Робин Норвуд - Почему это произошло? Почему именно со мной? Почему именно сейчас?
Вдруг он замолчал и отрешенно покачал головой.
– Иногда я задумываюсь, зачем я так сильно стараюсь. Людям, которые плохо меня знают, я и так нравлюсь. А мои близкие… Честно говоря, у меня и близких-то нет. Никогда этого не понимал.
Хэтти похлопала его по руке.
– Я помогу вам понять, – сказала она. – Представьте, что есть школа, в которой учат быть добрым. Вы не умеете этого от рождения, но твердо намерены научиться, даже если придется много стараться и постоянно тренироваться. И представьте, что до того, как попасть в школу, вы были прямой противоположностью доброго человека. Подобно вашему отцу, вы были жестоким и обижали других без какой-либо на то причины, просто по привычке. Сейчас вы примерно во втором классе этой школы доброты. Вам еще предстоит многому научиться, прежде чем эти навыки станут настолько естественными для вас, что вам даже не придется ни стараться, ни задумываться об этом. Вы все еще работаете над сдерживанием грубых импульсов, обидных слов, критики, оскорблений и даже жестоких поступков. Но с тех пор, как вы пришли в эту школу, вы боитесь, что, если перестанете скрывать свои агрессивные наклонности, вам не позволят здесь остаться и чему-нибудь научиться. Поэтому вы изо всех сил стараетесь утаить то, что до сих пор остается частью вас, частью, которой вы привыкли стыдиться и в существовании которой боитесь признаться даже самому себе.
Сидящий перед Хэтти представитель закона, который еще будучи молодым юристом умел искусно обращаться с аргументами, сейчас был слишком потрясен, чтобы спорить с утверждениями этой невменяемой женщины.
– Главная проблема состоит в том, – продолжала Хэтти, – что импульсы, которые до сих пор остаются частью вас, не имея выхода и будучи нереализованными, оказывают на вас давление, и оно накапливается. Большую часть этого давления вам удается сбросить благодаря работе.
Джордж кивнул, уставившись в пол.
– Когда я был прокурором, вторая жена спросила меня, как мне удается справляться с работой в эмоциональном плане. Ей было невыносимо слушать о насилии и жестокости, с которыми мне приходилось сталкиваться каждый день, – он поднял глаза на Хэтти. – Но я любил свою работу.
– Разумеется, любили. Когда вы боролись с жестокостью, которую люди проявляли по отношению друг к другу, вы боролись с ней и внутри себя. Вы ведь явились сюда именно для того, чтобы преодолеть ее. Однако, – она нежно сжала его ладони, – вы становитесь опасны, когда не можете признать собственную жестокость. Вы находите проявления собственной темной стороны в окружающем вас мире, в других людях, и пытаетесь сокрушить и уничтожить их, – тех, кого вы когда-то обвиняли в качестве прокурора, и тех, что сейчас предстают перед вами в суде.
– Я совершенно не такой, как они! – в голосе судьи послышались одновременно угроза и отчаяние. – Я бы никогда не пошел на преступление!
– Вы помните рассказ Сомерсета Моэма под названием «Дождь»? – Хэтти, похоже, в очередной раз сменила тему. – По его мотивам сняли фильм «Сэди Томпсон». В нем строгий проповедник решает спасти беспечную жизнелюбивую молодую особу от судьбы проститутки. Он почти убедил ее встать на путь истинный, как вдруг начался сильнейший тропический ливень, из-за которого они оказались взаперти вдвоем в хижине. Все его давно сдерживаемые чувства и желания овладели им, и он ее изнасиловал.
На какое-то время она замолчала, позволив истории сделать свое дело, а затем продолжила:
– Мы становимся опасными, когда отрицаем любую часть своей человеческой природы, даже если сами стыдимся этой части.
Воцарилась тишина. Через некоторое время Джордж хрипло спросил одновременно презрительным и подавленным тоном:
– Почему все три жены ушли от меня? Почему мои собственные дети избегают меня? Что бы вы ни говорили, я никогда не обижал их!
– Точно сказать не могу, но мне кажется, что дело прежде всего в том, что они вам не доверяют. Возможно, они подсознательно чувствуют, сколько сил вы постоянно прикладываете, чтобы подавлять определенный аспект своей природы, и им тяжело находиться рядом с вами. А еще могу предположить, что жестокость, загнанная в потаенные уголки вашей души, время от времени просачивается наружу, проявляясь столь незаметным образом, что никто из вас не в силах ее распознать, и тем не менее она все же наносит ущерб вашим отношениям.
– Значит, все безнадежно! – практически проревел Джордж. – Не будет никакого толку, как бы я ни старался!
