Терапия, сфокусированная на сострадании: отличительные особенности - Гилберт Пол
Ранний опыт формирует различные нейрофизиологические системы и координацию систем аффективной регуляции [Cozolino, 2007; Ogden, Minton & Pain, 2006]. Так, нам известно, что ранняя забота (или ее недостаток и абьюз) влияет на зрелость мозга, аффективную регуляцию [Gerhardt, 2004; Schore, 1994, 2001; Siegel, 2001], когнитивные способности и способности к ментализации и пониманию мыслей и чувств другого человека [Allien et al., 2008; Siegel, 2001]. Терапевт исследует ключевые эмоциональные воспоминания, которые служат фокусом самопознания и могут быть спровоцированы жизненными событиями [Brewin, 2006].
Однако, некоторым клиентам сложно припомнить негативные события, они "выключаются", а воспоминание вызывает у них состояние стресса. Другие клиенты скажут, что "все было прекрасно", и только потом вы поймете, что это не так. Важность последовательного рассказа о своем прошлом была подтверждена исследованиями, в которых был использован протокол привязанности для взрослых (Adult Attachment Interview) [Mikulincer & Shaver, 2007]. Итак, нам известно, что важно задавать конкретные вопросы. "Вы чувствовали, что мама или папа любили вас? Как он(а) это показывал(а)? Как он(а) вас утешил(а)? Как он(а) говорил(а) с вами о ваших чувствах? Какими способами он(а) выражал(а) физическую привязанность? Если вы были огорчены, как он(а) вам помог(ла)?" Обычно при проблеме стыда можно обнаружить отсутствие чувства близости, одобрения и поддержки, и нередко переживания отстраненности и угрозы или вреда.
История накапливается появляется со временем, ведь это не просто "установление фактов" и обнаружение "горячих точек" (которые послужили стимулом для разработки стратегий безопасности и развития личных смыслов), но также ключевые возможности для проявления сострадательной эмпатии и валидации жизненного опыта человека [Leahy, 2005; Linehan, 1993]. Создание "безопасности" таким способом дает возможность выстроить последовательное повествование о своих трудностях. Терапия может быть первым случаем, когда человек чувствует, что сознание другого человека ориентировано на него, что к нему относятся заинтересованно, непредвзято, его понимают проявляют, эмпатию и заботу. Это помогает создать последовательный нарратив (в котором нет шейминга) [Gilbert, 2007b]. С этого начинает процесс, в котором клиенты начинают понимать свои проблемы с точки зрения фенотипического развития, мышления, ориентированного на жизненные стратегии типа "лучше перестраховаться, чем потом жалеть" и "безопасность прежде всего", где самоощущение текстурируется этим опытом.
Эмоциональнаяи память "я"
Важно изучать опыт самоощущения и понимать, как он связан с эмоциональными воспоминаниями. Так, Гилберт [Gilbert, 2003] предложил следующее.
Рассмотрим ранний опыт ребенка, когда тот во время взаимодействия испытывает эмоции других, и они становятся основой для убеждений о себе. Позитивное убеждение в том, что "я достойный любви окружающих, компетентный человек", на самом деле является сокращением для "в моей системе памяти много эмоционально текстурированных переживаний, когда я вызывал положительные эмоции у других и ко мне отнеслись с любовью и как к компетентному человеку, вот почему достоин любви". Предположим, родители часто злятся на ребенка. У этого ребенка складывается убеждение, что другие не видят его положительно, что является сокращением для "в моей системе памяти много эмоционально текстурированных переживаний, когда я вызывал гнев других и ко мне отнеслись, как к плохому, поэтому я плохой человек". Предположим, родители проявляют презрение, не демонстрируют любовь или отворачиваются от ребенка. Интернализируется не гнев, а потеря или презрение. У этого ребенка складывается убеждение, что окружающие видят в нем человека, от которого можно отвернуться, и считают, что его нельзя любить. Это сокращение от "в моей системе памяти запечатлены эмоционально текстурированные переживания, когда я вызывал у других пренебрежение и когда ко мне отнеслись, как к ненужному человеку, вот почему я ненужный". Рассмотрим случай с ребенком, подвергшимся сексуальному насилию. Это может звучать так: "В моей памяти есть эмоционально окрашенные переживания страха и отвращения, поэтому я отвратительный и плохой". Томкинс [Tomkins, 1987] утверждал, что стыд (и другие эмоции неуверенности) откладываются в памяти как сцены и фрагменты образов себя в отношениях. Эти закодированные сцены могут затем стать "мини-координаторами" внимания, мышления, чувств и поведения, что дает начало тому явлению, которое Юнг называл "комплексами" [Gilbert, 2003, pp. 1221-1222].
