Читатель на кушетке. Мании, причуды и слабости любителей читать книги - Гвидо Витиелло
Любого библиомана ожидает поистине заслуживающая сочувствия трансформация – как это часто бывает, он превратится из волокиты в подглядывающего; печальна и его рутина: в одной руке бутерброд, в другой – канцелярский нож, и так он перехватывает кусочек то тут, то там, поглощая свою каждодневную порцию книг; однако ему никак не удается с комфортом доесть до конца хотя бы одну. Печальная участь – история, финал которой раскрашен серыми тонами разочарования, как писал когда-то Джезуальдо Буфалино. Нечто подобное наверняка произошло и с Джакомо Казановой, когда он однажды вечером смотрел безмятежным и сонным взглядом на свою служанку, грудь которой то и дело проглядывала меж застегнутых на две пуговицы полочек блузки; или же с Дон Жуаном, когда он сказал Лепорелло: «Нет, погаси факелы и иди спать, сегодня никому не открывай». То же самое происходит и с книгами, и, боюсь, это еще сильнее наводит тоску.
Если кто-то из вас ищет произведение, похожее на воспоминания двух этих известных распутников, но про книги, вам стоит прочитать «Любовные приключения библиомана» (1896). В этом произведении американский писатель Юджин Филд описывает траекторию судьбы, которая начинается с «первой любви» и достигает кульминации, когда человека поражает болезнь, именуемая «каталогинитом». Печальна плоть, увы![33]
Обыкновенный читатель, как правило, находится где-то посередине между монахиней-затворницей и распутником. В этой среде куда сильнее распространена серийная моногамия (можно сказать, сейчас это в целом превалирующий тип отношений): склонные к ней люди привязываются к одной книге и даже не допускают мысли о других, пока не доберутся до последней страницы, которая разом освободит их от обета верности. Во имя нее такой читатель готов терпеть все неудобства семейной жизни: жалобы, раздражающие привычки, изматывающие каждодневные ритуалы, надоедливые присказки, периоды простоя, навевающие скуку лирические отступления. Мандзони немного увлекается описанием виноградника Ренцо[34], Дон Делилло начинает рассказывать бесконечную историю про бейсбол – и вот на длинной дистанции ты уже находишь что-то милое в храпе своего супруга. Ведь даже великий Гомер, как учили нас в школе, «время от времени может и задремать»[35], прямо как некоторые мужья, отяжелев от воскресного семейного ужина, кажется, буквально сливаются с диваном в единое целое.
Линн Шэрон Шварц отлично знала, насколько героического самопожертвования (можно сказать, почти граничащего со святостью) временами требует принесенный брачный обет:
И вот я, как все серийные брачующиеся, беру новую книгу с благими намерениями: я рассчитываю оставаться с ней и в радости, и в печали, пока последняя страница не разлучит нас, но… в какую-то минуту она больше не привлекает меня. А другие книги, куда более манящие, буквально испускают в мою сторону феромоны. В конце концов в мире так много прелестных книг! Зачем терять время с одной, если она больше не приносит удовольствия, не радует ничем новым, не переносит меня куда-нибудь, где я еще никогда не была? Я чувствую, что больше не привязана к книге, которую держу на коленях, точно как муж или жена, разлюбившие друг друга, ощущают, что хотят отстраниться от сидящего рядом человека и спрашивают себя: что я здесь делаю?
Именно так беспокойный моногамный читатель, движимый книжными феромонами, начинает листать другие книги. Он сначала рассеянно просматривает первые страницы, затем главы, и в итоге временами путается в персонажах, смешивает один сюжет с другим, а потом оказывается в страшном сне: как неверный муж, лежа в постели с женой, он боится назвать ее именем любовницы (или наоборот). В этом смысле куда более мудро ведет себя читатель, открыто ведущий полигамный образ жизни: у него, как у перса Узбека, всегда под рукой пять книг – его домашний гарем на прикроватной тумбочке. Главное – чтобы они достаточно сильно отличались, не создавали неловких ситуаций и не ввязывались в споры о том, у кого из них больше законных прав.
Упомянем в завершение и еще один тип – безутешный вдовец. Он слишком рано познал самую большую книжную любовь в своей жизни и убедил себя, что никто и никогда с ней не сравнится. Печальная судьба, если подумать. Любовь и книги должны меняться, развиваться в соответствии с возрастом человека. В начальной школе это нежное и чистое чувство к лучшему ученику в классе, светловолосому лохматому мальчишке («Маленькому принцу»), затем, в подростковом возрасте – первая влюбленность в хулигана, с которым мама запрещает видеться (Буковски), в красивого загадочного юношу, который толкает странные, хоть и крайне глубокомысленные речи (Гессе), в бедового парня, который вызывает у тебя желание поиграть в сестру милосердия и вернуть его на путь истинный (Керуак). И наконец, когда приходит время выходить замуж или жениться, нужно встретить своего человека. Зачем же судьба свела тебя со Стендалем раньше времени и сделала тебя обреченной молодой вдовой?
Такого рода читатели проводят всю жизнь в трауре, однако он, словно тень, сопровождает и приверженцев серийной моногамии. Потому что помимо послеродовой депрессии и посткоитальной дисфории существует и посткнижное расстройство. Американцы называют его post-book blues (примерно как baby blues – подавленное состояние после рождения ребенка или же, в нашем случае, завершения книги). Не уверен, что такое есть в диагностических руководствах по ментальным расстройствам, но нет такого читателя, кто бы не терзался из-за расставания с любимым романом.
Это начинается, когда прочитаны уже три четверти книги и новых страниц остается все меньше и меньше. Самые упорные заставляют себя нарочно растягивать этот остаток, но рано или