– Ничего подобного. Вы уже много десятилетий учитесь никого намеренно не обижать, по-настоящему учитесь. Согласна, процесс напоминает вождение машины с поднятым ручным тормозом. Однако, если каждый раз, когда вы садились за руль до этого, вы ездили со скоростью сто пятьдесят километров в час и сбивали кого-нибудь насмерть, то езда с поднятым ручником по сравнению с этим – огромный прогресс. Беда в том, что гордость заставляет вас отрицать злую, агрессивную часть вашей природы, которой нравится ездить со скоростью сто пятьдесят километров в час и которой наплевать на последствия. Можете попробовать признать эту часть и сопротивляться ей осознанно. Хотя на самом деле вы, конечно, должны собой гордиться. Для одной жизни вы добились очень многого.
Джордж откинулся на спинку стула и не сводя глаз смотрел на эту странную старушку, которая говорила совершенно необычайные вещи о его жизни. Наконец, он взял себя в руки и холодно сказал:
– Не хочу показаться неблагодарным за уделенное мне время, но я во все это не верю. Гадание по руке! Это уже, знаете ли, чересчур.
Хэтти встала, чтобы проводить Джорджа до дверей, и похлопала его по плечу, улыбаясь так широко, что ее ясные голубые глаза почти исчезли в складках морщин.
– Я и сама не уверена, что во все это верю. Но ведь в этом есть некоторый смысл, не так ли? Почему бы не дать себе время, чтобы осмыслить наш разговор – быть может, вы все же найдете его полезным. Вреда ведь никакого не будет.
И на этом незавершенной ноте Джордж и Хэтти распрощались.
Джордж получил необычную возможность лучше познать самого себя, хотя и не распознал скрытого в ней благословения. Его опыт с гаданием Хэтти был подобен опыту алкоголика, которого по решению суда из-за вождения в пьяном виде отправили на собрания «Анонимных алкоголиков». Осужденный может отказываться признавать наличие проблемы, может продолжать пить, но больше никогда не сможет так же беспечно относиться к своей зависимости от алкоголя. В АА иногда говорят: «Приходите к нам, и мы испортим вам удовольствие от выпивки».
То же произошло и с Джорджем. Его тщательно оберегаемый образ самого себя как поистине доброго человека был разрушен, пусть всего на несколько минут, сомнительной незнакомкой. Но с того самого момента ему было сложнее убеждать себя и других, что в его характере присутствовали исключительно положительные черты. Как и у вышеупомянутого алкоголика, у Джорджа было всего два варианта на выбор. Воодушевленный поддержкой Хэтти, он мог бы признать, что, хотя он сам того не желает, в его характере присутствует склонность к садизму. Затем он мог бы использовать силы, которые раньше тратил на поддержание своего безупречного образа и отрицание своей скрытой порочной склонности, для осознанного отслеживания подобных импульсов. Такие попытки достичь безжалостной честности перед самим собой в этой деликатной области помогли бы ему стать гораздо более спокойным и искренним человеком. Или же он мог бы продолжать отрицать наличие этого жестокого элемента в своей природе, но отныне из-за того, что произошло с Хэтти, на это пришлось бы тратить гораздо больше сил.
Встреча Джорджа с Хэтти была исцеляющим циклом. Исцеляющие циклы не всегда подразумевают, что мы исцеляемся. Это лишь возможности для исцеления. Когда они возникают, мы сами решаем, как нам на них отреагировать. Но каждый раз, когда мы игнорируем очередную возможность исцелиться или отказываемся от нее, мы можем быть уверены, что следующий цикл окажется более напряженным, более разрушительным, и отрицать его будет сложнее.
Практика пересмотра отношений
Как Джордж отнесся к открывшейся возможности глубже познать самого себя и стать честнее с самим собой? Скорее всего, он сделал все возможное, чтобы проигнорировать эту возможность, усомниться в человеке, предложившем ее, и постараться жить своей жизнью, как раньше. Это самая распространенная наша реакция на большинство исцеляющих циклов. В конце концов, если было бы так легко осознанно признать те части нас самих, которых мы боимся и которые презираем, все мы сделали бы это гораздо раньше в ответ на гораздо меньшее давление, чем обычно требуется.
Если вы считаете, что с радостью приняли бы подобный шанс лучше познать самого себя, задайте себе следующие вопросы. Если вы услышите собственный голос, эти вопросы станут гораздо сильнее и реальнее, поэтому задайте их себе вслух: «А как же я? Предоставляла ли мне моя жизнь возможности честно взглянуть на мою собственную темную сторону? И как я реагировал на такие возможности, откровенностью или страхом? Какова моя самая худшая черта из тех, что можно найти глубоко в моей природе? Могу ли я принять тот факт, что эта самая черта глубоко скрыта во мне, и именно она питает мой ужас перед ней, мое отвращение и осуждение тех, кто не может скрывать эту черту в себе? Есть ли среди моих знакомых такие люди, которые помогли мне развить неприязнь к подобным чертам характера? Могу ли я признать, что мне, пожалуй, стоит быть благодарным им за ту роль, которую они сыграли в моем собственном развитии?»
