Скелеты в шкафу: Как наша тайная жизнь управляет явной - Майкл Слепян
Психолог Дэн Вегнер дал участникам одного исследования странное задание – постараться не думать о белом медведе и проговаривать вслух возникающие мысли{18}. Как испытуемые ни старались, мысль о медведе все равно приходила в голову, и они время от времени говорили об этом. («Вот, опять я думаю о белом медведе!») На более позднем этапе исследования, когда разрешалось думать о белом медведе, участники размышляли о нем еще больше. Попытки не думать о белом медведе заставляли чаще вспоминать о нем. Но если мы не можем отогнать даже мысли о белом медведе, то можно ли сказать, что с секретами у нас вообще нет шансов справиться и попытки не думать о них только усугубляют ситуацию?
Хочу вас успокоить. Попытки не думать о чем-то не всегда безуспешны. Мы гораздо успешнее подавляем привычные мысли, чем те, от которых прежде не пытались избавиться. Участникам эксперимента Вегнера раньше не приходилось прогонять мысли о белом медведе, и поэтому неудача была им обеспечена. К тому же у них не было опыта в этом деле. Однако, когда Анита Келли попросила участников своего исследования определить самую частую навязчивую мысль, они впоследствии смогли избавиться от нее, в отличие от тех участников, которым предложили не думать о белом медведе{19}. Чем больше у вас опыта в борьбе с навязчивыми мыслями, тем лучше вы идентифицируете их и избавляетесь от них{20}. Но если пытаться отделаться только от тех мыслей, которые часто крутятся в голове, может показаться, что борьба с ними неразрывно связана с руминацией.
Вопрос о том, можете вы отгонять мысли или нет, не учитывает один важный момент. Если вы не обсуждаете секрет с другими, то размышление о нем – единственный способ сжиться с ним. В ходе исследования с участием 800 человек, имевших более 11 000 секретов, мы с коллегами обнаружили, что наилучшим предиктором частоты, с которой люди вспоминают о своих секретах, было не стремление подавить эти мысли, а желание думать о них{21}. Чем более важным и значимым был секрет, тем больше люди хотели тратить время на его обдумывание и поиск решения, как поступить.
Хотя размышления о тайне могут быть продуктивными, мои исследования показывают, что люди зачастую просто пережевывают детали секрета или прокручивают свои сожаления{22}. Размышлять о секрете не вредно само по себе. Вредно зацикливание на прошлом. Чем больше участники экспериментов фокусировались на прошлом, думая о своих секретах, тем больше возврат мыслей к секретам напоминал пагубную руминацию. Однако при обдумывании будущего возврат мыслей к секретам не причинял вреда{23}.
Так что же толкает людей на темный путь руминации, подобной крайне негативному и самоуничижительному внутреннему монологу Боджека? Большое значение может иметь детский опыт. Когда родители жестко настаивают на демонстрации благополучия или запрещают выражать недовольство, дети могут привыкнуть держать свои трудности и печали при себе, а это в случае травмирующих событий (домашних проблем или, что еще хуже, жестокого обращения) сулит появление настоящих неприятностей.
Для всех будет лучше, если родители позволят детям не бояться откровенности, особенно в трудные моменты. Для этого, как мы видели в предыдущей главе, необходима уравновешенная реакция на признания: выражение понимания и принятия. Проявление сострадания, с одной стороны, помогает, а с другой – открывает дверь для будущих признаний и обращений за поддержкой{24}.
Родители, которые не оказывают детям необходимой эмоциональной поддержки, скорее всего, не могут подать пример эффективного преодоления трудностей{25}. Вместо того чтобы искать помощи у других, дети начинают замыкаться в себе{26}. Вот почему, если подросток считает родительский контроль чрезмерным, у него появляется как повышенная скрытность, так и руминация. Скрытность позволяет избежать родительской критики, наказания и гнева, однако лишает возможности получить помощь, когда она требуется больше всего.
Даже люди с относительно счастливым детством и уравновешенными родителями вполне могут скатиться к бесполезному негативному мышлению. Руминация способствует развитию таких расстройств, как депрессия и тревожность, потому что действует как увеличительное стекло для текущих негативных эмоций{27}. Когда негативная самооценка становится глобальной и перестает учитывать контекст и детали, появляются отвращение, ненависть и жалость к себе, оставляющие чувство неполноценности и ничтожности. Подобно работникам хосписа, которых изучал Ларсон, люди, склонные держать эмоциональные переживания при себе, не подозревают, что их личные трудности вполне естественны и свойственны многим, и в результате привыкают замыкаться при возникновении проблем, а не обращаться за помощью{28}.
Чем больше человек склонен уходить в себя в трудные времена, тем сильнее он предрасположен к руминации, и обе эти нездоровые тенденции усугубляют вред секретов, когда люди пытаются с ними справиться. Поэтому, если вы зацикливаетесь на каком-то секрете, пережевываете его и размышляете, как плохо он влияет на вас, это говорит о том, что курс пора менять. Вместо того чтобы оглядываться на прошлое, которое нельзя изменить, можно начать смотреть вперед, во внешний мир{29}.
От намерения к бремени
В тот момент, когда вы вознамериваетесь скрыть нечто от кого-то, у вас появляется секрет. Неважно, когда вам придется утаивать его – завтра, на следующей неделе или никогда, это не меняет вашего намерения сохранить информацию в тайне от других.
Я спросил маму, когда им с отцом пришла мысль скрыть, что мы с младшим братом были зачаты с помощью донора. После моего рождения или после рождения брата? Оказалось, что еще раньше. Родители решили сохранить это в тайне еще до моего рождения. Их намерение оформилось еще до того, как появился ребенок, от которого эту тайну нужно было скрывать.
Секрет моих родителей наглядно показывает, почему нельзя определять секрет по действиям, предпринимаемым для его скрытия. Они хотели всего лишь утаить правду от меня и моего брата. Но еще до того, как появилась реальная возможность скрывать секрет, он уже сеял сомнения, тревоги и опасения. Что, если мы с братом будем совсем непохожи на отца? Что, если нам однажды понадобится узнать о генетической предрасположенности и тому подобном?
«По мере того, как вы взрослели, я все больше думала об этом секрете, – сказала мне мама. – Мне становилось все более неловко скрывать от вас правду об отце». Хотя этот секрет не требовал особых усилий для сокрытия (никто о нем не спрашивал), намерение хранить тайну все более превращалось в бремя.
Мы узнали о переживаниях адвокатов, молчавших о невиновности человека, людей, скорбящих по ушедшим из жизни супругам, работников хосписа, борющихся с высокой психологической нагрузкой, неуверенных в себе подростков, сотрудника спецслужб, узнавшего о тайной глобальной слежке, мафиози из Нью-Джерси и антропоморфной говорящей лошади, сражающейся с депрессией. У этих столь разных персонажей есть нечто общее: когда они скрывали правду от окружающих, им не составляло труда держать язык за зубами. Источником их страданий было другое. Руминация и беспомощность, чувство одиночества и отсутствие поддержки, беспокойство и неуверенность – вот к чему приводит бремя хранения секретов.
К счастью, существуют способы,
