Остроумие и его отношение к бессознательному - Зигмунд Фрейд
Устремления остроумия легко обозреть. Там, где шутка не является самоцелью, то есть там, где не безобидна, она служит всего двум намерениям, которые вдобавок могут быть объединены в одну точку зрения: она является либо враждебной (нападки, сатира, оборона), либо скабрезной (обнажение неприглядного). Особо отметим, что техническая разновидность остроумия – будет это словесная шутка или шутка по смыслу – не имеет никакого отношения к указанным намерениям.
Гораздо подробнее следует изложить, каким образом остроумие служит выражению этих намерений. Я хотел бы при этом начать не с враждебной, а с обнажающей остроты, которая гораздо реже удостаивалась изучения (как будто отрицательное отношение к материалу исследования переносилось на сам предмет исследования). Мы не позволим ввести себя в подобное заблуждение, так как быстро выявляется пограничный вид остроумия, который обещает привести к разъяснению многих неясностей.
Известно, что под «сальностью» понимается умышленное подчеркивание в речи сексуальных обстоятельств и отношений. Пока это определение не более основательно, чем другие. Доклад об анатомии половых органов или о физиологии совокупления не имеет, несмотря на данное определение, ни одной точки соприкосновения с сальностью. Следует также помнить, что сальность предназначается определенному лицу, которое вызывает у рассказчика половое возбуждение и которое при выслушивании сальности должно узнать об этом и само испытать сексуальное возбуждение. Вместо этого оно может устыдиться или смутиться, предъявить реакцию на возбуждение и таким окольным путем признать его наличие. То есть сальность первоначально направлена на женщину и должна быть приравнена к попытке совращения. Если мужчина затем забавляется в мужском обществе, рассказывая или выслушивая сальности, то тем самым он одновременно наслаждается исходной ситуацией, которая не может быть воспроизведена. Кто смеется над услышанной сальностью, тот смеется как очевидец сексуальной агрессии.
Сексуальное начало, которое образует содержание сальности, охватывает не только признаки отличия одного пола от другого. Еще оно опирается на то общее между обоими полами, на что распространяется стыд, следовательно, на экскрементальное во всей полноте этого слова. Таково значение сексуальности в детском возрасте, когда в представлении ребенка существует только клоака, внутри которой сексуальное и экскрементальное содержание слабо или вовсе не отделены одно от другого[102]. Повсюду в области психологии неврозов сексуальное замыкается на экскрементальном; оно понимается в прежнем, инфантильном смысле.
Сальность как бы обнажает человека противоположного пола, против которого она направлена. Скабрезные слова вынуждают собеседника воображать соответствующую часть тела или физиологическое отправление и показывают, что и говорящий воображает то же самое. Нет сомнения, что первоначальным мотивом сальности является удовольствие, испытываемое от рассматривания сексуального в обнаженном виде.
Для нашего объяснения будет полезно вернуться к самым основам. Желание воочию увидеть органы, отличающие один пол от другого, является одним из основополагающих элементов нашего либидо. Оно само по себе служит, быть может, заменой чему-то и восходит к предполагаемому первичному удовольствию, испытываемому от соприкосновения с сексуальным. Как часто бывает, рассматривание заменяет собой ощупывание[103]. Либидо рассматривания и ощупывания присутствует у каждого индивидуума в двояком виде – в активном и пассивном, в мужском и женском; та или иная форма преобладает в зависимости от полового характера. У маленьких детей часто наблюдается стремление к самообнажению. Там, где оно не преодолевается в зародыше и не подавляется, это стремление развивается у взрослых мужчин в перверсию, известную как эксгибиционизм. У женщины пассивное эксгибиционистское стремление почти всегда скрадывается сильным реактивным образованием – сексуальной стыдливостью, но все же сохраняет для себя лазейки в фасонах дамских нарядов. Остается только указать, что допустимые для женщины пределы эксгибиционизма растяжимы и меняются в зависимости от внешних условий и обстоятельств.
У мужчины это стремление продолжает существовать в высокой степени как составная часть либидо, оно как бы предвещает вступление в половой акт. Если это стремление дает о себе знать при первом приближении к женщине, то оно должно опираться на два мотива: во‐первых, на желание заявить о себе женщине; во‐вторых, на упование посредством разговора и создания определенного настроения вызвать в самой женщине ответное возбуждение и разбудить в ней влечение к пассивному эксгибиционизму. Ухаживание – еще не сальность, но оно в конце концов переходит в сальность. Там, где готовность женщины выявляется быстро, сальный разговор короток и тотчас уступает место сексуальному действию. Иначе обстоит дело, когда нельзя рассчитывать на быструю готовность женщины, когда вместо этой готовности проявляет себя оборонительная реакция. Тогда сексуально возбуждающий разговор, каким является сальность, становится самоцелью. Но поскольку сексуальная агрессия тормозится в своем развитии до полового акта, то она не спешит вызывать возбуждение и извлекает удовольствие от вида признаков такого возбуждения у женщины. Агрессия также изменяет при этом собственный характер – в том же смысле, в каком изменяет его всякое либидозное побуждение, наталкиваясь на препятствие: она становится откровенно враждебной, жестокой и, чтобы убрать препятствие, призывает на помощь садистские элементы полового влечения.
Неподатливость женщины является, следовательно, первым условием возникновения сальности (конечно, она обозначает всего-навсего отсрочку и не предполагает безнадежности дальнейшего домогательства). Идеальный случай такого сопротивления женщины наблюдается при одновременном присутствии другого мужчины, третьего участника разговора, поскольку здесь немедленная податливость женщины безусловно исключается. Этот третий тотчас приобретает особую значимость для расточения сальностей. Однако нельзя не принимать во внимание присутствие самой женщины. У простолюдинов или в трактире для мелкого люда можно наблюдать, как приближение кельнерши или трактирщицы вызывает поток сальностей. На более высокой общественной ступени заметно противоположное: приближение женщины обрывает сальные разговоры. Мужчины приберегают этот вид беседы, который первоначально предполагает присутствие пристыженной женщины, до той поры, когда они останутся «в холостом обществе». Постепенно место женщины занимает зритель, ныне слушатель, то есть инстанция, для которой и предназначена сальность, а та благодаря такому превращению уже приближается к сущности остроты.
Наше внимание далее может быть обращено на два фактора: на роль третьего, или слушателя, и на содержание самой сальности.
Для тенденциозной остроты нужны в общем случае три лица: кроме говорящего, требуются слушатель, объект для враждебной или сексуальной агрессивности, и третье лицо, с помощью которого достигается цель остроты – извлечение удовольствия. Более глубокое обоснование этих соотношений будет предложено ниже, пока лишь отметим тот факт, что по поводу шутки смеется не тот, кто острит (следовательно, не он получает удовольствие), а бездеятельный слушатель. В таком же отношении находятся все три лица при произнесении сальности. Этот процесс можно описать так: поскольку удовлетворение в близости с женщиной откладывается, либидозное побуждение первого лица перетекает во враждебность против второго и призывает в союзники
