Шизофрения. История психиатра, оказавшегося на грани безумия - Елена Станиславовна Старенкова
– Да вот беда. Дочка готовит мне отдельно. Наложит еду мне, говорит, мол, кушай, а сама не ест. Я еду попробую, а она горькая какая-то… Думаю, мешать я стала ей. Не хочет она, чтоб я с ней жила, а жить-то мне негде больше. Внученька, можно я тут у тебя останусь? Мне тут хорошо. Я помогать буду, как смогу. Посуду помою, подотру чего…
– Бабуль, иди пока в палату, будем разбираться. Пока поживешь здесь.
Выставить деменцию в диагнозе у Светланы Геннадьевны не повернулась рука. Бабушка сохранна, беседует складно, все помнит. Но вот бредовые идеи в адрес родственников… Что ж, надо с этими родственниками сначала поговорить.
Я набрала номер телефона, указанный на истории болезни.
– Алло, – ответил пожилой женский голос.
– Здравствуйте, меня зовут Светлана Геннадьевна, лечащий врач вашей, как я понимаю, мамы, Валентины Ивановны.
– Да, я слушаю вас.
– Подскажите мне, почему Валентину Ивановну доставили в больницу? Что за ситуация дома?
– Мама немного не в себе. Начала говорить, мол, травлю я ее.
– А вы не травите?
– Упаси боже!
– А почему готовите ей отдельно?
– Да потому что у нее желчный пузырь удален лет десять как! Жирную пищу нельзя. А мы пожирнее любим. Я ей специально постное готовлю, чтобы организму не навредить. А ей все горько да горько. Дак будет оно горько, если желчный удален. А она не ест! Мне врач сразу сказал: режим питания будет нарушать – может и рвота желчью случиться.
– Поняла вас. Что ж, полечим вашу маму. До свидания. – Светлана Геннадьевна улыбнулась и повесила трубку.
– Ольга Анатольевна, – обратилась она к медсестре, – Валентине Ивановне 12,5 мг кветиапина[56] на ночь. И ничего жирного.
На истории болезни теперь, помимо личных данных пациентки, красовалась еще одна запись: «Другие уточненные психические расстройства, обусловленные повреждением и/или дисфункцией головного мозга, или соматической болезнью. Бредовый синдром».
В их отделении женщина провела две недели. Все-таки в таком преклонном возрасте лучше быть с родней, чем в стенах больницы. Бабушка ела все, что предлагали, была вежлива и обходительна, стала всеобщей любимицей и в конце концов выписалась домой в относительном здравии. Бредовые идеи удалось купировать. Провожали пациентку всем отделением, а она вплоть до самого выхода не переставала их благодарить и обещалась приехать, но уже не по болезни, а просто в гости.
Глава 11
– Не хочу! Я не пойду! Не трожь меня! Убери руки! – Привычный шум отделения пронзил высокий женский голос, заранее оповещая о поступлении новой пациентки.
Женщина едва держалась на ногах, то и дело спотыкалась, и, если бы не удушающе резкий запах перегара, можно было бы списать шаткую походку на усталость или мозжечковую атаксию[57]. Но то была не усталость вовсе. И не атаксия.
Светлана Геннадьевна обреченно вздохнула. Подобных пациенток у них называют «однодневки». Они поступают в состоянии алкогольного опьянения, предварительно напугав собутыльников угрозами суицида, а на утро трезвеют и рьяно отказываются от госпитализации. Поскольку пьяный человек и трезвый – это два разных человека, хоть и видна психопатистость натуры, усугубленная приемом спиртного, все равно их выписывают – показаний для недобровольной госпитализации нет.
Врач проследовала за пациенткой и санитаркой приемника.
На столе лежала история болезни: «Поступает впервые, ранее психиатрами не наблюдалась. Наследственность не отягощена. Родилась в полной семье, единственным ребенком. Росла и развивалась согласно возрастным нормам. В школу пошла своевременно, окончила 11 классов. Затем училась в вузе на архитектора. Около 15 лет работала по специальности, сейчас уже 2 года не работает. Была замужем, разведена. Два года назад родила ребенка, погиб в родах. С того времени начала алкоголизироваться, в последние полгода – запоями…»
Это не однодневка. Совсем.
– Как вас зовут? – Светлана Геннадьевна обратилась к женщине, которую наконец-то удалось усадить на кушетку, сама это сделать она была не в состоянии.
– Оксана, – ответил пьяный голос.
– А отчество?
– Васильевна.
– Оксана Васильевна, меня зовут Светлана Геннадьевна, я врач этого отделения. Расскажите мне, как вы к нам попали? – Ее взгляд скользнул по странгуляционной борозде[58] на шее пациентки. Дело плохо.
– Повеситься хотела… Жить надоело мне. – Женщина говорила медленно, протяжно, но по существу.
– Оксана Васильевна, почему жить надоело?
– Не знаю… Просто… – На глазах пациентки выступили слезы, она попыталась отвернуться, не удержалась и завалилась на кушетку.
– Так. Пойдемте в палату. Завтра будем разбираться, что с вами делать. – Врач аккуратно взяла пациентку за руку и с помощью санитарки сопроводила ее в палату. Женщина закрыла руками лицо, а спустя еще 15 минут заснула.
Людям в алкогольном опьянении психотропные препараты противопоказаны. Совместное их употребление с этанолом чревато делирием[59] и бог знает чем еще. К лечению они приступят завтра, когда пациентка протрезвеет, а на сегодня лучшее лекарство для нее – крепкий и продолжительный сон.
Светлана Геннадьевна прошла в ординаторскую. Время медленно, но верно подбиралось к 17:00, а значит, уже час, как нужно быть дома. Накинув пальто, она вышла на улицу.
– А-а-а! – Кто-то резко дернул ее за воротник и зажал рот. Рука была ледяной и очень крупной. Попытка выбраться оказалась безрезультатной.
– Заорешь – прирежу. Закрой рот и слушай меня, поняла? – Обладатель низкого голоса явно не шутил.
Светлана Геннадьевна кивнула, в тот же момент руку брали, но к горлу подставили нож. Холодный металл неприятно врезáлся в кожу, обозначая серьезность намерений нападавшего.
– Чего вы хотите? – Ее била дрожь то ли от страха, то ли от напряжения, а в голове крутился миллион мыслей: «Кто это может быть? Случайный человек или знакомый? Удастся ли выбраться? Что делать? Звать на помощь не вариант…»
– Я хочу справедливости. Ты должна делать то, что я говорю.
– Хорошо.
– Ты меня не знаешь, но я знаю тебя. Ты психиатр. Хороший психиатр, помогаешь людям. Ты должна помочь мне.
– Я помогу.
– Только дернись, и будешь мертва. Сделаешь, что я прошу, в долгу не останусь. – Мужчина ослабил хватку. Светлана Геннадьевна медленно повернулась лицом к нападавшему. Кровь пульсировала в ушах, но ее внешнему спокойствию можно было позавидовать.
– Я слушаю вас.
– У меня в машине сидит женщина. Моя жена. Она беременна, срок – тридцать семь недель. В последние несколько дней ведет себя неадекватно. Замирает, не отвечает на вопросы, не ест. Все психиатры, к которым мы обращались, настаивали на госпитализации в психушку. Этого я допустить не могу. Она работает в полиции на высокопоставленной должности. Если попадет к вам, это перечеркнет ее карьеру. Никто из врачей не согласился лечить
