Ганс Селье - Стресс без дистресса
Принцип альтруистического эгоизма, каким его представляет Селье, исходит из высокого гуманизма. Вряд ли кто-нибудь станет возражать против стремления "завоевать доброе отношение людей" в повседневных отношениях с сотрудниками, знакомыми, друзьями, родными, то есть с более или менее близким кругом людей-единомышленников. Но адекватен ли этот принцип в качестве фундамента этической системы, в качестве научно обоснованного нравственного принципа для всего человечества?
Непоследовательность позиции Селье проявляется в том, что он сам косвенно отрицает его адекватность -- тем, что указывает на изъятия, исключения из этого принципа. Так, на с. 109, где он излагает нравственный кодекс поведения в виде афористически ясных, чеканных заповедей, одна из первых заповедей гласит: "Постоянно стремясь завоевать любовь, все же не заводите дружбы с бешеной собакой". Эта краткая оговорка сразу же лишает всю систему той "универсальности", которой хотелось бы добиться автору. В самом деле, что такое "бешеная собака"? Ясно, что речь идет не о животном, страдающем гидрофобией. Речь идет о людях, которым мягкий, добрый и гуманный человек, каким является Селье, отказывает в праве называться людьми.
На каком основании? По каким признакам выделять таких людей? Кто это -гангстеры, мафиози, отбросы общества? Укажет ли или не укажет Г. Селье, по каким критериям он отличает этих "бешеных собак", но важен сам факт: провозглашая девиз "заслужи любовь ближнего", он тотчас же вынужден ограничить число этих ближних. Совсем незачем завоевывать любовь "ленивых пропойц", "закоренелых уголовников, растлителей юных". И не только их,-вообще "всех, паразитирующих на чужом труде".
Но эти исключения основываются не на биологических критериях, это уже выход за рамки биологии. Это чисто социальная оценка личности. Селье идет дальше этого -- он не считает нужным завоевывать любовь "гнусного и наглого врага, который стремится уничтожить меня и все, во что я верю". Если вспомнить факты биографии Селье, то нетрудно догадаться, что речь идет о фашизме. Действительно, завоевывать любовь изуверов и теоретизирующих палачей совсем ни к чему, Г. Селье это прекрасно понимает, но пишет об этом как-то приглушенно, вполголоса, лишь намеками, не называя вещи своими именами. Ибо он чувствует, что если назовет их, то вся воздвигнутая этическая система зашатается.
Это еще одна особенность книги, проистекающая из противоречивости самой личности автора, который, обладая способностью к тонким наблюдениям и анализу в одной области, не столь проницателен в других областях. Он и сам чувствует и даже осознает эту двойственность. Так, на с. 109 читаем: "...Чтобы обрести мир и счастье, нужно уделить больше внимания изучению естественной основы мотивации и поведения". Однако в другом месте Г. Селье с грустью констатирует: "... моих усилий мало, чтобы альтруистический эгоизм стал общепринятой нормой жизни". Конечно же, мало. Мир и счастье достигаются на путях социальной борьбы, закономерности которой впервые были открыты марксизмом. А попытки решить социальные проблемы биологическими методами не могут привести к успеху.
Весь многовековой опыт человечества (в том числе и биография самого Селье -- "превратности моей долгой жизни", о которых он упоминает) доказывает, что силу можно сломить только силой. Злой силе нужно противопоставить добрую, созидательную -- она и сокрушит злую. Нельзя ограничиться абстрактными оценками Добра и Зла вне их социального контекста.
Внимательное чтение книги Селье показывает, что он и сам это прекрасно видит и потому все время вынужден прибегать к оговоркам, замечаниям в скобках, исключениям из правил. Ясно, что он отнюдь не так простодушен, как это может вначале показаться. И все же у него не хватает решимости поставить точки над i, ему хотелось бы добиться всеобщего счастья и благоденствия самыми спокойными и либеральными средствами, без потрясений, без социальных схваток, без того "накала борьбы за улучшения", которые Селье не приемлет ни по характеру своему, ни по воспитанию.
Советский читатель заметит это основное противоречие книги. Но ведь она не только о стрессе и об альтруистическом эгоизме, а, скорее, о самом авторе - талантливом ученом, друге нашей страны, обаятельном и интересном собеседнике, честном и искреннем человеке. Написана она просто и ясно, с присущим автору тонким юмором. Многие выводы Г. Селье, касающиеся психогигиены повседневного общения, будут прочитаны с пользой.
