Абрахам Маслоу - Новые рубежи человеческой природы
Человек с компульсивно-обсессивным неврозом, о котором я говорил раньше, в предельном случае не может играть. Он не может позволить событиям идти своим чередом. Такой человек склонен, например, избегать вечеринок, потому что он очень благоразумен, а на вечеринке полагается немного дурачиться. Такой человек боится расслабиться, потому что тогда его самоконтроль ослабеет, а для него это большая опасность — ему необходимо постоянно контролировать себя. Такой человек, вероятно, ужасно трудно поддается гипнозу. Его, вероятно, пугает анестезия, как и любая иная потеря полного сознания. Такие люди стараются вести себя достойно, дисциплинированно, сознательно, рационально даже на вечеринке, где это вовсе не требуется. Теперь должно быть ясно, что я имею в виду, когда говорю, что человек, чувствующий себя достаточно комфортно со своим бессознательным, способен позволить событиям идти своим чередом: быть немного сумасшедшим на вечеринке, дурачиться, участвовать в розыгрышах и наслаждаться этим, наслаждаться своим небольшим сумасшествием, находящимся, однако, "на службе Эго", по выражению упомянутого психоаналитика. Это похоже на сознательную, добровольную регрессию — взамен стремления постоянно сохранять достоинство и самоконтроль (о таких говорят: он выступает, даже когда сидит на стуле).
Возможно, я могу еще кое-что добавить об открытости по отношению к бессознательному. Вся психотерапия, в том числе самотерапия, и самопознание трудны именно потому, что для большинства из нас сознательное и бессознательное разделены стеной. Как согласовать эти два мира: психический мир и мир реальный? Вообще, процесс психотерапии — это медленное, осуществляемое шаг за шагом, с помощью специалиста, соприкосновение с верхними слоями бессознательного. Когда они проявляются, выясняется, что человек может их принять и ассимилировать, что они в конечном счете не столь опасны, не столь ужасны. Затем следующие слои один за другим включаются в тот же процесс, человек сталкивается с тем, чего он ужасно боится, и, столкнувшись, обнаруживает, что с самого начала нечего было бояться. Он боялся потому, что смотрел на это глазами ребенка, каким он привык быть. То, чего ребенок боялся, по-своему ошибочно истолковывал и подавлял, было вытеснено за рамки основанного на здравом смысле обучения, опыта и взросления, и оставалось вытесненным, пока его "не вытащили наружу" с помощью специальной процедуры. Сознательное начало должно быть достаточно сильным, чтобы отважиться на дружелюбное отношение к "врагу".
Параллель сказанному можно обнаружить в складывавшихся на протяжении истории отношениях между мужчинами и женщинами. Я полагаю, что мужчины боялись женщин и добивались господства над ними во многом по тем же (неосознаваемым) причинам, по которым они боялись своих первичных процессов. Представители психодинамического направления склонны думать, что многое в отношениях мужчин к женщинам определяется тем, что женщины напоминают мужчинам их собственное бессознательное, собственную женственность, мягкость, нежность и т. п. И потому борьба с женщинами или стремление контролировать их, умалять их достоинство — это часть усилий, направленных на контроль над бессознательными силами, находящимися внутри каждого из нас. Между боязливым хозяином и оскорбленной рабыней невозможна подлинная любовь. Только став достаточно сильными, достаточно уверенными в себе и достаточно цельными, мужчины оказываются способны выносить и, в конечном счете, получать наслаждение от самоактуализирующихся женщин — женщин, являющихся полноценными людьми. Но мужчина в принципе не может самореализоваться без такой женщины. Поэтому сильные мужчины и сильные женщины есть условие друг друга, ибо они не могут существовать друг без друга. Они служат причиной друг друга, ибо женщины растят мужчин, а мужчины растят женщин. И в конечном итоге служат наградой друг для друга. Если ты достаточно хороший мужчина, то именно такую женщину ты получишь и именно такую женщину ты заслуживаешь. А теперь, возвращаясь к нашей параллели, отметим: здоровые первичные процессы и здоровые вторичные процессы, то есть здоровая фантазия и здоровая рациональность, нуждаются в помощи друг друга, с тем чтобы слиться, достигнув подлинной интеграции.
