Мэтт Ридли - Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству
Суть проведенного Фрином турнира отнюдь не в том, чтобы провозгласить «Строгую, но справедливую» новым божеством, а в том, что асинхронность игры делает осмотрительное великодушие еще более вознаграждающим. Это согласуется со здравым смыслом. Если вы делаете ход раньше партнера или наоборот — целесообразно сотрудничество, которого вы (по крайней мере, иногда) можете добиться, будучи добрым. Другими словами, вы не встречаете незнакомцев с хмурым видом, иначе они составят о вас плохое мнение. Поэтому вы встречаете их с улыбкой.
Первые морализаторы
Но тут мы сталкиваемся с очередной проблемой — причем гораздо серьезнее предыдущих. Дилемма заключенного — игра с двумя участниками. Похоже, если два индивида играют в нее в течение неопределенного периода времени, сотрудничество возникает самопроизвольно. Или, говоря точнее, встречаясь лишь с непосредственным соседом, доброе отношение к нему оправдывает себя. Беда в том, что мир не таков.
Добиться сотрудничества трудно даже внутри пары: оба игрока должны быть способны контролировать свое соглашение — а это реально только при уверенности в повторной встрече и возможности распознать друг друга в дальнейшем. Насколько сложнее это сделать, когда речь идет о трех или большем количестве участников? С увеличением группы выгоды от кооперации все менее доступны, а препятствия, стоящие у нее на пути, все серьезнее. И действительно, Роб Бойд утверждал: для объяснения сотрудничества в крупных группах не подходит не только «Око за око», но и любая другая реципрокная стратегия. Причина в том, что успешная стратегия в большом коллективе должна быть в высшей степени интолерантной даже к редкому предательству, иначе халявщики («зайцы») — индивиды, предающие и не отвечающие услугой на услугу — быстро распространятся за счет более добропорядочных граждан. Но вот в чем загвоздка: свойства, делающие стратегию интолератной к редкому предательству, одновременно препятствуют объединению сторонников реципрокности, если они сами редки75.
Одно из возможных решений предлагает тот же Бойд. Реципрокное сотрудничество может развиться, считает он, если существует механизм наказания не только предателей, но и тех, кто предателей не наказывает. Бойд называет эту стратегию «моралистической»: как правило, она может вызвать распространение и сотрудничества, и любого индивидуально затратного поведения — вне зависимости от того, приносит оно пользу группе или нет. Утверждение весьма пугающее, отдающее авторитарностью. Если «Око за око» предполагает распространение добропорядочного поведения в группе корыстных эгоистов в отсутствие диктующего эту добропорядочность авторитета, то в морализме Бойда проглядывает власть, которой обладает фашист или лидер культа.
В крупных группах есть и другой, потенциально более действенный способ борьбы с халявщиками: мощь социального остракизма. Распознав предателя, люди могут просто-напросто отказаться с ним играть. Это лишает его искушения (5), награды (з) и даже наказания (l). Он вообще не получает возможности заработать очки.
Специально для изучения силы наказания философ Филип Китчер придумал «опционную дилемму заключенного». Он населил компьютер четырьмя типами стратегов: разборчивыми альтруистами (играли только с теми, кто никогда не предавал их раньше), усердными предателями (всегда пытались предать), одиночками (уклонялись от любых встреч) и избирательными предателями (были готовы играть с теми, кто никогда не предавал раньше, чтобы затем самим вероломно предать их).
Разборчивые альтруисты, сталкиваясь друг с другом и получая «награду», постепенно завоевывают сообщество одиночек и вскоре начинают превалировать. Что удивительно, избирательные предатели не могут захватить популяцию разборчивых альтруистов, тогда как те могут победить избирательных предателей. Другими словами, разборчивый альтруизм — такой же «добрый», как стратегия «Око за око» — может захватить антисоциальные популяции. Он не более стабилен, чем «Око за око» — вследствие схожей уязвимости для постепенного захвата невзыскательными кооператорами, — но его успех говорит о потенциальной ценности остракизма в решении дилеммы заключенного76.
В своих суждениях о том, можно ли доверять тому или иному партнеру, программы Китчера руководствовались их поведением в прошлом.
Разборчивые альтруисты, сталкиваясь друг с другом и получая «награду», постепенно завоевывают сообщество одиночек и вскоре начинают превалировать.