В психодинамической терапии эти процессы принято рассматривать как "я-объекты". Когнитивные терапевты называют их "я-схемами". При этом ключевым моментом является то, что схемы "я" возникают из взаимодействий я — другой и уходят корнями в эмоциональные воспоминания, которые могут влиять на телесную память и "переживаемое самоощущение" [Brewin, 2006; Ogden et al., 2006]. Вот почему при работе со стыдом CFT часто работает напрямую с глубинными переживаниями (часто с угрозой и одиночеством или грустью; главы 10 и 11), пересматривая воспоминания об угрозах и развивая новые сострадательно-безопасный эмоциональный опыт [Hackmann, 2005; Lee, 2005]. Работы только с эксплицитными системами обработки, в ходе которой вырабатывают навыки рациональных альтернатив стыду может оказаться недостаточно для воздействия на эмоционально окрашенные воспоминания, которые подпитывают и поддерживают защитную ориентацию [Brewin, 2006].
Ключевые угрозы и неудовлетворенные желания
Опыт ранних лет может позволить нам чувствовать себя безопасно и защищенно или испытывать угрозу и неуверенность [Mikulincer & Shaver, 2007]. Как отмечают Гилберт [Gilbert, 1989], а также Бек и соавторы [Beck et al., 2003] что ключевые страхи, возникающие в детстве, которые будут иметь долгосрочное влияние, часто связаны с архетипическими и врожденными темами покинутости, разобщенности, отвержения, стыда и жестокого обращения или насилия. В CFT мы различаем внешние и внутренние угрозы. Внешние угрозы — это то, что мир или другие могут сделать; внутренние угрозы — это то, что возникает или воссоздается внутри нас самих. Например, человек может бояться внешней угрозы отвержения, эксплуатации или причинения вреда со стороны других; и/или внутренней угрозы потери контроля или погружения в тревогу, гнев или депрессию (внутренняя угроза). Это действительно может быть страх (снова) впасть в депрессию, и он может "запустить" руминации, избегание, страх и опасения перед будущим и даже самоубийство [Gilbert, 2007a]. Чрезвычайно полезно помочь клиентам сформулировать и осмыслить те основные страхи и заботы, которые они несут с собой с детства. Особенно это полезно, если посмотреть на следующий элемент, — то есть, их способ защиты, которым они пользуются с самого детства и даже во взрослом возрасте, — их защитные стратегии и щиты. Действительно, мы все время говорим о том, что создает в нас трудный жизненный опыт, а затем о необходимости разработки "стратегий безопасности", "попыток самозащиты", "усилий, которые необходимы, чтобы добиться успеха в", и, в итоге "стараниях в полную силу".
Безопасность и компенсаторные стратегии
Наш мозг с первого дня жизни автоматически разрабатывает ряд стратегий для поиска безопасности, самозащиты и самоуспокоения. В характере и предрасположенности младенцев и детей к определенным стратегиям есть генетически обусловленные различия. Так, например, одних детей легче успокоить и утешить физическими проявлениями любви, чем других. Застенчивые дети более осторожны и отстраненны, чем дети, склонные к исследованиям. Для некоторых детей их родители — безопасная база, для других же родители — источник угрозы [Liotti, 2000]. Кроме того, в настоящее время проводится много исследований того, как дети реагируют на угрозы, обращаясь к родителям как источнику справочной информации (безопасно это или нет? Как в эксперименте "визуальный обрыв"), защиты и успокоения [Mikulincer & Shaver, 2007]. Хотя некоторые дети обращаются к родителям, как источнику успокоения, когда испытывают угрозу (что вполне предсказуемо), другие дети держатся более отстраненно. Есть и третий тип детей, которые ориентированы на родителей, но не могут успокоиться, когда их обнимают или успокаивают. Все это говорит о регулировании системы угроз.
