Брене Браун - Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить
Я спросила ее, смотрела ли она детский мультфильм Flushed Away («Смывайся!»). Она подумала с минуту, прокрутив в голове мультфильмы, которые смотрела с внуками, и ответила:
– Нет. Кажется, нет. А про что он?
– Он про привилегированную крысу Родди, которая живет жизнью домашнего любимца в престижном пентхаусе в Лондоне. Когда семья уезжает в отпуск, Родди вылезает из своей шикарной клетки и гуляет по дому. Он надевает смокинг и разъезжает на автомобиле куклы Барби а-ля Джеймс Бонд. Он англичанин и говорит на безупречном английском. Он смотрит телевизор и играет в игрушки. Он очень добросовестный и трудолюбивый. Он поддерживает безупречный порядок и осторожен с вещами. Однажды, когда семья все еще была в отъезде, в доме засорился сток, и ужасная канализационная крыса выскочила из кухонной раковины. Крысу зовут Сидней. У него большое обвисшее брюхо, джинсы рваные, потертая кожаная куртка. Пальцы у него на лапах торчат из старых кроссовок, у него длинные, грязные когти. Он настоящий хулиган. У него постоянная отрыжка. Он испражняется прямо на пол. Он постоянно вынюхивает сыр и жрет. Он отвратителен. И он громит дом.
Родди, домашняя крыса, пытается смыть его в унитаз, но эта хулиганская крыса Сидней сам смывает Родди прямо в лондонскую канализацию. Остальная история вполне предсказуема. Родди учится быть менее чопорным, заводит друзей, борется с плохими парнями и т. д. Суть в том, что канализационная крыса все разрушает.
Диана поняла, о чем я, и спросила, не встречала ли я канализационных крыс в последнее время. Я рассказала о соседке с глазурью, сливочном соусе и нашем глупом бюджете.
– Просто для уточнения, – сказала она. – А твоя соседка по номеру была канализационной крысой или нарушителем?
Мне пришлось подумать минутку.
– Она – и то и другое. И это хуже всего.
Диана сказала, что ей нужно лучше понять оба термина, так что я пустилась в объяснения.
– Канализационная крыса плюет на правила и не бережет чужие вещи. Нарушитель тоже не соблюдает правила, но он еще и высмеивает тех, кто их соблюдает. Он презирает правила и насмехается над ними и над людьми вроде меня, которые соблюдают правила. Например, моя подруга в колледже встречалась с парнем, который был таким нарушителем. Как-то мы взяли багги на пляже, а на пункте проката было написало: «Не высовывайте руки и ноги из багги». Конечно, как только мы выехали со стоянки, он свесил ногу за борт. Я посоветовала ему прекратить, но он только рассмеялся: «О, конечно, не высовывайте ноги. Брене же у нас багги-полицейский!» Через десять минут багги опрокинулся, парень сломал лодыжку, и мы провели пять часов в больнице. Всем было его жалко, кроме меня. Я считала его дураком.
Диана сказала:
– Ясно. Кажется, теперь я понимаю разницу. Итак, давай поговорим о соседке по номеру. Думаешь, она смеялась над тобой?
Я понимала, куда она клонит, и не хотела, чтобы все закончилось обсуждением того, что я приняла инцидент на свой счет и слишком близко к сердцу. Я перешла к перекрестному исследованию:
– Она смеялась над правилами и нарушала их, хотя я ей продемонстрировала, что для меня они важны. Получается, она смеялась над тем, что важно для меня. А это то же самое, что смеяться надо мной.
«Я смотрела все эпизоды сериала «Закон и порядок». Не надо меня успокаивать».
– Я поняла, – глубоко вздохнув, сказала Диана и замолчала.
Я не нападала. Я тоже сделала глубокий вдох и замолчала. Для этой игры нужны двое.
Диана спросила:
– Как думаешь, а возможно, что твоя соседка по комнате на самом деле старалась в те выходные?
«Ты шутишь, что ли?» Я взбесилась. Окончательно и полностью пришла в ярость. Впервые с тех пор, как мы работали вместе, я не была уверена, что мне нравится Диана и то, что я спрашиваю ее мнение. Я полностью вышла из себя. Я жестикулировала, пока рассказывала о своем происшествии, но теперь покрепче прижала руки к груди и поджала губы. Своим самым спокойным голосом я ответила:
– Нет. Не думаю, что она приложила максимум усилий. Ты считаешь, что она делала все возможное и старалась?
Я отвечала все жестче, а Диана продолжала открывать сердце и ум для такой возможности. Это сводило меня с ума.
– Знаешь, я не уверена. Однако, думаю, в целом люди стараются делать все возможное. Что скажешь?
