Александр Лоуэн - Секс, любовь и сердце психотерапия инфаркта
Мэри происходила из католической ирландской семьи, в которой все, что было связано с сексом, считалось грешным. Она была очень привязана к своему отцу. Когда ей было 10 лет, он умер. Для девочки это было шоком. Однако она не сломалась и не заплакала. Так как отец умер в больнице, мать, для того чтобы ее защитить, не сказала Мэри сразу о его смерти, и ребенок уцепился за это опоздание, чтобы противостоять неотвратимому уходу отца. Она представляла себе, что он сейчас на небе и неустанно за ней наблюдает. Она тешила себя надеждой, что если она будет хорошей девочкой (что означало запрет сексуальности), отец когда-нибудь к ней вернется. Став взрослой, Мэри уже не верила в его возвращение, но в процессе терапии стало ясно, что на подсознательном уровне она не приняла полностью его смерть. Основным следствием была ее неспособность к эмоциональному реагированию. Откуда это бралось?
Мэри относилась к отцу как к кому-то, кто защищает ее от матери, которую она воспринимала как врага и соперницу в соревновании за чувства отца. Его утрата оставила ее в невыносимом состоянии бессилия и податливости к травмам. Компенсируя это, она представляла себе, что отец находится на небе и до сих нор ее охраняет. Боль, связанная с его утратой, была слишком велика, чтобы она могла ее вынести и принять. Она сказала: "Я не могла этого перенести. Я умерла бы, сел» бы поверила, что он умер". Может быть, Мэри и не умерла бы, но ясно, что она не могла противостоять такому сильному чувству.
Протестуя против той утраты, она защищала свое сердце, чтобы оно не разорвалось от боли, но во время приступа мигрени у нее "разрывалась голова". Механизм этого перемещения зависел от того, каким образом Мэри отрицала и контролировала сексуальность. В своей бессознательной части ума Мэри обвиняла в утрате отца свои сексуальные чувства по отношению к нему. Смерть она расценила как наказание. Этот контроль сексуальных чувств осуществлялся посредством перемещения крови от половых органов к голове, что вызывало пульсацию артерий в мозгу. Подтверждением правильности такого видения проблем Мэри подтвердилось заметным снижением частоты и интенсивности головных болей, когда ее связанное с сексом чувство вины и отрицание утраты были проанализированы в процессе терапии. Мэри могла принять утрату только после того, как оказалась в состоянии разрядить свою боль через реакцию скорби, проявляющуюся рыданиями и плачем.
Невозможно переоценить ту роль, которую играет плач в снятии напряжения п смягчения боли "разбитого сердца". Утрата любимого человека должна быль выплакана, если человек хочет вернуться после утраты к нормальной жизни (курсив переводчика). Со времен Фрейда психологи знают, что неспособность реагировать плачем в ситуации утраты вызывает депрессию пли меланхолию. Все депрессивные реакции имеют источник в утрате любви, которая была недостаточно оплакана. Депрессия возникает из иллюзии, что хорошим поведением можно получить любовь.
Отрицание смерти любимого родителя, к счастью, случается не часто. Оно вводит в жизнь ребенка элемент нереальности, что затрудняет его контакт с другими людьми. Это происходит тогда, когда привязанность к родителю настолько сильна, что ребенок не может принять утрату. На практике чаще встречается отрицание любви. Немного людей в состоянии признать, что они не были любимы в детстве. Даже пациенты в процессе терапии имеют серьезные трудности в принятии такой возможности. Лишь в то время, когда они переживают боль, связанную с "разбитым сердцем", они в состоянии осознать, что один пли оба родителя относились к ним враждебно. Если они описывают недостаток сердечности или жестокость со стороны родителей, они оправдывают такое поведение, обвиняя себя, или сочувствуя боли и страданиям родителей. Часто чем хуже К ребенку относились, тем менее он склонен и способен это осознать. Для ребенка принятие факта ненависти родителя равнозначно постановке базисного вопроса о порядке вещей. Однако реальность такова, что родители относятся к своим детям амбивалентно. С одной стороны они желают им наилучшего, с другой — отвергают их стремления. Они также ревнивы по отношению к ребенку, который имеет больше, чем имели они сами.
