Анна Фрейд - Теория и практика детского психоанализа
Такое же превращение повторялось у этой пациентки еще несколько раз в процессе лечения. Когда она впадала после освобождения с помощью анализа от своего очень тяжелого невроза навязчивости в другую крайность, в «испорченность» или в перверсию, то у меня не было другого выхода, кроме как вновь воссоздать невроз и восстановить в правах исчезнувшего уже «черта»; разумеется, я делала это всякий раз в меньшем объеме и с большей осторожностью и мягкостью, чем это делалось первоначально, пока я, наконец, не добилась того, что ребенок мог придерживаться середины между этими двумя крайностями.
Я не остановилась бы так подробно на этом примере, если бы все вышеописанные отношения при детском анализе не были так ясно выражены в нем: слабость детского эго-идеала, зависимость его требований, а следовательно, и невроза от внешнего мира, его неспособность одержать без посторонней помощи освобожденные импульсы и вытекающая из этого необходимость для аналитика обладать авторитетом в воспитательном отношении[2]. Следовательно, деятельность аналитика объединяет в себе две трудные и противоречащие друг другу задачи: он должен анализировать и воспитывать, то есть должен в одно И то же время позволять и запрещать, разрывать и вновь связывать. Если это ему не удается, то анализ становится для ребенка индульгенцией, позволяющей ему делать все, что считается в обществе недозволенным. Если же разрешение этих задач удается аналитику, то он коррегирует неудачное воспитание и анормальное развитие и дает возможность ребенку или тем, кто решает судьбу ребенка, исправить сделанные ошибки.
Вы знаете, что в конце анализа со взрослым пациентом мы не принуждаем его к здоровью. Он сам решает, что ему делать. От него зависит, захочет ли он еще раз проделать путь, приведший его к неврозу, позволит ли ему развитие его эго пойти противоположным путем всеобъемлющего удовлетворения своих влечений или же ему удастся найти средний путь между этими двумя, Осуществить истинный анализ скрывающихся в нем сил. Точно так же мы не можем заставить родителей маленькой пациентки обращаться более благоразумно с выздоровевшим ребенком. Детский анализ не защищает ребенка от вреда, который может быть ему причинен в будущем. Он оперирует, главным образом, с прошлым. Конечно, он создает таким образом лучшую, расчищенную почву для будущего развития.
Я полагаю, что из вышеизложенного становится ясным важное указание относительно показаний к детскому анализу. Показание это диктуется не только определенным заболеванием ребенка. Детский анализ распространяется прежде всего на среду психоаналитиков, он должен ограничиться пока детьми аналитиков, анализируемых и родителей, которые относятся к анализу с определенным доверием и уважением. Только в такой среде можно будет без резких движений перевести аналитическое воспитание, имеющее место во время лечения, в домашнее воспитание. Там, где анализ ребенка не может органически сблизиться с его другой жизнью, а проникает в другие сферы как инородное тело и нарушает их, там анализ вызовет у ребенка еще больше конфликтов по сравнению с теми, от которых его освободит.
Я боюсь, что это утверждение разочаровало тех из вас, кто был уже готов отнестись к детскому анализу с некоторым доверием.
Открыв вам столько, трудностей детского анализа, я не хотела бы закончить эти лекции, не сказав в нескольких словах о больших возможностях, которые имеет, несмотря на все трудности, детский анализ и даже о некоторых его преимуществах перед анализом взрослых пациентов. Я вижу прежде всего три такие возможности.
У ребенка мы можем добиться совсем иных изменений характера, чем у взрослого. Ребенок, который под влиянием своего невроза пошел по пути анормального развития характера, должен проделать лишь короткий обратный путь, чтобы снова попасть на нормальную и соответствующую его истинной сущности дорогу. Он не построил еще на этом пути, подобно взрослому, всю свою жизнь, не избрал себе профессии под влиянием аномального развития, не установил дружеских или любовных отношений. При «анализе характера» взрослого мы должны собственно разобрать всю его жизнь, сделать невозможное, а именно: аннулировать поступки, не только осознать их влияние, но и упразднить его, если мы хотим иметь действительный успех. Следовательно, в этом вопросе анализ ребенка имеет много преимуществ перед анализом взрослых.