Наши знания о первичных процессах первоначально были получены в исследованиях сновидений, фантазий и невротических процессов, затем — психотических болезненных процессов. Мало-помалу эти знания освобождались от ореола патологии, иррациональности, незрелости и примитивности в дурном смысле слова. Только недавно мы вполне осознали (благодаря исследованиям душевно здоровых людей, творческого процесса, игры, эстетического восприятия, смысла здоровой любви, здорового роста и становления, здорового воспитания), что в каждом человеке заключены поэт и инженер, рациональное и нерациональное, ребенок и взрослый, мужское начало и женское, психический мир и мир природы. Постепенно мы поняли, что теряем, стараясь каждый день быть только и исключительно рациональными, только "научными", только благоразумными, только практичными, только ответственными. Лишь теперь приобретаем мы полную уверенность в том, что цельная, вполне развившаяся, вполне зрелая личность должна открываться себе одновременно на обоих этих уровнях. Подход, согласно которому бессознательная сторона человеческой природы считается больной, а не здоровой, ныне явно — устарел. Так думал в свое время З. Фрейд, но мы теперь учимся другому: тому, что полное здоровье означает открытость себе на всех уровнях. Мы не можем более называть какую-то сторону самих себя "злой" (в противоположность "доброй"), низшей (в противоположность высшей), своекорыстной (в противоположность бескорыстной), животной (в противоположность человеческой). Тенденция к такой дихотомии сохранялась на протяжении человеческой истории, в частности, истории западной цивилизации и наиболее явственно — истории христианства. Но мы больше не можем разделять себя на пещерного человека и цивилизованного, на дьявола и святого. Мы можем теперь считать это незаконной дихотомией, незаконным "или-или", где сам процесс расщепления и дихотомизации создает, можно сказать, больное сознание и больное бессознательное, больную рациональность и больные побуждения. (Рациональность вполне может быть болезнью, в чем можно убедиться, наблюдая телевизионные викторины. Я слышал об одном бедняге, специалисте по древней истории, который зарабатывал на них большие деньги. Он рассказал кому-то, что добивается этого благодаря тому, что запомнил весь кембриджский учебник древней истории: начал с первой страницы, постепенно продвигался дальше и теперь знает каждую дату и имя в этом учебнике. Бедняга! У 0'Генри есть рассказ о человеке, решившем, что раз энциклопедия охватывает все знания, незачем ходить в школу, а надо просто выучить энциклопедию. Он начал с буквы А, потом перешел к буквам В, С и т. д. Вот вам патологическая рациональность.)
Раз мы преодолеваем и разрешаем эту дихотомию, раз можем связать ее противостоящие компоненты в то единство, в каком они изначально находятся, например, в здоровом ребенке, в здоровом взрослом или в наиболее творческих людях, то можно признать, что сама по себе дихотомизация или расщепление является патологическим процессом. И тогда появляется возможность окончания внутренней "гражданской войны", что и происходит у людей, которых я называю самоактуализирующимися. Это именно то, что мы обнаруживаем у психологически здоровых людей. Когда мы отбираем среди населения один процент или долю процента наиболее здоровых людей, оказывается, что эти люди, иногда с помощью психотерапии, иногда без нее, умеют соединить два рассмотренных мира и жить комфортно в обоих. Я описал психологически здорового человека как обладающего здоровой "детскостью". Это трудно выразить словами, потому что "детскость" обычно трактуется как противоположность зрелости. Если утверждать, что наиболее зрелые люди похожи на детей, то это звучит как противоречие, хотя в действительности эта не так. Пожалуй, здесь можно вспомнить пример с вечеринкой, приведенный ранее. Наиболее зрелые люди умеют веселиться лучше других. Думаю, в этом наиболее адекватно выражается то, что я обсуждаю. Эти люди могут осуществлять регрессию по своей воле, становиться похожими на детей, играть с ними, достигать близости с ними. Не случайно дети обычно любят таких людей, способных регрессировать к детскому уровню, и тянутся к ним. Непроизвольная регрессия — это, конечно, очень опасная вещь. Однако регрессия произвольная — примета, видимо, очень здоровых людей.
Какие можно дать практические советы по достижению описанного слияния, я, собственно, не знаю. Единственный известный мне конкретный путь достижения такого внутриличностного слияния — это психотерапия. Это не слишком практичный и не слишком вдохновляющий совет. Есть, правда, возможность самоанализа и самотерапии. Всякий метод, углубляющий знание человека о себе, должен в принципе увеличить его креативность, делая доступным источники фантазии в собственных глубинах, игру идеями, позволяя отрываться от земли, уходить от здравого смысла. Здравый смысл означает жизнь в мире, каков он есть в данный момент, но творческим людям не нравится нынешний мир, и они хотят сотворить другой. А чтобы быть способными сделать это, они должны уметь отрываться от земли, запускать воображение, фантазировать, увлекаться и даже безумствовать. Практический совет, который я могу дать тем, кто занимается работой с творческими кадрами, состоит просто в том, чтобы выявлять таких людей, привлекать их и держаться за них.
