Анжела Варданян - Этюды по детскому психоанализу

– Про своих пациентов.

Я:

– Пациентов? (Долгая пауза.)

Роза:

– Вы невозможная. Как вас терпит ваша дочь?[49]

Я:

– Тебе тяжело? Но ты сильная, ты можешь об этом сказать.

Роза:

– Ничего и не тяжело.

Я:

– Что не тяжело?

Роза:

– Это секрет.

Я:

– А что не секрет?

Роза:

– Я сожгла все. Если бы я убила по-настоящему, это было бы ужасно.

Я:

– Тебе этого хотелось?

Роза:

– Не ваше дело.

Я:

– В от как? Почему?

Роза:

– Потому.

Я:

– Ответ малыша.

Роза:

– Я решила уже. Я к вам ходить не буду.

Я:

– Это твое право.

Роза:

– Я так хочу.

Я:

– Что? Остаться 2-летним ребенком? Закрыть глаза, уши – и все нормально?

Роза:

– Замолчите, это не ваше дело.

Я:

– Может быть. (Пауза.)

Роза:

– Что теперь мне делать?

Я:

– Что хочешь.

Роза:

– Я хочу уйти!

Я:

– Как хочешь.

(Сидит, молчит. Натянута как струна. Пауза длится долго.)

Роза:

– Ну, я пошла.

Я:

– Как хочешь.

Роза (встала, резко и шумно открыла дверь кабинета и прошла в прихожую; стоит у входной двери в нерешительности, приговаривает):

– Уйти или не уйти?

Я продолжаю сидеть в кресле полубоком и молча наблюдаю.

Роза (стоя лицом к двери, хотя я знаю, что она чувствует мой взгляд, я в этом уверена):

– Вообще-то я хочу уйти, но почему-то не ухожу. (Молчит.) Нет, ухожу.(Это она говорит для меня, потому что поворачивается лицом ко мне и смотрит исподлобья.)

Я чувствую, как я ослабла, и принимаю решение показать ей свои чувства. Позволяю себе прослезиться. Мне становится очень грустно. Роза приоткрывает входную дверь, но не выходит.

Я (тихим голосом, на выдохе):

– Иди, если ты так хочешь.

Роза:

– Вы почему так погрустнели?

Я:

– Ты знаешь. (Пауза.)

Роза (смотрит молча, пауза):

– Вы за всех пациентов так переживаете?

Я:

– Я стараюсь их понять. (Пауза.)

Роза:

– Значит, вы хороший психолог! (Пауза.) Но для меня плохой!

Я:

– Наверное.

Роза:

– Ладно. Я не ухожу (продолжает стоять на месте, закрывает дверь).

Я:

– Но тебя все равно нет в кабинете. Я одна.

Роза:

– Ладно. Я войду (садится). Я могу быть хорошим психологом.

Я:

– Может быть. Но кто будет учиться?

Роза:

– Кончу школу, уеду в Ленинград. Мой папа даст мне свою машину.

Я:

– Кто будет водить?

Роза:

– Я научусь.

Я:

– Я понимаю, ты хочешь всего достичь сама, ты считаешь, что сама справишься. Это твое право – самой принимать решения. Но если ты все-таки мне поверишь, поверишь, что я не предам тебя, доверишь свои тайны и секреты, сама захочешь о них говорить, можешь вернуться сюда.

Сеанс окончен. Я пригласила мать в кабинет, при Розе сделала резюме: 1) работу продолжать не могу, дочь не хочет; 2) Роза – не ненормальная; 3) Роза может возобновить терапию, если захочет сама.

У Розы пришибленный вид. Мать упорно пытается меня убедить в ненормальности дочери; перечисляет: мастурбирует, трется, раскачивается, говорит сама с собой, перенесла рахит, а в том детдоме, она потом узнавала, все дети были ненормальными и пр.

Я:

– Рахит – это не заразно. Гораздо важнее то, что вы проделали огромную работу. Прошли такой трудный путь матери, материнства. Хорошо воспитали свою дочь. Она такой умный, смышленый подросток, и теперь вы испугались своего ребенка.

Вдруг женщина прослезилась и начала тихо плакать.

– Ну почему мне никто не говорил этого? Это все моя старшая сестра так меня настроила. Роза действительно способная. До 4 класса была отличницей.

Я:

– И одевать ее надо соответственно возрасту.

Мать:

– Вы что, она и так красивая и засматривается на мальчишек. Я боюсь. Я же не знаю, кто была ее мать? (Не было сказано, но было ясно, что она боится проявлений сексуальности, а может, их последствий.)

