Елена Николаева - Кто виноват и что делать? Размышления психолога о природе вины россиянина
С одной стороны, язык – это некоторая деятельность по созданию мысли каждым членом общества. С другой – это огромное произведение, написанное многими поколениями народа данной страны в течение веков. Познавая этот язык, ребенок впитывает и свойственную языку систему описания мира. Именно поэтому малыш, рожденный в африканском племени, получит через язык описание мира, свойственное тем, кто его воспитывает. Оно будет в существенной мере отличаться от тех представлений, которые впитает ребенок, живущий в России. Но и дети, рожденные в России в период Второй мировой войны, через языковые структуры получили иное описание мира, чем дети, жившие в той же России, но в период «перестройки».
Через слово ребенок познает мир, уже воспринятый другими людьми и структурированный таким образом, который доступен человеку на данном этапе развития. Более того, другие люди становятся для него зеркалом, позволяющим понять, кем он является сам.
Ребенок привыкает смотреть на себя глазами других людей, через их оценки, их описания. Спустя некоторое время он сам начинает давать себе подобные оценки и описания. Пользуясь языком, он определит свое место в мире и взаимоотношения с властью, обществом, друзьями, любимыми. Именно поэтому знание другого языка или языков позволяет человеку видеть больше аспектов в событиях, которые кажутся однозначными в понимании того, кто владеет лишь одним языком.
Русский язык, являясь красочным и сочным, многообразным и многословным, с удивительной яркостью фиксирует особенности ментальности русскоязычного человека. Например, плата за труд в нем называется «жалованьем» – от «жаловать», «миловать». Таким образом, уже в языке заложена не договорная форма оплаты, как в других странах, а по воле, желанию, милости работодателя: хочу – жалую, не хочу – не жалую. Возможно, именно поэтому в России люди могут годами работать, не получая полагающегося вознаграждения.
Другой подобный пример реализуется в слове «работа». Внутренняя форма его непосредственно связана со словом «раб». Вот как точно отразил это отношение к труду тонко чувствовавший родной язык Александр Блок:
Работай, работай, работай,
Ты будешь с уродским горбом.
За долгой и честной работой
За долгим и честным трудом.
Под праздник другим будет сладко,
Другой твою песнь споет,
С другими лихая солдатка
Пойдет подбочась в хоровод.
Возможно, именно поэтому труд в стране не воспринимается как деятельность, приносящая радость и удовлетворение. Да и к рабочему весьма часто отношение не как к мастеру, а как к рабу – не ценится ни специалист, ни качество. «Незаменимых людей нет» – это проходит сквозь всю летопись России и ощущается каждым: и тем, кто проживает далеко за ее пределами, и тем, кто все еще надеется быть полезным ей здесь.
Слишком долго на Руси владычествовало рабство, чтобы закрепилось в обществе положительное отношение к самому естественному поведению всего живого. Все сущее может жить только в движении, созидании. И лишь человека, поставленного в нечеловеческие условия, может отвращать естественное состояние движения. Работа приятна, если ее ценят другие, если она вызывает восхищение. Но, как и во времена Левши, когда мастер ценился всюду, но только не в родном отечестве, к специалистам относятся так же и сейчас, будь то врач, учитель, ученый. В. Ерофеев, рассматривая русские сказки, утверждает: «Русские сказки то слащавы, то дивно циничны. В них презираются ум и работа. Там торжествует обман и чудо».
С этой точки зрения удивительные результаты можно получить при анализе самой первой сказки, которую слышит любой русскоязычный ребенок – «Курочка Ряба». Именно с нее начинается познание мира через книгу. Спросите любого русскоязычного взрослого или ребенка – и услышите ее слово в слово, вне зависимости от того, сколько времени прошло от первого знакомства с ней – 20, 40, 60 лет.
Текст сказки незатейлив.
Жили были Дед и Баба, и была у них Курочка Ряба. Снесла Курочка яичко, да не простое, а золотое. Дед бил-бил – не разбил. Баба била-била – не разбила. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Дед плачет, Баба плачет, а Курочка кудахчет: «Не плачь Дед, не плачь Баба. Я снесу вам яичко другое – не золотое, а простое».
Очень часто при пересказе в конце автоматически произносят: «…не простое, а золотое». Это говорит о том, что текст повторяется без попытки осмысления, как канонический. Он кажется простым и не вызывающим никакого сомнения.
Сказка непритязательная, испокон веку пересказываемая. Но в чем ее смысл?