Книга не просто сообщает важные и интересные научные сведения -- она будит мысль, и в этом ее главное достоинство.
Член-корреспондент АМН СССР, профессор Ю. М. Саарма.
***
Тем, кто стремится обрести себя
"
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
С большой радостью я узнал, что самая любимая из написанных мною книг, "Стресс без дистресса", переведенная на многие языки, выходит также и на русском. Мне часто приходится писать предисловия к иностранным изданиям моих книг, но никогда я не делал этого с таким удовольствием, как сейчас.
Мне посчастливилось встречаться и беседовать с великим ученым Иваном Петровичем Павловым в Ленинграде (1935), на Международном конгрессе физиологов, где он председательствовал. Я был тогда начинающим ассистентом в Университете Макгилла в Монреале, и все же И.П. Павлов уделил мне внимании и даже показал несколько искусных хирургических приемов, которые продемонстрировал с легкостью и мастерством, несмотря на свой преклонный возраст. Некоторые из этих приемов я использую и ныне.
Эти беседы вдохновляли меня в течение всей моей жизни. Портрет Павлова висит в холле нашего института рядом с портретами Эйнштейна и моего соотечественника, открывшего инсулин, сэра Фредерика Бантинга который опекал меня, когда я начал изучать стресс.
Я имел дружеские контакты с выдающимися представителями русской медицины профессорами А. Л. Мясниковым и К. М. Быковым, посетившими наш институт. Они были в моем доме на вечере-встрече участников Международного конгресса физиологов в 1935 г. Несколько позже сын академика А. В. Вишневского привез мне медаль, учрежденную Академией медицинских наук СССР в честь его отца. У меня так много друзей в вашей стране, что потребовалось бы несколько страниц для перечисления их имен.
С глубоким удовлетворением я представлял Канадское королевское общество (Канадскую академию наук) на праздновании 225-летия Академии наук СССР. Я присутствовал тогда в Кремле на правительственном приеме глав делегаций из стран-союзников во время второй мировой войны.
Я горжусь тем, что три мои книги о стрессе уже изданы в Советском Союзе. Это "Очерки об адаптационном синдроме" (Медгиз, 1960), "Профилактика некрозов сердца химическими средствами" (Медгиз, 1961), "На уровне целого организма" ("Наука", 1972).
Кроме того, я участвовал в коллективных монографиях совместно с советскими авторами: мне предоставляли возможность написать главу или введение с точки зрения специалиста по стрессу.
Вспоминаются плодотворные дискуссии с советскими учеными, приезжавшими в Монреаль. Немало советских врачей стажировались у нас в институте, У меня установились добрые отношения с многими советскими людьми. Поэтому мне так приятно -- и я считаю это почетным для себя,-- что еще одна моя книга переведена на русский язык стараниями советских коллег А. Н. Лука и И. С. Хорола.
Цель этой книги-- способствовать взаимопониманию между людьми разных национальностей для установления здорового сотрудничества вместо раздоров и соперничества. Искренне надеюсь, что она принесет пользу тому делу, за которое борется Советский Союз.
Я хотел бы в заключение выразить дружеские чувства тем людям вашей огромной страны, кто проявляет интерес к объективному научному поиску кодекса поведения, обеспечивающего мир всему человечеству.
Монреаль, 28 сентября 1977 г.
***
Кто никуда не плывет - для тех не бывает попутного ветра.
Монтень
Почти четыре десятилетия я изучал в лаборатории физиологические механизмы приспособления к стрессу и убедился, что принципы защиты на уровне клетки в основном приложимы также к человеку, и даже к целым сообществам людей. Биохимические приспособительные реакции клеток и органов удивительно сходны независимо от характера воздействия. Это навело меня на мысль рассматривать "физиологический стресс" как ответ на любое предъявленное организму требование.
С какой бы трудностью не столкнулся организм, с ней можно справиться с помощью двух основных типов реакций: активной, или борьбы, и пассивной, или бегства из трудности, или готовности терпеть ее. Если в организм введен яд, бегство не возможно, но реакция все равно может быть двух типов: либо химическое разрушение яда, либо мирное сосуществование с ним. Равновесие устанавливается путем выведения яда из тела, либо организм научается игнорировать яд.