Однако выбор между альтруистами не требует подобной ретроспекции. Распознавать и избегать потенциальных предателей можно заранее. Экономист Роберт Фрэнк провел эксперимент, дав возможность группе незнакомцев пообщаться друг с другом в течение получаса. После этого он попросил каждого сделать прогноз: кто в одной единственной игре «Дилемма заключенного» будет сотрудничать, а кто предаст. Количество верных предсказаний оказалось существенно выше числа случайных догадок. Спустя каких-то 30 минут испытуемые знали друг о друге достаточно, чтобы весьма точно определить готовность каждого к сотрудничеству.
Фрэнк отнюдь не утверждает, будто это так уж удивительно. Мы тратим уйму времени на оценку благонадежности других людей и с определенной долей уверенности выносим мгновенные суждения. Для тех, кого результаты не убедили, Роберт предлагает следующий умозрительный эксперимент. «Среди тех, кого вы знаете, есть ли кто-нибудь, кто предпримет, скажем, 45-минутное путешествие, чтобы избавиться от токсичного пестицида надлежащим образом? Если да, то вы допускаете, что люди способны прогнозировать предрасположенность к сотрудничеству»77.
Можно ли доверять рыбе?
Вот оно, новое и веское основание быть порядочным: благодаря этому вы убеждаете других людей играть с вами. Награда сотрудничества и искушение предательства недоступны тем, кто не проявляет благонадежности и не стремится к соответствующей репутации. Сотрудничающие ищут сотрудничающих.
Разумеется, для того, чтобы подобная система работала, индивиды должны научиться распознавать друг друга — а это далеко не просто. Понятия не имею, говорит ли себе когда-нибудь сельдь в косяке из 10 тысяч особей или муравей в колонии из 10 тысяч насекомых: «А, вот опять старина Фред». Впрочем, я ничем не рискую, полагая, что нет. С другой стороны, убежден: верветка по голосу и внешнему виду узнает каждого члена своей стаи — приматологи Дороти Чини и Роберт Сейфарт это доказали. Выходит, обезьяна обладает качествами, необходимыми для взаимного сотрудничества, а селедка — нет.
Не исключено, конечно, что я зря наговариваю на рыбу. Манфред Милински и Ли Алан Дугаткин обнаружили удивительно четкий паттерн остракизма у колюшки, когда та рискует своей жизнью, изучая хищника. Она готова терпеть многократное предательство со стороны другой рыбки, сотрудничавшей с ней в прошлом, но не той, которая этого не делала. Кроме того, во время вылазки колюшки склонны каждый раз выбирать одних и тех же партнеров для сопровождения — как правило, тех, кто постоянно сотрудничает.
Другими словами, они не только вполне способны распознавать других особей, но и, похоже, «ведут индивидуальный счет» — то есть помнят, какой рыбке можно «доверять», а какой нет.
Открытие Милинского и Дугаткина, безусловно, озадачивает — учитывая редкость реципрокной кооперации в животном мире. По сравнению с непотизмом, объясняющим сотрудничество муравьев и любого другого существа, заботящегося о подрастающем поколении, примеры реципрокности оказались весьма немногочисленными.
Вероятно, это вызвано тем, что она требует не только многократных взаимодействий, но и способности распознавать других индивидов, а также «ведения счета» их поступкам. Считается, что только высшие млекопитающие — человекообразные обезьяны, дельфины, слоны и некоторые другие — обладают достаточным умственным потенциалом, чтобы различать особей в крупных группах[36]. Теперь, когда мы знаем, что колюшки тоже умеют это делать — по крайней мере, для одного или двух «друзей», — подобное допущение, несомненно, теряет определенную долю своей строгости.
Каковы бы ни были возможности колюшки, люди наделены поразительной способностью вспоминать черты даже случайных знакомых, большой продолжительностью жизни и хорошей памятью. Все это в совокупности позволяет нам играть в опционные дилеммы заключенного с гораздо большим апломбом, чем любому другому биологическому виду. Из всех существ на планете, наиболее полно удовлетворяющих критериям турнира по дилемме заключенного (по словам Новака, способности «многократно встречаться, распознавать друг друга и помнить исход предыдущих встреч), люди — самые очевидные кандидатуры. Возможно, именно это и делает нас столь особенными: мы сильны в реципрокном альтруизме, как никто другой.
