Уильям Вулфолк - Верховные правители
- Я бы проголосовала за него, - бодро добавила она. - Он гораздо приятнее губернатора Берри. Он мне никогда не нравился.
Она слишком поздно вспомнила, что несколько лет тому назад губернатор Берри освободил Фрэнка Кенни. Как она могла это забыть? Она сделала затяжку? Все шло не так.
- Он меня всегда раздражал, - сказала Тина и подумала о том, что ждало её на туалетном столике в спальне.
Мужчины снова заговорили о расследовании, возглавляемом Стивеном Гиффордом. Их интересовало, можно ли доказать факт саботажа в отношении самолета. Эта тема казалась Тине ужасно скучной, бесконечно далекой от её интересов.
Она начала рисовать зубцом вилки на скатерти. Два маленькие окружности - это глаза. Овал лица. Две буквы: ПД. Почему ПД? Инициалы человека, о котором они говорили. Питер Дерек. Речь все ещё шла о самолетах. Острие вилки изобразило самолет. Она подняла голову, заметила взгляд Харри и быстро положила вилку возле своей тарелки.
Наконец Винсе Папаньо заявил, что отправляется на уик-энд в Лас-Вегас, и это позволило Тине открыть новую тему.
- Мне всегда везло в игре, - сказала она. - А некоторым людям постоянно не везет. Например, Харри. Он теряет голову. Помню, однажды он провел в Лас-Вегасе за игорным столом три часа и проиграл...
Она знала, что её понесло, и ощущала себя человеком на роликовых коньках, оторвавшим одну ногу от земли и пытающимся восстановить равновесие.
- Сколько ты проиграл, дорогой?
Все, кроме Харри, улыбались.
- Никому это не интересно, Тина.
Он называл её по имени, только когда волновался, но сейчас он не мог промолчать. Ей казалось, что её глаза сейчас вылезут из орбит. Больше всего на свете она хотела, чтобы этот разговор закончился.
- О, по-моему, это забавно.
Она положила сигарету в пепельницу, словно наказывая себя.
- Ты помнишь, сколько, дорогой?
Его взгляд стал ещё более недовольным.
- Достаточно, Тина.
Резкий отпор со стороны Харри подсказал ей, что она уже не пытается сохранить равновесие; она падает, падает бесконечно медленно, как это обычно происходит с людьми во сне.
- Во всяком случае, больше пятидесяти тысяч дол
- Я уверен в одном, - быстро вставил Фрэнк Кенни. - Харри никогда не проигрывал больше того, что он может позволить себе проиграть.
Громкий мужской смех, похоже, всегда выручает в неловкие моменты. Харри, сузив глаза, смотрел на нее. Почему он так неразборчив? Чье уединение нарушается? Нельзя приглашать таких типов в её дом.
- И все же я не считаю это очень умным поступком. Сколько всего можно было купить на эти деньги! Мы могли прожить в Европе целый год...
Что она несет?
- Обидно, честное слово, - неуверенно добавила она.
Винсе Папаньо произнес своим гнусавым голосом:
- Твой муж - умный человек. Не беспокойся о нем.
- О, я никогда не беспокоюсь о Харри, - солгала она и затем, борясь со слезами и дрожащими губами, сумела с достоинством улыбнуться.
В полночь она сидела перед маленьким туалетным столиком в алькове спальни. Гости давно ушли, она была в прозрачном кружевном пеньюаре. Она обрела чувство покоя и уверенности в себе.
В боковом зеркале она увидела, как Харри начал раздеваться. Он казался крупным, могучим в своей рубашке и белых подтяжках, перекрещенных на спине.
- Ты сегодня не контролировала свой язык, - сказал он.
- Я сожалею, если оскорбила слух твоих друзей-джентльменов.
Ей приходилось прибегать к резким выражениям, потому что Харри обладал недостаточно тонким слухом и не понимал, что она могла использовать выражения типа "друзья-джентльмены" лишь с таким подтекстом: "Я бы хотела, чтобы ты не приглашал таких типов в мой дом. Им подошли бы клички Малыш Даго и Большой Фрэнк..."
Его тяжелая рука опустилась на туалетный столик. Маленькие пузырьки запрыгали.
- Заткнись!
Ее язык не подчинялся ей.
- Гуны! Вот кто они такие. И если ты этого не видишь, ты сам не лучше...
Он смел рукой пузырьки с туалетного столика. Драгоценные капли духов стоимостью пятьдесят долларов за унцию окропили гребень из черепашьего панциря.
- Смотри, что ты наделал!
Он посмотрел на неё из-под тяжелых век.
- Где это?
Она зашла слишком далеко.
- Ты говоришь глупость. Ты всегда так думаешь, когда я слишком много болтаю. Я должна молчать, как сфинкс?
- Где это?
- Клянусь, Харри, я ничего не принимаю уже несколько месяцев. С того времени...