«Что я думаю? Я думаю, что этот разговор – чистый бред. Вот что я думаю. Я думаю, что мысль о том, что люди очень стараются, тоже полная ерунда. Я не могу поверить, что плачу за это».
Диана прервала мою высокодуховную рефлексию:
– Брене, ты выглядишь сердитой. Что происходит?
Я разжала руки, наклонилась вперед и уперлась локтями в колени. Я посмотрела Диане прямо в глаза и спросила:
– Ты действительно всем сердцем веришь в то, что люди стараются? Или… это то, во что мы должны верить, потому что мы социальные работники? На самом деле. Скажи мне честно.
Я нагнулась к ней так близко, чтобы не упустить, если она вздрогнет. Она улыбнулась, посмотрела на небо, потом кивнула.
«Боже мой. Ты меня разыгрываешь».
– Да. Я действительно считаю, что большинство людей делают все от них зависящее с помощью инструментов, которые есть в их распоряжении. Я считаю, что мы можем расти и становиться лучше, но я также думаю, что большинство из нас действительно стараются.
– Ну здорово. Молодец. Рада за тебя. Я так не думаю.
«Лучше бы и тебе, и тому, кому ты улыбаешься там, пойти кататься на своих единорогах по радуге и оставить нас, простых смертных, наедине со своими страданиям и рубленым бифштексом в кляре».
Потом Диана объявила, что наше время подошло к концу, и впервые за долгое время я была рада услышать это.
«У нас нет ничего общего. Я не понимаю. Она встала на сторону «вытирашки о диван».
Я поплелась к машине и настроилась заехать по делам, прежде чем отправиться домой. Диана за время нашей совместной работы подбросила мне несколько хороших идей, но эта была самой непостижимой и вывела меня из себя. Даже когда я стояла в очереди в банке, я качала головой и раздраженно вздыхала.
Я вернулась в действительность, когда женщина, стоявшая передо мной в очереди у кассы, начала кричать на кассира, который ее обслуживал:
– Этого не может быть! Я не снимала эти средства. Позовите управляющего!
Я стояла всего в нескольких футах позади этой женщины, поэтому все видела и слышала. Это была пожилая белая женщина, на вид лет восьмидесяти, а обслуживающий ее молодой человек был афроамериканцем лет тридцати. Мужчина указал на свою начальницу, которая обслуживала другого клиента. Руководительница была афроамериканкой средних лет.
– Нет! Я хочу другого управляющего! – закричала женщина у кассы.
«Вот так. Она действительно собирается ждать, пока не придет белый руководитель? Что происходит с людьми?»
К этому времени старшая по обслуживанию в зале заметила переполох и подошла. Когда она провожала женщину в свой кабинет, подошла моя очередь к кассе.
– Чем я могу вам помочь? – спросил служащий.
Очевидно обуреваемая демонами, которые выползли во время сеанса, я выпалила:
– Как вы думаете, люди обычно максимально стараются?
Он улыбнулся:
– Вы видели, что только что произошло?
Я кивнула:
– Видела. Ей не понравилось то, что вы ей сказали, и она требовала белого управляющего. Это было ужасно.
Он поднял брови и пожал плечами.
– Да. Ей страшно за свои деньги, – объяснил он.
– Да. Я слышала. Но вернемся к моему вопросу, это прекрасный пример. Как вы думаете, она максимально старается?
Он на мгновение задумался.
– Да. Вероятно. Она просто напугана. Кто знает? – Затем он остановился на минуту: – Вы психиатр?
Он не улавливал сути.
– Нет. Я исследователь. И я не могу поверить, что вы на самом деле думаете, что она старается. В самом деле?
Полностью проигнорировав мой вопрос, он объяснил, что встречался с психиатром, когда вернулся из Ирака. Он сказал, что у его жены была интрижка с их общим знакомым, и это его «выбило из колеи». Мой вопрос сразу потерял значимость, и мы поговорили о его опыте и моих исследованиях еще пару минут. Почувствовав, что очередь позади меня увеличивается, я поблагодарила его и убрала деньги в кошелек.
Когда я повернулась, чтобы уйти, он сказал:
– Дело в том, что мы не можем знать других людей. Возможно, у этой дамы сын-наркоман, который крадет деньги с ее счета, или у мужа болезнь Альцгеймера, он снимает деньги и не помнит об этом. Просто мы не знаем. Люди не похожи на себя, когда напуганы. Возможно, это все, на что они способны в текущий момент.
Хотя я пыталась выдать мысль Дианы за абсурд, в ней было нечто необычное, что меня привлекло и захватило. За последующие три недели я задала этот вопрос примерно сорока людям. Сначала я спросила нескольких коллег и студентов, а потом перешла к участникам предыдущих исследований. Вопрос я задавала простой: «Вы согласны с тем, что в целом люди делают лучшее, на что они способны?»
