Виктор Аллахвердов - Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания
К сожалению, этой идеи тоже недостаточно. Во-первых, встаёт проблема точности. Например, с точностью до производства табуреток Земля плоская, с точностью до изготовления глобусов Земля круглая, но оба эти высказывания, в свою очередь, заведомо неверны для проектирования космических полетов. Истина становится относительной. И нет критерия, позволяющего оценить, какая из относительных истин ближе к абсолютной. Нельзя же знать всю возможную практику, включая будущие практические достижения. Например, неверная (с сегодняшней точки зрения) теория Коперника в течение ста лет (до её исправления с помощью законов Кеплера) хуже соответствовала астрономическим наблюдениям, чем ещё более неверная теория Птолемея. Но из-за этого не стоило сразу же отбрасывать гелиоцентрическую систему как ложную.
Во-вторых, с помощью практики нельзя оценить верность утверждений, никак непосредственно с этой самой практикой не связанных. Например, давних исторических событий. Как, скажем, решить, почему Наполеон покинул свою армию в Египте? То ли он понял безнадёжность положения армии, погибающей от чумы, и, по сути, дезертировал, как считают одни историки, то ли действовал, опираясь на принятое решение захватить власть во Франции, как считают другие. Не представляю, как можно в этом случае опереться на практику как на критерий истины и принять решение. А как по критерию практики оценить, какая из нескольких психологических теорий лучше? Для пробы сравните, скажем, теории З. Фрейда и К. Юнга, или, ещё того лучше, теории Ж. Пиаже и Б.Ф. Поршнева. А если истину вообще подменить практической пользой (как предлагает прагматизм), то такая позиция уже просто ведет к логическому абсурду.[114] Действительно, попробуйте оценить, что практически полезнее было бы для нас: считать, что Наполеон дезертировал? или что он заведомо решил взять власть? Вообще: истина – это то, что есть на самом деле, а не то, что практически полезно.
Но самое главное и решающее: ни практика, ни результат практической деятельности не даны сознанию непосредственно. А, следовательно, сличение предполагаемого результата практической деятельности с реально достигнутым результатом невозможно. Сравнивать имевшиеся субъективные представления об ожидаемом результате можно только с субъективным образом достигнутого результата. Получаем в итоге: «Критерий практики … слишком слабое утешение вследствие, с одной стороны, ее несовершенства, а потому недостаточной определенности. Ведь между абсолютной истиной, как исчерпывающим знанием, и относительной, как знанием наличным, лежит бесконечность неизвестного, которая становится лишь предметом веры, но не более того. С другой стороны, вследствие направленности практики на субъективное видение и столь же субъективные цели и интересы, она не может быть критерием истины».[115]
Ведь мы обычно воспринимаем лишь то, что ожидаем. Так, переживания человека, вызванные галлюцинацией, вполне могут подтверждаться в опыте: размеры галлюцинации увеличиваются, если смотреть на неё в бинокль; уменьшаются, если бинокль перевернуть; галлюцинация вообще может пропасть, если смотреть на неё сквозь непрозрачное стекло.[116] Д.Н. Узнадзе давал испытуемым определить на ощупь предмет и пришёл к выводу: «Чувственное содержание не предопределено раз и навсегда раздражителем. … Так, например, твёрдость металла один из испытуемых переживает как мягкость каучука до тех пор, пока убеждён, что данный ему объект является каучуковым штампом».[117] Методологи науки также признают: любой эксперимент можно совместить с любой гипотезой – правда, добавляют они, это может потребовать немало усилий.[118] Тем самым, на мой взгляд, и марксизм не решил проблему, он лишь её переформулировал.
Значит, мы опять приплыли в тот же круг. Мы осознанно воспринимаем только наше представление об окружающем, а не окружающее. Р. Грегори напишет об этом так: «мы видим то, что понимаем». Но ещё раньше об этом скажет У. Джеймс: «мы видим то, что предварительно осознаём».[119] Субъективные представления опровергаются другими субъективными представлениями, а не опытом. Опыт не может заменить имеющиеся представления. Поэтому и теории опровергаются другими теориями, а не экспериментом.Нельзя же на место теории поставить результат опровергающего эту теорию эксперимента. Не удивительно, что в истории науки, как утверждают специалисты, нет ни одного факта, который бы однозначно подтвердил или столь же однозначно сразу же опроверг какую-либо теорию. Поэтому проверка теорий «на практике», обещаемая марксизмом, логически не осуществима. Тем не менее, она всё же как-то происходит. По крайней мере, новая теория обычно лучше соответствует известным экспериментальным данным, чем опровергнутая старая (хотя, конечно, не всегда).