Вторая возможность касается воздействия на суперэго. Смягчение его строгости является, как вы знаете, одним из требований, предъявляемых к анализу невроза. Здесь, однако, анализ взрослых пациентов встречает наибольшие затруднения; он должен вести борьбу с самыми старыми и самыми важными объектами привязанности индивида, с родителями, которых он интроецировал путем отождествления. Память о них хранится в большинстве случаев с благоговением, и поэтому тем труднее бороться с ними. При детском анализе, как вы уже видели, мы имеем дело с живыми, реально существующими во внешнем мире лицами. Если к работе, ведущейся изнутри, добавить еще работу извне, если мы попытаемся видоизменить с помощью аналитического влияния не только существующее уже отождествление, но если наряду с этим мы постараемся видоизменить с помощью обычного человеческого воздействия также и реальные объекты, то эффект получится полный и поразительный.
То же самое относится и к третьему пункту. При работе со взрослыми мы должны ограничиться тем, что помогаем им приспособиться к окружающей среде. Мы не имеем ни намерения, ни возможности преобразовать эту среду соответственно его потребностям, при детском же анализе мы легко можем сделать это. Потребности ребенка проще, их легче понять и удовлетворить наши возможности в соединении с возможностями родителей бывают при благоприятных условиях вполне достаточны, чтобы из каждой ступени лечения ребенка и улучшения его состояния доставлять ему все или почти все из того, что ему необходимо. Таким образом, мы облегчаем ребенку приспособление, пытаясь приспособить окружающую среду к нему. И в данном случае мы проделываем двойную работу: изнутри и извне.
Я полагаю, что благодаря наличию трех этих моментов мы добиваемся в детском анализе — несмотря на вышеперечисленные трудности — такого изменения характера, такого улучшения и выздоровления, о котором мы не можем и мечтать при анализе взрослых.
Я готова к тому, что присутствующие здесь практические аналитики после всего вышеизложенного скажут: то, что я проделываю с детьми, настолько отступает от общепринятых правил психоанализа, что уже не имеет с ним ничего общего. Это «дикий» метод, который заимствует все у анализа, но не следует строгим аналитическим предписаниям. Но представьте себе такое положение: вообразите, что во время приема к вам приходит взрослый невротик и просит вас взять его на излечение; после более подробного ознакомления оказывается, что его влечения, его интеллект так же мало развиты, зависят в такой же степени от окружающей среды, как и у моих маленьких пациентов. Тогда вы, вероятно, сказали бы: «Фрейдовский анализ является прекрасным методом, но он не создан для таких людей». И вы применили бы к нему комплексное лечение, вы вели бы чистый анализ постольку, поскольку это соответствовало бы его сущности, в остальном вы воспользовались бы детским анализом, потому что лучшего он и не заслуживает в соответствии с его инфантильным характером.
Я думаю, что аналитический метод — предназначенный для определенного объекта, для взрослого невротика — нисколько не пострадает, если мы попытаемся применить его в модифицированном виде к другим объектам. Если кто-нибудь захочет найти иное применение психоанализа, не следует ставить ему это в упрек. Следует только всегда знать, что делаешь.
3. ЭГО И МЕХАНИЗМЫ ЗАШИТЫ
Теория защитных механизмовЭго как точка наблюдения
Определение психоанализа. В развитии психоаналитической науки были периоды, когда теоретическое исследование индивидуального эго было не слишком популярным. Многие аналитики считали, что в анализе ценность научной и терапевтической работы прямо пропорциональна глубине затрагиваемых психических слоев. Всегда, когда интерес смещался от глубоких к более поверхностным психическим слоям, то есть всегда, когда исследование отклонялось от ид к эго, возникало ощущение, что это начало отхода от психоанализа в целом. Считалось, что термин «психоанализ» должен быть соединен для новых открытий, относящихся к бессознательной психической жизни, например к исследованию подавленных инстинктивных импульсов, аффектов и фантазий. Такими же проблемами, как приспособление детей и взрослых к внешнему миру, такими понятиями, как здоровье и болезнь, добродетель и порок, психоанализ не занимается. Он должен посвятить свои исследования исключительно детским фантазиям, сохранившимся во взрослой жизни, воображаемому удовлетворению и ожидаемому в качестве возмездия за него наказанию.