гёте (Германия, 1836 г.) И. Эккерман вспоминает о знакомстве с бывшим камердинером Гёте: «Я попросил его рассказать что-нибудь из времен молодости Гёте, на что он с радостью согласился. «Когда я к нему поступил, ему было лет двадцать семь, – сказал он. – По вечерам (Веймар, Германия, 1776–1786 гг.) герцог Карл Август часто посещал его и они засиживались до глубокой ночи, разговаривая об ученых предметах, так что ему иной раз становилось невмоготу, и он только и думал: когда же герцог наконец уйдет! А изучение природы и тогда уже было для Гёте самым главным делом»…».