Воспоминания сдавили ей горло. В день рождения трехлетнего Билли его увезли в то место и оставили там.
- Скажи мне, где это, черт возьми!
Он начал опустошать медицинский шкафчик в ванной. Там он ничего не найдет.
Я не хочу, чтобы моего сына постоянно держали в лечебнице. Но что им оставалось делать? Он постоянно носился по дому, разбрасывал вещи (как делал сейчас Харри), предавался своей любимой забаве - бросал в туалет все попадавшиеся под руку предметы: игрушки, зубные щетки, пуговицы от рубашки, клочки бумаги, расчески, ложки, вилки, пробки от бутылок, наконец драгоценности, часы, монеты. Сколько всего исчезло в ненасытном туалете!
Потрясения тех дней, чувство вины, слезы, обвинения вынудили её найти средство, помогавшее смириться с жестокостью судьбы. Сейчас кокаин под видом пудры лежал в её золотой флорентийской пудренице.
Он нашел её. Подошел к столику, протянул руку, схватил пудреницу, открыл её и понюхал. Потом, не взглянув на жену, отправился в ванную, чтобы выбросить содержимое пудреницы в туалет. Жалобно всхлипывая, Тина побежала за ним. Порошок плавал в туалете. Харри нажал на рычаг. Вода с воем устремилась вниз.
- БИЛЛИ!
Он начал трясти её. Она задыхалась, хрипела.
- Харри, ради Бога! Я не могу без этого. Не могу!
- Ты должна завязать. Доктор тебе сказал. Должна взять себя в руки. Вывести отраву из организма.
- Когда я наберусь сил.
- Тебя это губит. От тебя ничего не останется. Сколько ты приняла?
- Две и ещё две. Полчаса назад. Я уже ничего не чувствую. Действие заканчивается.
- Обещай мне, что ты не прикоснешься больше к зелью.
- Обещаю.
- Поклянись Господом.
- Клянусь Господом.
Он со стоном отвернулся.
- Я правда обещаю, - сказала она. - Ты не поступишь со мной дурно, нет?
- Ты должна снова отправиться туда.
- Я не могу! Я сделаю все, чтобы избежать этого.
Ее веки почти сомкнулись.
- Ты не посмеешь!
- Не посмею?
- Я слишком много знаю.
- О чем?
- Об этом несчастном умирающем человеке, которого вы заставили признаться.
В её голове был туман. Она старалась все вспомнить.
- И ещё о самолете и Питере Дереке, который...
Он ударил её ладонью. У неё перехватило дыхание. Он бил её прежде, но никогда не касался лица. Заботился о том, как она выглядит. Потом ударил второй рукой по другой щеке. Она опустилась на колени.
- Не угрожай мне!
- Я - я не угрожала. Я не знала.
- Не вздумай повторить!
- Я никогда не причинила бы тебе вреда, Харри. Никогда не причинила бы вреда тебе.
Она заплакала от унижения. При мысли о том, что он может отправить её назад, в душе Тины пробудились ненависть, страх и странный парализующий холод.
Харри склонил голову, опустил плечи. Она не заметила слез в его глазах - он схватил её и крепко прижал к себе.
Опустив локти, выставив вперед кисти, Стив двигался вокруг противника - своего пятнадцатилетнего сына Джеймса. Они находились в цокольном помещении, стены и пол которого были обиты старыми рваными матрасами. Стивен давал сыну уроки по искусству самообороны, которым он овладел в академии ФБР.
Джеймс был способным учеником. Раз или два ему почти удалось блокировать быстрые движения отца, но все же в конце концов он оказывался на старом матрасе.
Сейчас он заметил то, что походило на брешь в защите отца. Он не отреагировал на нее, чувствуя, что это преднамеренная провокация атаки.
Прозвучала трель.
Стивен обернулся. Джеймс бросился вперед, схватил отца за руку и бросил через спину. Стивен с грохотом приземлился на вздрогнувший пол.
- Папа! С тобой все в порядке?
Стивен поднял голову.
- Это твои лучшие локтевой "рычаг" и бросок с начала наших занятий.
Стивен медленно поднялся, подошел к переговорному устройству и щелкнул клавишей.
- Почему ты так долго не отвечал? - спросила Джейн.
- Я лежал на полу.
Она понизила голос:
- К тебе пришли.
- Кто?
- Женщина, звонившая раньше. Она спрашивала тебя. Она не называет своего имени. Думаю, тебе следует немедленно подняться.
Джейн ждала его у верхнего конца лестницы, ведущей из цокольного этажа.
- Она в гостиной, - почти шепотом произнесла она. - Я не знаю, что ей нужно.
Женщина, стоявшая возле пианино спиной к двери, была в простом черном платье, большой черной шляпе и густой вуали. Вуаль! Он уже много лет видел вуаль только на похоронах.
Она повернулась.
- Мистер Гиффорд?
