Абрахам Маслоу - Новые рубежи человеческой природы
Я думаю, здесь может быть полезно рассмотрение бессознательных процессов, которые психоаналитики называют "первичными" и "вторичными" процессами. Трудно, конечно, вносить порядок в хаос и рационально упорядочивать иррациональное, но приходится. Нижеследующие рассуждения повторяют то, о чем мне уже приходилось писать.
Интересующие нас первичные процессы, эти бессознательные процессы познания, то есть восприятия мира и мышления, весьма отличаются от законов здравого смысла и хорошей логики, от процессов, которые психоаналитик называет "вторичными", и в которых мы логичны, благоразумны и реалистичны. Когда вторичные процессы отделяются стеной от первичных, то страдают и те, и другие. Предельный случай, когда имеет место полное отделение логики, здравого смысла и рациональности от глубинных слоев личности, мы наблюдаем у человека с компульсивно-обсессивным неврозом, человека навязчиво-рационального, который вообще не может жить в мире эмоций. Он не знает, влюблен он или нет (ведь любовь нелогична), он не может даже позволить себе часто смеяться (ведь смех не является чем-то логичным, рациональным и благоразумным). Когда первичные и вторичные процессы разделены, когда личность расщеплена, вы получаете нездоровую рациональность и нездоровые первичные процессы. Вторичные процессы, изолированные от первичных, оказываются во многом обусловлены страхами и фрустрацией, во многом предстают как система защит, подавлении и контроля, примирения и хитрых тайных компромиссов с фрустрирующим и опасным физическим и социальным миром, который является единственным источником удовлетворения потребностей и заставляет очень дорого платить за это. Такое нездоровое сознание, или эго, или Я осознает только то и живет только тем, что воспринимает в качестве законов природы и общества. Это означает своего рода слепоту. Человек с компульсивно-обсессивным неврозом не только лишается многих радостей жизни, но и становится слепым ко многому в самом себе, в других людях и даже в природе. Он оказывается слеп ко многому в природе даже будучи ученым. Правда, такие люди могут успешно делать дела, но мы как психологи прежде всего должны спросить: какой ценой? Ведь такой человек несчастлив. И, во-вторых, услышав, что делаются дела, мы спрашиваем: какие дела? Стоит ли их делать?
С наиболее показательным из виденных мною случаев компульсивно-обсессивного невроза мне пришлось столкнуться в лице одного из моих старых профессоров. Это был очень бережливый человек. Он сохранял все прочитанные в свое время газеты, связав их по неделям. Насколько я помню, газеты за каждую неделю перевязывались красной тесемочкой, а затем все связки месяца складывались вместе и перевязывались желтой тесемочкой. Жена профессора говорила мне, что у него расписано меню завтраков на каждый день. В понедельник полагался апельсиновый сок, во вторник — овсяная каша, в среду — чернослив, и не дай бог, если жена предложит чернослив в понедельник. Профессор хранил использованные бритвенные лезвия, аккуратно упаковывая их и следя за наличием этикеток. И в лаборатории, помнится, он с первого же дня все снабжал этикетками (что такие люди часто делают). Он все привел в порядок и повсюду наклеил этикетки. Я помню, как он в течение нескольких часов пытался пристроить этикетку к маленькому зонду, где для нее вообще не было места. А однажды я поднял крышку пианино в его лаборатории и увидел там наклейку с надписью "Пианино". Такого рода человек всегда обеспокоен и очень несчастен. Что же касается того, что он делает, то я возвращаюсь к поднятому выше вопросу. Эти люди делают дело, но что это за дело? Обладает ли оно ценностью? Иногда обладает, а иногда — нет. К сожалению, многие из наших ученых принадлежат к этому типу. Получается так, что в научной работе занудливый характер может быть очень полезен. Такой человек может, например, на протяжении двенадцати лет корпеть над рассечением ядра одноклеточного организма, проявляя терпение, настойчивость, упрямство и стремление к познанию. Обществу такие люди часто могут быть полезны.