В предложенной марксизмом идее чувствуется некая интуитивная правда. Субъективные образы отражения действительности и субъективные образы деятельности – не совсем одно и то же… Теперь надо только допустить, что практическая деятельность с предметом – это принципиально другой способ создания субъективных представлений, не зависимый от сенсорного отражения. Тогда гносеологическая проблема может быть разрешена. Нечто подобное, кстати, пытался выразить А. Бергсон: познание ("приобретение веры в закон причинности") нераздельно связано с согласованностью осязательных впечатлений (которые, по Бергсону, дают информацию о результате действий) с не зависимыми от них зрительными.[120]
Итак, приходится с сожалением констатировать, что рационально процесс познания объяснить не удается, хотя реально этот процесс с очевидностью происходит. Как разрешить эту головоломку? Часть философов, не удовлетворенная всем предшествующим поиском и душевно им измотанная, попыталась вообще объявить гносеологическую проблему или бессмысленной (позитивисты), или чисто лингвистической, вызванной, например, неправильным употреблением слов (аналитическая философия), или в ужасе признавали проблему принципиально неразрешимой (агностики). И, разумеется, возникает множество иррациональных построений, сводящих загадочный процесс к не менее загадочным интуитивным постижениям.
Для поэта В. Гёте всё уже пару столетий назад было ясно: человек – это рупор для самовыражения природы, а уж природа сама умеет правильно этим рупором пользоваться. Подобную позицию я бы назвал ˝наивным иррационализмом˝: ничего не понятно, но зато и проблем нет. В этом же духе спустя века решает гносеологическую проблему Р. Тарнас: «Я убежден, что существует только один правдоподобный ответ на эту загадку: те смелые догадки и мифы, что порождает в своих поисках знания человеческий разум, исходят из источника куда более потаённого и глубокого, нежели источник только человеческий. Они исходят из родника самой природы, из вселенского бессознательного, ... отражают сокровенное родство человеческого разума с Космосом».[121] А вот как рассуждает интуитивист Н.О. Лосский: «Сам действительный предмет внешнего мира, когда я обращаю на него своё внимание, присутствует самолично, в подлиннике, в моём сознании».[122] Важно не то, как он там оказался, а важно, что он там оказался.
Можно иронически улыбаться над подобными иррациональными построениями, но есть ли что-нибудь лучшее? Может, ошибка в самой постановке проблемы? В ней вроде бы участвует триада конструктов: данное сознанию представление о реальных предметах, сами реальные предметы («вещи сами по себе» – именно так Вл. Соловьев переводит знаменитое кантовское «Ding-an-sich» и, на мой взгляд, этот перевод гораздо удачнее, чем загадочная «вещь в себе») а также результат их сопоставления друг с другом. Может, какой-то из этих конструктов лишний или, наоборот, чего-то важного не хватает?
Философы-идеалисты именно для решения гносеологической проблемы придумали свой знаменитый логический трюк, столь поражающий воображение: реальные предметы не существуют, существует только то, что дано в представлении. Эта идея снимает проблему, так как представления, по определению, уже могут сравниваться друг с другом. Более того, несмотря на всю свою контринтуитивность, такой взгляд логически безупречен, его никому не удалось опровергнуть. Но при этом, правда, из итоговой картины вообще исчез окружающий нас мир. Признаюсь, такая цена кажется чрезмерной. Подавляющее большинство идеалистов, впрочем, реальность всё же сохраняют. Но они при этом опираются на другие не слишком обнадеживающие и, к тому же, никак не проверяемые утверждения. Дж. Беркли, например, сохраняет реальность с помощью весьма сильного допущения: мир существует, утверждает он, в виде представлений в сознании Бога. Легче от этого не становится.
