Анатолий Протопопов - Инстинкты человека

… под инстинктами, мы будем понимать врождённую предрасположенность (стремление, желание, склонность, и проч.) индивидуумов поступать в определённых ситуациях определённым образом, но вовсе не обязательно неотвратимо-машинальную, и практически фиксированную последовательность движений.

Субъективно индивид воспринимает побуждение к совершению инстинктивного действия — или оценивает его результат (успешный или нет), как эмоцию, желание, чувство, страсть, настроение, и т. п.; тонкие нюансы смысла перечисленных понятий не имеют значения в нашем случае. Такие, как считается, высококультурные эмоции и психические состояния, как радость творчества, сопереживание, сочувствие и т. п. — включая эмоциональную реакцию на произведения искусства, не являются исключениями, так как тоже задействуют инстинктивные механизмы.

Но несмотря на такую «полужёсткость», разговор о человеческих инстинктах совершенно оправдан: кроме идентичной эмоциональной окраски, они сходны с классическими инстинктами прочих животных, во-первых — описанными выше сигнатурными (релизерными) механизмами их запуска: то есть — способностью запускаться буквально одним (или очень малым количеством) неких заранее известных и однозначных явлений внешнего мира; во-вторых — большим значением внутреннего состояния организма (обычно отражающего фазу его развития); в третьих — той или иной адаптивной ценностью — если не в современную эпоху, то в эволюционном прошлом. Однако, это положение об оправданности отнесения многих поведенческих реакций человека к инстинктам разделяют далеко не все, и поэтому первую часть нашей книги мы посвятим его развёрнутому обзору. Этот обзор адресован не убеждённому противнику человеческой инстинктивности — он вряд ли дочитает даже до этого места, но нейтрально настроенному читателю, которому интересны соображения и доводы.

Первая часть

В этой части мы подробно разъясним читателю нашу трактовку человеческих инстинктов, а также рассмотрим некоторые биологические, психологические, и философские вопросы, на которые мы будем опираться во второй части, при рассмотрении собственно инстинктов.

Инстинкты как «серые кардиналы» человеческого поведения

Здоровая нация столь же не замечает своей национальности, как здоровый человек не замечает своего позвоночника.

Подавляющему большинству людей свойственно не замечать своих инстинктов. Инстинкты работают на подсознательном уровне, не имеют «внутреннего голоса», и субъективно воспринимаются как «само собой разумеющееся» побуждение к действию. Мы считаем само собой разумеющимися благодарность, стыд, раскаяние, гордость, честь, возмездие, сочувствие, любовь и им подобные явления. Точно так же мы считаем самим собой разумеющимся воздух, которым мы дышим, и свойство брошенных предметов падать. Но всё это — вещи, вовсе не автоматически присущие любой точке Вселенной! Почему-то они здесь есть, и мы вправе задаться вопросом, почему именно. Будучи же материалистами, мы не удовлетворяемся ответом об их ниспосланности Богом, и будем искать более осязаемые объяснения.

РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ — конструирование благовидных рациональных объяснений для поступков, в действительности обусловленных другими, неосознаваемыми, в определённом смысле иррациональными, и не всегда столь же благовидными мотивами. Термин предложен Зигмундом Фрейдом, и представляется весьма удачным — несмотря на спорность многих научных и прикладных построений его автора. Люди очень часто прибегают к рационализации для объяснения ими своего инстинктивно-обусловленного поведения, но не только. Очень наглядно и ярко выглядит рационализация, имеющая место при объяснении поведения, индуцированного гипнотическим внушением. Вот например, случай, зафиксированный одним из основоположников гипнотерапии, Ипполитом Бернгеймом ещё в 19-м веке (цитируется дословно):

«…В другой раз, в присутствии моего коллеги, г-на Charpentier, я внушаю ему в начале его сна, что как только он проснётся, он возьмёт лежащий на его кровати зонтик моего коллеги, откроет его, выйдет гулять на прилегающую к палате галерею, которую обойдёт 2 раза. Долго спустя я его бужу, и, прежде чем он открыл глаза, мы быстро выходим, чтобы своим присутствием не напомнить ему о внушении. Вскоре мы видим, приходит он, с зонтиком в руках, не открытым (несмотря на внушение), и 2 раза обходит галерею. Я спрашиваю его: „что вы делаете?“ Он отвечает: „дышу воздухом“. — „Почему, разве вам жарко?“ — Нет, мне иной раз приходит идея прогуляться. — Но что значит этот зонтик? Ведь он принадлежит г-ну Charpentier. — Смотри, а я думал, что это мой, он на него похож. Я его отнесу, где взял»[45].

