Эдуард Киршбаума - Психологическая защита
Ребенок рождается с сосательным рефлексом. Это — один из немногих рефлексов, которыми оснащен при рождении человеческий младенец. Но этот рефлекс должен быть проигран, он должен быть усовершенствован, операционально приспособлен к соответствующей груди, бутылочке. В сосательном рефлексе представлены оба вида энергии, либидо и танатоса. Можно предположить, что они в нем недифференцированы, слитны. (В основных физиологических процессах — акт еды, половой акт — одновременно присутствуют конструкция и деструкция.)
Либидо обслуживает акт воссоединения с матерью, акт неразрывного единства с ней; через телесный контакт с грудью не только ртом, но и всем своим телом он получает тот комфорт, которого он был лишен в момент рождения. Танатос энергетически работает на преодоление препятствия, на усилия получить в достатке молока. Танатос ребенка нужен и матери, благодаря ему пустеет ее грудь для нового пополнения. Если акт кормления происходит быстро, то остается нереализованный остаток либидо и танатоса, ребенок продолжает сосательные движения. Если его отняли, отвели от груди, ребенок может продолжить сосательные движения на своей руке, пояске, на предмете, который ему подсунут. В последующем эти сосательные движения постепенно трансформируются в исследовательско-игровые движения. Рот ребенка — инструмент освоения реальности. Хорошая мать не спешит оторвать ребенка после его насыщения от груди. Она поиграет, пообщается с ним, продолжая прижимать ребенка всем телом к себе.
Трансфер. Этот вид переноса происходит в результате ошибочного обобщения схожести двух ситуаций. В первичной, произошедшей раньше ситуации, наработаны какие-то эмоциональные переживания, навыки поведения, отношений с людьми. И во вторичной, новой ситуации, которая по некоторым параметрам может быть схожа с первичной, эти эмоциональные отношения, навыки поведения, отношения с людьми вновь воспроизводятся; при этом, поскольку ситуации все же между собой несхожи, постольку повторяющееся поведение оказывается неадекватным новой ситуации, может даже мешать индивиду верно оценивать и тем самым адекватно разрешать новую ситуацию. В основе трансфера (переноса) — тенденция к повторению закрепившегося раньше поведения.
Ситуация трансфера чаще всего наблюдается в отношениях с врачами, психотерапевтами, педагогами, начальниками. Эти отношения характеризуются неравенством позиции, у одних (врачей и т. д.) фиксируется доминантное положение, а у других (пациентов, учеников, подчиненных) субдоминантная позиция.
Например, привычка подчиняться доминантному отцу воспроизводит "позу" подчинения перед руководителем- авторитаром. Если к тому же этот руководитель внешне, конституционально и своими привычками будет напоминать отца, то гарантировано почти полное повторение отношений с отцом в новой социальной ситуации. Схожесть ситуации по каким-то признакам — не причина, а только релизор, запускающий стимул трансфера. Причина переноса — в аффективной защемленности, непроработанности прошлых отношений, в данном случае с отцом.
Примечательны воспоминания взрослого человека, постоянно воспроизводящего в своей жизни ситуации трансфера и от них страдающего: "Я боюсь начальства. В нашей деревне всякий взрослый имел полное право отшлепать встречного мальчишку, как отец. Мы, дети, воспитывались всей деревней. Поэтому для меня взрослый — это тот, кто отшлепает. Я дослужился до майора, и мне за тридцать, а когда ко мне обращается старший по званию, я обмираю и путаюсь в словах. Но потом мне жена сказала… в том смысле, что я не орел, и я стал бороться за справедливость, потому что уже дальше мне бояться стыдно. Кое-чего я добился за короткое время, но нервы стали ни к черту, и все время хочется взять оружие и выстрелить" [62, с. 15].
Этот монолог примечателен во многих отношениях. Во-первых, он еще раз иллюстрирует ошибочность обобщения, ошибочность силлогизма "взрослый — это тот, кто отшлепает". Во-вторых, патерналистские сообщества постоянно воспроизводят ситуацию переноса в паре отец — сын, при этом отцом ребенка становится любой взрослый. В-третьих, "гармония" неравного отношения к любому взрослому, нарушенная упреками жены, приводит к мощной астенизации, чреватой аффектом: "нервы стали ни к черту, и все время хочется взять оружие и выстрелить". Здесь борьба с переносом взяла неправильное направление. Объектом работы должны быть не окружающие, а сам борец за справедливость. Но об этом попозже.