Спустя несколько дней мать позвонила с жалобами. Розе стало хуже, раскачивается, трется и т. д. Сейчас дочери нет дома, муж взял ее кататься на велосипеде. Капризно с истеричными интонациями вновь начала повторять, что хочет вернуть дочь в детский дом.

Я:

– Не понимаю вас. Я не уверена в вашем решении сдать Розу. Когда от ребенка отказываются, вряд ли его лечат, катают на велосипеде, заботятся. Может, ваша любовь к дочери еще не иссякла? (Пауза.)

Мать:

– Не знаю! (Пауза.) Роза вам позвонит.

Предварительно позвонила Роза.

Розу привела мать. У порога опять пытается жаловаться: Роза спрятала дневник с двойками и т. д. Я твердо повторяю, что отношения с дочерью мать сумеет наладить сама.

Мать:

– Между прочим, двойки она стала получать после того, как начала ходить к вам.

Я:

– Я понимаю, что вы на меня сердитесь, но я не воспитатель и не учитель.

Мать:

– Муж считает, что Розе сейчас лучше, и она должна продолжать ходить.

Прощаемся. Настроение у Розы плохое. Молчит. Мрачная, стучит ногой по полу.

Я:

– Твоя нога мне говорит, что ты хочешь что-то сказать. Роза:

– Ничего подобного. (Пауза.)

Роза:

– Если скажу, вы обидитесь.

Я:

– Ты так думаешь? Роза:

– Это вы были по телевизору?

(Рассказывает, что смотрела передачу о преступлениях, увидела меня, слушала комментарии. Своего мнения о передаче она не сообщает.)

(Пауза.) Роза опять размахивает ногой. Замечает вслух:

– Ничего и не хочет. Вообще-то хочет.

Я:

– Ты боишься подпускать меня близко?

Роза:

– Да, вы для меня опасный человек.

Я:

– Я не хочу сделать тебе больно и подожду, пока ты убедишься в этом сама.

Роза говорит о том, что знает, что сама хотела родиться.

В конце сеанса показывает рисунок.

Роза:

– Не хочу платить, он плохой, сзади накалякала. (Текст на армянском языке.)

Следующий сеанс пропущен. Мать сообщила по телефону, что плохо себя чувствует, дочь ей нужна дома по хозяйству.

Совсем другой облик. Роза пришла в брючках, красивой блузочке. Юный, полный энергии кокетливый подросток.

Роза:

– Вам нравится?

Я:

– А тебе?

Роза:

– Теперь я буду вести себя хорошо.

Я:

– Что значит «хорошо»?

Роза:

– Вы знаете, чтобы всем нравиться.

Беседу ведет свободно. Много рассказывает о школе, учителях, подругах. Ни слова о семье, о себе.

К концу сеанса предупреждаю, что через месяц я отпущу ее на каникулы на две недели, отменим сеансы. Возобновим к концу октября, а дату я уточню.

Роза:

– Вы уезжаете?

Я:

– Это другая очень необходимая работа.

Роза:

– Вы уезжаете?

Я:

– Это будет в другой стране, конференция, но я обязательно вернусь, и мы продолжим работу.

Мать специально пришла к концу сеанса, чтобы сказать, что у нее нет денег продолжать терапию. И мы втроем договорились работать 2 раза в месяц. Хотя мать знала, что я беру минимальную плату.

Вошла в смущении, отказывается пройти в кабинет сесть. Стоит у закрытой двери, боком ко мне. Молчит. Бьет ногой по полу.

Я:

– Ты сердишься на меня, что я уезжаю, но так надо, это тоже моя работа.

Роза (хнычет):

– Ну и что?

Я:

– Но я не бросаю тебя, я буду думать о тебе. Я вернусь.

Роза:

– Зачем вы говорите? Молчите! (Пауза.)

Я:

– Мне трудно видеть тебя, я должна поворачиваться, чтобы говорить.

Роза (с надрывом):

– Не смотрите на меня, не смотрите! (Начинает хаотично ходить по комнате, ударять ногой по всему, что попадается на пути: стульям, дивану, журнальному столику.) Сейчас все буду ломать.

Я:

– Ты очень разозлилась. Можешь поговорить об этом.

Роза:

– Ничего подобного, это я нарочно.(Бьет ногой по стулу минуты две. Входит в агрессивное состояние.)

Я:

– Можешь все сказать, любыми словами.

Роза:

– Ничего не хочу говорить. Сейчас уйду. (Открывает дверь, видит там З.[50] )

– Что, это тоже ваша приемная дочь? (Видимо, мою дочь она уже видела.)