Мы привели эту цитату с целью лишь наглядно проиллюстрировать явление рационализации, но не с целью показать взаимосвязи между гипнотическим внушением и инстинктивными мотивациями (их исследование далеко выходит за рамки нашей книги). Но! И в том, и в другом случае, имеет место неосознаваемость рассудком истинных мотивов поступков, и конструирование логично выглядящих рациональных объяснений, имеющих очень мало (или даже ничего) общего с фактическими мотивами.

Человеческие инстинкты — что-то вроде постоянно включенного автопилота в воздушном лайнере: с одной стороны — воздушное судно подчиняется своему пилоту, с другой — пилот им командует не всегда. Иногда он даже безмятежно спит в полёте. Более того — даже при бодрствующем и активном экипаже, автоматика постоянно вмешивается в управление — помогая, а иногда и мешая экипажу. Но в отличие от самолёта, экипаж которого в курсе наличия автоматики, а автоматика так или иначе заявляет о себе, инстинкты вмешиваются «в управление» человеческим поведением никак и никого не информируя. Причины и способы такого вмешательства в большинстве случаев остаются «за кадром»: «просто захотелось», «а как же иначе?» и так далее. В таких условиях бывает трудно поверить, что «само собой разумеющееся» поведение, как и любое другое, обусловлено какими-то конкретными причинами, заслуживающими изучения, и что этот «автопилот» имеет познаваемую логику работы. «Просто захотелось» — объяснение образное, и по-своему точное, но не информативное. Оно не приближает нас познанию истины, ибо не содержит никаких намёков на физический смысл; в то же время, лишь только понимая физический смысл, можно по-настоящему заметить свой поведенческий «позвоночник».

В ходе общения с неспециалистами нередко доводится выслушивать реплики вроде: «Я не общаюсь с людьми, которые руководствуются инстинктами. Животные, даже разумные, мне не интересны.» Здесь мы имеем случай не просто слепоты к инстинктам, но восприятия термина «инстинкт» как идеологического, а не научного. Не будем придираться к тому, что здесь «за компанию» отвергаются инстинкт самосохранения, или материнский инстинкт, отрицать наличие которых у человека просто глупо. Важнее то, что здесь ярчайше выражена именно идеологическая биполярность отношения к инстинктам: или-или. Если у тебя есть инстинкты, то ты — животное, но категорически — не человек. Но как мы увидим далее, инстинкты, в какой-то форме и в какой-то степени, проявляются у любого человека — даже у Сократа, Папы Римского, Чарльза Дарвина, у нашего уважаемого читателя, или у авторов данной книги. Однако степень активности инстинктов, как в целом, так и по отдельности, у каждого человека своя, и эту степень мы называем примативностью, о которой подробнее поговорим в третьей части.

О срочности поведения

В нашей книге мы будем много говорить о срочности поведения. Под «срочностью», здесь будет пониматься не необходимость куда-то спешить, а отрезок времени между поступком и его ожидаемым эффектом. Другими словами, срочность поведенческих целей, или, если короче, «срочность поведения» — это степень отдалённости во времени (а нередко — и пространстве) предполагаемого результата от предпринимаемых действий. Это концептуально важное для нашей книги понятие, поэтому его следует разъяснить до того, как мы приступим к обсуждению всего остального. Утрируя, поведенческие цели можно подразделить на краткосрочные и долгосрочные — хотя на деле это просто точки некоего континуума, включающего среднесрочные цели различной степени близости к одной из границ. Кратко- и долгосрочность поведения — это совсем не то же самое, что и тактика и стратегия в военном деле. Военная тактика — сознательная схема поведения, призванная решать краткосрочные задачи, так или иначе лежащие в русле далёких стратегических целей. По крайней мере — в идеале. Классическая же краткосрочность поведения биологических объектов никаким боком стратегических целей в виду не имеет. Живое существо, не могущее, или не желающее видеть долгосрочных целей, вполне может зарезать курицу, несущую золотые яйца — кушать хочется прямо здесь и прямо сейчас, а яйца будут потом, и непосредственно несъедобные — их надлежит ещё конвертировать в еду, а это не очень понятно, да и когда ещё будет!