Первичные процессы, изолированные от сознания, наполненные страхами — это болезнь. Но они не обязательно должны быть болезненными. Из глубины мы воспринимаем мир через призму желаний, страхов и удовлетворения. Вероятно, полезно будет подумать о том, как маленький ребенок смотрит на мир, на себя и на других людей. В его логике нет отрицаний, нет противоречий, нет расщепленных идентичностей, нет противоположностей, нет взаимного исключения. Аристотелева логика не существует для первичных процессов. Они независимы от контроля, табу, дисциплины, торможений, отсрочек, планирования, подсчетов, возможности или невозможности. Над ними не властны время и пространство, последовательность, причинность, порядок или законы физического мира. Они протекают в мире, совершенно ином. Когда первичный процесс оказывается перед необходимостью уйти от осознания чего-либо, чтобы сделать ситуацию менее угрожающей, он может соединить несколько объектов в один (как это происходит в сновидениях); может перенести эмоции с их истинных объектов на другие, более безобидные; может затемнять ситуацию посредством символизации; может быть всемогущим, вездесущим, всеведущим. (Снова вспомним о сновидениях. Все, о чем я говорю, применимо к ним.) Ему незачем заботиться о действиях, так как он может достичь требуемого состояния без действий, просто с помощью фантазии. Для большинства людей этот процесс является до-вербальным, очень конкретным, близким к непосредственному переживанию и обычно — визуально-наглядным. Он вне ценностей, вне морали, вне этики, вне культуры. Он предшествует добру и злу. Ныне у большинства цивилизованных людей именно в силу расщепления вторичных и первичных процессов последние обычно выступают как ребяческие, незрелые, безумные, опасные, угрожающие. Как вы помните, я привел пример человека, полностью подавившего первичные процессы, полностью изолировавшего бессознательное. Характер болезни этого человека я описал выше.
Человек, у которого вторичные процессы контроля, рассудка, упорядочения, логики полностью разрушены — болен шизофренией.
Думаю, видно, к чему я веду. Здоровая личность, и особенно здоровая творческая личность, каким-то образом осуществляет слияние и синтез первичных и вторичных процессов, сознательного и бессознательного, глубинного Я и сознательного Я и делает это изящно и эффективно. Определенно можно утверждать, что такой синтез возможен, хотя и не очень распространен. Безусловно, можно содействовать этому процессу с помощью психотерапии; глубокая и продолжительная психотерапия может быть особенно полезна. При описываемом слиянии первичные и вторичные процессы, принимая участие друг в друге, меняют свой характер. Теперь бессознательное не страшно. Такой человек может жить со своим бессознательным, или, можно сказать, со своей ребячливостью, фантазией, воображением, исполнением своих желаний, со своей женственностью, поэтичностью, своим сумасшествием. По меткому выражению одного психоаналитика, такой человек способен на "регрессию, находящуюся на службе Эго". Это произвольная регрессия. Креативность такого человека находится в его распоряжении, доступна ему, и этим он представляет для нас интерес.
Человек с компульсивно-обсессивным неврозом, о котором я говорил раньше, в предельном случае не может играть. Он не может позволить событиям идти своим чередом. Такой человек склонен, например, избегать вечеринок, потому что он очень благоразумен, а на вечеринке полагается немного дурачиться. Такой человек боится расслабиться, потому что тогда его самоконтроль ослабеет, а для него это большая опасность — ему необходимо постоянно контролировать себя. Такой человек, вероятно, ужасно трудно поддается гипнозу. Его, вероятно, пугает анестезия, как и любая иная потеря полного сознания. Такие люди стараются вести себя достойно, дисциплинированно, сознательно, рационально даже на вечеринке, где это вовсе не требуется. Теперь должно быть ясно, что я имею в виду, когда говорю, что человек, чувствующий себя достаточно комфортно со своим бессознательным, способен позволить событиям идти своим чередом: быть немного сумасшедшим на вечеринке, дурачиться, участвовать в розыгрышах и наслаждаться этим, наслаждаться своим небольшим сумасшествием, находящимся, однако, "на службе Эго", по выражению упомянутого психоаналитика. Это похоже на сознательную, добровольную регрессию — взамен стремления постоянно сохранять достоинство и самоконтроль (о таких говорят: он выступает, даже когда сидит на стуле).
Возможно, я могу еще кое-что добавить об открытости по отношению к бессознательному. Вся психотерапия, в том числе самотерапия, и самопознание трудны именно потому, что для большинства из нас сознательное и бессознательное разделены стеной. Как согласовать эти два мира: психический мир и мир реальный? Вообще, процесс психотерапии — это медленное, осуществляемое шаг за шагом, с помощью специалиста, соприкосновение с верхними слоями бессознательного. Когда они проявляются, выясняется, что человек может их принять и ассимилировать, что они в конечном счете не столь опасны, не столь ужасны. Затем следующие слои один за другим включаются в тот же процесс, человек сталкивается с тем, чего он ужасно боится, и, столкнувшись, обнаруживает, что с самого начала нечего было бояться. Он боялся потому, что смотрел на это глазами ребенка, каким он привык быть. То, чего ребенок боялся, по-своему ошибочно истолковывал и подавлял, было вытеснено за рамки основанного на здравом смысле обучения, опыта и взросления, и оставалось вытесненным, пока его "не вытащили наружу" с помощью специальной процедуры. Сознательное начало должно быть достаточно сильным, чтобы отважиться на дружелюбное отношение к "врагу".