Еще примеры трансфера. Невестка проявляет враждебное отношение к пожилой женщине, которая не может понять, чем она заслужила эту враждебность, и которая питает к ней дружеские чувства, держится сердечно и покровительственно. Но эта пожилая женщина напоминает невестке ее свекровь, с которой у молодой женщины складывались тяжелые конфликтные отношения.
Ученик переносит на нового, ни в чем еще не повинного учителя, враждебные отношения со старыми педагогами, хотя новый учитель доброжелателен с учениками.
Новому учителю достается от ученика (учеников), он расплачивается за грехи своих коллег. Враждебные отношения переносятся учениками благодаря наработанному общему негативному отношению к школе, носителями которого являются — и в этом ошибочность обобщения в переносе — все учителя.
Многие психологи трансфер называют невротическим переносом [1, с.30, 57]. Попав в новые сферы, новые группы и вступая во взаимодействие с новыми людьми, "невротик" привносит в новые группы старые отношения, старые нормы взаимоотношений. Он как бы ожидает от нового окружения определенного поведения, определенного отношения к себе и, конечно же, ведет себя соответственно своим ожиданиям. У нового окружения вызываются тем самым соответствующие реакции. Человек, к которому относятся недружелюбно, возможно и будет недоумевать по этому поводу, но скорее всего ответит тем же. Откуда ему знать, что враждебность к нему — это лишь ошибка переноса. Трансфер удался, осуществился, если его субъект перенес старый опыт в новую ситуацию. Но он дважды удался, если старый опыт субъекта переноса навязан социальному окружению, другому человеку. Этим-то и страшен трансфер, что он в свою орбиту включает все новых и новых людей. Впрочем, социум и сам с охотой склонен многократно тиражировать переносы через стереотипные суждения: "Склонный к полноте человек — добродушен", "Красивая секретарша избалована вниманием", "Мужчины невысокого роста страдают комплексом неполноценности" и т. д. Подобные суждения, если они прочно усвоены — благодатная почва для постоянных переносов и программирования человека. Тотальность обобщений — удачная платформа для трансферов.
Но есть ситуация, где трансфер просто необходим для того, чтобы избавиться от него. Это — ситуация психоанализа. Как говорил в своих лекциях по психоанализу С.Аграчев, "психоанализ отличается от всех видов человеческих взаимоотношений, во-первых, тем, что он сознательно принимает явления переноса в расчет, т. е. он осведомлен о его существовании, и, во-вторых, он пытается его еще и использовать вполне сознательно" [1, с.68]. Добавим, что терапевтический эффект психоанализа — как раз в сознательном использовании трансфера. Мы уже упоминали, что трансфер невротичен, т. е. отношения между двумя людьми, осуществляющими взаимный перенос, всегда невротичны. Взрослый (врач, педагог, начальник) становится объектом трансфера — переноса ранних отношений к отцу в новую, отсроченную ситуацию, на другого человека. Но в диаде врач (педагог, начальник) — пациент врач также может осуществлять перенос: откровенное вымещение агрессии и субдоминантного отношения в детстве. Но в новой ситуации он становится карающим отцом, впрочем он может быть и любящим отцом. В последнем случае танатос ребенка в детстве переструктурирован в либидо взрослого.
Трансфер в психоаналитическом сеансе — это повторение невротического отношения к взрослому (отцу), повторение невроза детства. С. Аграчев четко говорит о том, что "аналитик и пациент создают такую диаду, во взаимоотношениях которой формируется искусственный невроз (выделено нами. — Э. К.). Психоаналитик является очень мощным объектом переноса для своего пациента, в том числе и объектом сексуальных влечений, особенно если они — люди разного пола… Все те драмы, которые разыгрываются в душе пациента, как бы переносятся на фигуру психоаналитика, на отношения, которые возникают между психоаналитиком и пациентом, и психоаналитические взаимоотношения превращаются в невралгическую точку жизни пациента. Должны превратиться; если этого не произойдет, значит психоанализ не удается. И вот на почве этого искусственного невроза репродуцируются все невротические феномены, которые существуют у пациента. На почве этого же искусственного невроза они должны изжиться во взаимоотношениях этой диады" [1, с.69].