Баба с Дедом захотели разбить яичко. Стали его бить, а когда оно разбилось – почему-то заплакали. Почему? Большинство людей становятся в тупик перед этим вопросом, поскольку, регулярно рассказывая детям, сами редко задумываются над содержанием. Только дети задают эти вопросы, но редко получают ответы.
Очевидно, они плачут не потому, что содержимое яичка оказалось на полу. Достаточно вспомнить рисунки в детских книжках, на которых художники, находящиеся под воздействием сказочного повествования, рисуют, как Баба и Дед колотят им прямо по столу, иногда молотком или скалкой, явно не собираясь затем его жарить. Будь у них другое ощущение от сказки, они изобразили бы, как старики осторожненько пытаются выпростать его в посудину. Не все ли равно, откуда потом собирать яйцо – с пола или со стола?
Очевидно, они плачут и не потому, что хотели есть. Поскольку яйцо золотое, то, сдав скорлупку в ломбард, они могли бы купить много простых яиц и хорошо пообедать не единожды.
Этот вариант, до боли знакомый каждому россиянину, был некогда подготовлен К. Д. Ушинским, убравшим из народной сказки (бытовавшей и на Украине, и в Белоруссии) весьма существенный кусок. В нем говорилось о том, что внучки, которые принесли ведра с водой, узнав о случившемся, ведра разбили, а воду разлили, мать опрокинула квашню, отец сломал кузницу, а проходивший мимо поп снес колокольню. Далее цепочка трагических событий привела и вовсе к фатальному концу: крестьяне, узнав про яичко, сожгли деревню.
Встает резонный вопрос: что же это за событие, побудившее жителей деревни к такому буйному уничтожению основных средств существования? Ответить на него невозможно, если анализировать на уровне здравого смысла и бытового языка. Такие старые сказки имеют архетипическое содержание, то есть несут в себе символы, требующие осмысления. Среди архетипов одним из основных является яйцо – то, из чего рождается все: мир, человек, бог, вселенная, жизнь. Очевидно, что отличие сказочного золотого яичка от обычного заключается не в золотой скорлупе. Если бы это было так, Дед и Баба, не проливая слез, заложили бы ее в ломбард и были бы счастливы до скончания века. По-видимому, дело в необычности яйца. Впервые Дед и Баба видят нечто такое, с чем никогда не встречались ранее. Как же они поступают с ним? Точно так же как и с обычным – просто разбивают, уничтожают. Подожди они немного, и, возможно, из него появилась бы своеобразная курица, новый мир – да мало ли что? Но у них кроме желания бить никаких мыслей не возникло.
Затем возникает новый архетипический персонаж – мышь. Ее отличие от многих других героев русских сказок состоит в том, что она часто становится ключевым объектом, действие которого приводит к разрешению ситуации. Есть мнение, что архетип мыши – это заместитель бога.
Тогда вся сказка могла бы читаться так: некто дает Деду и Бабе яйцо, с которым они никогда не встречались, и наблюдает, как они с ним обращаются. Обнаружив, что они способны лишь к уничтожению, он забирает его у них. Но далее следуют слова Курочки, обещающей не нести больше необычных яиц, а навсегда оставить их в привычных для них условиях. И это приводит к разрушительным последствиям для всех.
Представьте на минуту, дорогой читатель, будто некто, все очень точно предсказывающий, скажет вам, что с этого мгновения в вашей жизни не произойдет ничего нового, непредвиденного. Никакие потаенные желания уже не смогут реализоваться! Вчувствуйтесь в собственные ощущения, которые возникают, когда вы представляете, что навечно лишены чуда. Разве не захочется вам тут же от безысходности разнести рамки, окружающие вас? Слишком часто человек живет надеждой на внезапное (или планомерное) появление чуда, без него жизнь теряет смысл. И в основе этого образа глубоко в бессознательном находится соответствующий архетип.
Ожидание чуда типично для сказок. Только в волшебных сказках оно обязательно реализуется. В этой же сказке возникает непоправимое препятствие к его выполнению. Возможно, что у сказки есть и другие интерпретации. Наше изложение лишь позволило обнаружить желание чуда, которое движет многими поступками у большинства людей. Эта интерпретация – не повод к забвению или запрету сказки. Сказка не несет ответственности за то, что люди регулярно не пересматривают свои поступки и не приводят их в соответствие с изменившимися обстоятельствами. Более того, миф, расчлененный и проанализированный, перестает быть мифом, поскольку не влияет на поведение, сохраняя свои литературные достоинства.