Амбивалентность проявляется в такой степени, в которой родительская любовь зависима от достижений и успехов ребенка. В нашей культуре, где успех является "важнейшей добродетелью", многие родители рассматривают достижения ребенка как свидетельство своей собственной ценности. Очень часто их эго вовлекается в престиж ребенка и его функционирование в школе и вне ее. Но любовь, зависящая от функционирования — не настоящая любовь. Настоящая любовь жертвует человеку тепло и сердечность за то, кто он есть, а не за то, что он делает. Невинная на первый взгляд фраза: "Мама будет тебя любить, если съешь кашку" — является проявлением не любви, а отвержения. То же самое относится к таким фразам, как: "Ты такой трудный. Как кто-нибудь может тебя любить". Ребенок рождается как маленький звереныш, и если любовь матери зависит от его способности вести цивилизованную жизнь, тем самым отрицается его первичная природа. Все дети должны приспособиться к социальной жизни, и этот процесс не требует угроз или наказании. Как дети спонтанно и естественно учатся говорить, так же в свое время они приобретут способность хорошего поведения. Это правда, что не всегда они тихие и спокойные, это беспокоит родителей, не способных вынести их естественность.
Психологи знают, что современные дети находятся под огромным давлением требований быстрого развития, что приписывается соперничающему характеру нашей культуры. Другая причина давления, требующая от детей, чтобы они быстро вырастали — желание родителей освободиться от стресса, связанного с необходимостью посвящать время и энергию потребностям детей. Сколько матерей находят удовлетворение в опеке над собственными детьми? Сколько отцов имеют время, терпение и энергию для того, чтобы убаюкать ребенка? "Разбитое сердце" может возникнуть уже тогда, когда младенец чувствует, что его стремления и потребности являются вторичными, и независимо от того, много ли он плачет, ребенок не получит внимания и опеки, в которых нуждается.
Дети быстро учатся тому, что если они эмоционально поддерживают родителей, они получат их одобрение п сердечность. "Я должна была быть матерью для моей матери", — это замечание, которое можно часто услышать в процессе терапии. Дети впечатлительны к страданиям родителей и делают все, чтобы их уменьшить. Как сказал один из пациентов: "Я не мог плакать, чтобы не отягощать мать своей печалью, у неё было достаточно своей печали". Ребенок подавляет собственные стремления и старается стать кем-то, способным осчастливить родителя. Сначала это означает быть хорошим и послушным, что является позицией, усиливаемой школой. Нетрудно заметить переход от желания понравиться родителям к хорошему функционированию в школе и достижению успехов в профессиональной карьере. Это желание понравиться другим возникает из надежды, что такие поступки гарантируют нам чью-то любовь и победят опыт "разбитого сердца", являющийся нашей мукой с детства пли младенчества.
Однако такое поведение не более успешно у взрослого, как и у ребенка. Конечно, взрослый не осознает того, что своими действиями хочет заслужить любовь, так как подавил потребность в любви. Но эта потребность время от времени проявляется, и ее сопровождает чувство пойманности в ловушку, нахождения в безнадежной ситуации. Чувства потребности и безнадежности угрожают сломить защиту человека от осознания "разбитого сердца" и открыть путь к изливанию печали, в которой он боится утонуть. Кроме этого появляется, несмотря На то, что оно болезненно, стремление к освобождению и нахождению любви, а вместе с ним чувство паники от мысли об очередном отвержении.
Амбивалентность родителей по отношению к детям проявляется не только в виде прохладности пли надлежащей опеке. Некоторые родители испытывают настоящую враждебность по отношению к собственному потомству. Ее влияние на ребенка иное, чем описанное выше влияние родительского нарциссизма. Другим переживанием является паника от мысли об отвержении, н страх или ужас в связи с враждебностью родителей. Дети, к которым плохо относились — явление ныне хорошо известное, может заключаться в битье, которое временами угрожает жизни ребенка, или в иных, психологических формах наказания. Я вспоминаю один свой обед с семьей, во время которого мать запретила сыну дотрагиваться до его любимого мясного блюда, прежде чем он не съест своей порции овощей. Мальчик, который почему-то питал отвращение к овощам, боролся с суровым приказом матери, но не мог его полностью принять. Мне было его жаль, и я заступился за него. Я никогда не забуду полного ненависти взгляда, который был послан мне его матерью за мое неосторожное вмешательство. Этот ребенок имел впоследствии серьезные эмоциональные проблемы.
