Что знают мои кости. Когда небо падает на тебя, сделай из него одеяло - Стефани Фу
Теломеры – это маленькие «шапочки» на концах цепочек ДНК, которые не позволяют цепочке разрушаться. По мере старения теломеры становятся все короче и короче. Когда они исчезают, ДНК начинает разрушаться, что повышает вероятность развития онкологических и других заболеваний. Теломеры напрямую связаны с продолжительностью жизни. Исследования показали, что у людей, страдающих детскими травмами, теломеры значительно короче4.
И наконец, те же исследования показали, что оценка НДО в 6 и более баллов на двадцать лет сокращает продолжительность жизни. Средняя продолжительность жизни таких людей составляет всего 60 лет5.
Я набрала 6 баллов.
Мне тридцать лет – и я прожила уже половину жизни.
Это исследование я изучала в 2018 году. Важно понимать, что через два года, в 2020‑м, один из организаторов исследования НДО, Роберт Ф. Анда, опубликовал статью и выпустил видеоролик в YouTube, где заявил, что НДО – это слишком грубый способ оценки детской травмы6. Этот показатель был весьма полезен в эпидемиологическом плане – люди поняли влияние детской травмы на общественное здоровье. Но Анда заверил, что ни продолжительность жизни, ни состояние здоровья предсказывать с помощью этой оценки не следует. Вариативность этого показателя чрезвычайно высока. Например, человек с НДО равной 1, но частым повтором травмы, может оказаться столь же травматизированным, как и тот, кто набрал 6 баллов из-за значительно большего количества травматических событий, которые случались с ним гораздо реже. Как показано в таблице, наложений очень много. Да, конечно, люди с высокой оценкой НДО подвергаются значительно более высокому риску. Но баллы – это не однозначная и окончательная оценка.
Отношение между гипотетическим биомаркером накопления влияния стресса и баллами НДО
Ось ординат: Биомаркер накопления влияния стресса
Ось абсцисс: Баллы НДО
Баллы НДО не учитывают также такие факторы, как доступ к ценным ресурсам: наличие у ребенка взрослых, которые обеспечивают ему безопасность и любовь, или психотерапевтов, которые обучали его управлению стрессом. Этот показатель не учитывает гендерных различий, так как ПТСР у мужчин и женщин проявляется по-разному. В своей статье Анда писал о том, что использование НДО для скрининга весьма рискованно, поскольку этот показатель «может стигматизировать или привести к дискриминации… вызвать у клиента тревожность по поводу физиологической токсичности стресса и привести к неверной оценке индивидуального риска»7.
Прочитав это в 2020 году, я испытала невероятное облегчение, но в 2018‑м, в отсутствие подобного контекста, я ощущала ту самую стигматизацию и чувствовала себя чертовски встревоженной. Я была буквально одержима неминуемой смертью, как человек, которому вынесли смертный приговор. Ей-богу, я пережила экзистенциальный кризис в миниатюре. Была на взводе, напугана и рассержена. Да что там – я была просто в ярости. У меня украли годы будущей жизни. Годы, которые я могла провести, любуясь Мачу-Пикчу, воспитывая внуков или рисуя кубистские портреты куриц.
Но о печальном состоянии моего организма мне сказали не только баллы НДО. Я читала все новые материалы о биологическом влиянии травмы, изучала таблицы, графики и диаграммы, и все это убеждало меня в том, что мой мозг безнадежно поврежден.
Сканирование мозга показывает, что мозг пациентов, которые в детстве перенесли серьезную психологическую травму, выглядит иначе, чем у обычных людей8. У таких пациентов увеличена мозжечковая миндалина – а ведь именно этот участок связан с чувством страха. И в этом есть смысл. Но этим отличия не ограничиваются: у тех, кто пережил эмоциональное насилие, участки мозга, связанные с самосознанием и самооценкой, значительно меньше.
Женщины, пережившие в детстве сексуальное насилие, отличались более мелкой соматосенсорной корой – то есть у них уменьшена та часть мозга, которая фиксирует ощущения тела. У тех, на кого кричали в детстве, изменена реакция на звуки. Травмы приводят к уменьшению тех частей мозга, которые обрабатывают семантику, эмоции и воспоминания, восприятие эмоций других людей, внимание и речь. Хронический ночной недосып может повлиять на пластичность мозга и уровень внимания, что повышает риск возникновения эмоциональных проблем во взрослой жизни. И самое страшное для меня: насилие над детьми часто приводит к уменьшению толщины префронтальной коры, того участка мозга, который связан со стабильностью, принятием решений, сложным мышлением, логикой и здравым смыслом.
У мозга есть обходные пути. Есть люди без мозжечковой миндалины, которые не чувствуют страха. Есть люди с ослабленной префронтальной корой, которые отличаются логическим складом мышления. Многие участки мозга можно компенсировать, и их функции возьмут на себя другие. Но, когда я оценивала собранную информацию, результаты казались мне ужасающими.
Особенно пугала меня непосредственная связь толщины префронтальной коры с показателем IQ. Даже если меня нельзя назвать классной, доброй, общительной, меня грела мысль, что я, по крайней мере, эффективна. И интеллигентна. Но изученная литература показывала, что, сколь бы умна я ни была, это не идет ни в какое сравнение с тем, какой я могла бы быть, если бы всего этого со мной не случилось. И у меня снова возникали вопросы. Может быть, мои предложения не принимали именно по этой причине? И поэтому начальник меня не уважал? Поэтому мне приходилось выполнять черную работу на заднем плане?
Мне приходилось заботиться о собственных родителях, и это давало мне иллюзию контроля – я была твердо убеждена: если буду достаточно бдительна, катастрофу удастся предотвратить. Но состояние моего здоровья показывало: я ошибалась. Именно бдительность меня и погубила.
Когда я работала в «Этой американской жизни», один из моих коллег, Дэвид Кестенбаум, сделал материал о том, существует ли в реальности свобода воли. Он рассказывал о друге, который катался на коньках, упал, ударился головой и на время потерял память. Очнувшись на носилках, он спросил, что случилось. Жена ответила: «Ты упал и ударился головой». На что он сказал: «Не так мне хотелось уйти со льда». Но через минуту он полностью забыл об этом разговоре. Он снова спросил, что случилось. Жена ответила, а он снова и снова повторял свою шутку: «Не так мне хотелось уйти со льда». «Не так мне хотелось уйти со льда». «Не так мне хотелось уйти со льда». Очень типичный симптом потери краткосрочной памяти. Пациенты снова и снова повторяют те же истории, шутки и вопросы, причем теми же словами и с той же интонацией, как заезженная пластинка.
Надо признать, что наш мозг по своей операционной траектории мало чем отличается от большинства клеток: стимул, реакция. Мозг – механический объект, запрограммированный определенным образом: на определенный стимул всегда будет одна
