Антонио Менегетти - Система и личность
При этом у учителя нет никаких охранных грамот. Ему некого просить, не от кого требовать понимания, он – один перед лицом этой жизни, правил которой для общества пока не существует. Это ему предстоит установить новые границы, новые модели, новые тропы, по которым затем пойдут другие. Выступая посредником смысла, он должен уметь опосредовать бытие в историческом в той мере, в какой история может допустить великое, уже переживаемое им в себе. И хотя его глубинная суть находится вне морали, по отношению к истории, институтам, другим людям он всегда высоко нравственен; более того, учитель ревностно соблюдает установленные обществом правила, способствует их поддержанию, исподволь, постепенно готовя их обновление для развития бытия в жизни. Однако в своей глубинной основе он всегда находится вне того, что преподает другим.
Внешне учитель кажется самым закоренелым консерватором; внутренне – это постоянная революция в действии. Ему нет нужды выступать против кого бы то ни было; видя, что многие люди жаждут жизни, он находит новые исторические модели, прокладывает новые пути, направляя к лучшей, более полной жизни этих многих. Такое его поведение вызвано не добротой, не любовью к людям, а тем, что, являя собой сознательную феноменологию разума жизни, он, в силу потребности той жизни, которой живет внутри, должен вносить разумную форму в историю.
Учителя не может породить институт, как, впрочем, и верность букве, кодексу или договору, которые могут дать лишь прекрасного судью, судебного чиновника, но не учителя.
Человечеству необходимы учителя, без них оно просто прекратило бы свое существование. Учитель, однако, не обязательно является известной и знакомой всем личностью, он всего лишь совершает свой путь там, где есть бытие, и отсутствует в том, где нет бытия. Учитель может быть простым врачом, литератором, психотерапевтом. Это богатство, всегда остающееся невидимым.
Поэтому он обычно не получает признания, денег и не удостаивается наград. По сути, он существует всегда за пределами собственной феноменологии. Буквальное следование моему описанию онтопсихологии не гарантирует, что вы станете учителем. Я описал символы, которые могут помочь, подготовить, создать предпосылки, но в конечном счете все зависит от творческой активности самого индивида, самостоятельно погружающегося в игру бытия и ставящего при этом на кон всю свою целостность. «Угадав», он обретает нечто большее, чем рай, но ошибившись – становится самым несчастным человеком на свете: никто не сможет простить его. Прекрасно сознавая, что ценой ошибки будет вечный приговор, он знает также, что только он сам и может вынести его себе, но не общество, которое способно как вознаградить его, так и уничтожить. Общество для учителя – это некая индифферентная область, ибо его постоянным собеседником является бытие.
Как формируется учитель? Сначала он должен изучить правила, которым следуют все, и стать образом, примером в их исполнении; достигнув максимума на уровне внешнего знания (то есть гражданского кодекса, законодательства), он должен приступить к одиночному опыту риска как простой, обычный человек. Ему, например, подобно несведущему ребенку следует понять, что изнутри представляют собой любовные приключения; подобно чрезвычайно хитрому ребенку ему следует понять жизнь воров и коммерсантов; он должен заглянуть «за»: за все закоулки, за любую вещь, встречающуюся на его пути, за стену невежества и незнания, а также власти. Двигаясь вперед с неустранимым, но не выставляемым напоказ чувством вины за нарушения закона, он должен «наощупь» изучить наркоманию, СПИД, преступность, святость, парапсихологию, шпионаж, движение капиталов, актерское и художественное ремесло, причем всегда находясь среди них, будучи одним, самим по себе, а не человеком, специально приглашенным со стороны. Никто не должен знать, кто он, чтобы любому встречному он казался подчиненным, нижестоящим.
Учитель-мудрец[45] учится, совершая, как подчиненный, как нижестоящий, свой путь за кулисами всех вещей, узнавая оборотную сторону всего, что пережито человечеством. Это необходимо потому, что только через свой опыт он может увидеть и уловить координаты связи между сущим и символическим.
Учитель должен самостоятельно совершить переход, в котором он сталкивается один на один с неприкрытой правдой жизни, подвергаясь банальным и грозным опасностям обстоятельств, которыми полна человеческая жизнь. Причем только он будет свидетелем этого опыта, о котором никогда не сможет рассказать. Здесь закладывается энергия, структура и сила его последующего знания – знания, подкрепляемого очевидностью.
Уча затем других, ему придется преодолевать диалектику, рациональность символов: он никогда не сможет передать непередаваемое – свой непосредственный опыт. Инструментализируя диалектику различных «вещей» знания, сопоставляя различные библиографические источники, обычаи, исторические сведения, учитель так или иначе организует символы, чтобы показать людям, где находится обиталище бытия. Для этого он должен постоянно учиться в тени своего экзистенциального риска. В определенном смысле можно сказать, что он эволюционирует, духовно насыщается вне закона, при этом создавая впечатление блюстителя всех его положений.
Учитель, если решает помочь ученику, то указывает один из моментов, но не уточняя всего, ибо знает, что рано или поздно ученик окажется в ситуации, которая потребует от него творчества в условиях абсолютной новизны, потому что каждому индивиду бытие предлагает нечто новое.
Единственной наградой для учителя, формирующегося в сокровенности самого себя, может стать встреча с другим великим учителем. Поскольку в системе официального обучения превалирует так называемый критический подход, любой учитель говорит, что верить никому нельзя, но в глубине души он всегда надеется встретить учителя более великого, что означало бы для него познание кратчайшего пути от существования к бытию. К сожалению, мистические школы – как восточные, так и западные – говорят об этом как о Духе, единении, озарении и т. д., а лучше было бы избегать этого, потому что тогда мы перескакиваем через реальность самого человека.
Технически формирование учителя должно осуществляться в состоянии всегда открытой и не знающей границ рациональности. Только такой человек может дать гарантию истины, развития всем остальным ролям и стереотипам, бытующим в обществе.
Естественно, он использует очевидность креативной игры, приносящей блаженство.
Часть вторая
Глава первая
Система, власть и внутренняя диалектика
1.1.Все верят в то, что газеты отражают социальную, местную, общественную, политическую реальность, то есть запечатлевают действующую социологию. Я же, напротив, намереваюсь показать существование власти, которая предшествует любой национальной и международной ситуации, освещаемой в печати. Читатели, покупающие газеты или обсуждающие хронику событий, не имеют представления об этой реальности.
Изначально происходит контроль, отбор новостей и образов. В дальнейшем результаты отбора распространяются в соответствии с проникающей способностью культуры каждой отдельной страны. Однако основные координаты политики, экономики, традиций, рынка, идеологии задаются другими силами, которые обладают возможностями предвосхищать события.
Народ представляет собой измерение массы, выдвигает требования, но не способен удовлетворить собственные потребности. Существуют вожди от природы, наиболее одаренные индивиды, умы, способные формализовать великие события, приводящие к удовлетворению интересов многих. Их рациональность и интуиция позволяет им находить наилучшие решения для всего социального контекста – небольшого или огромного.
Это происходит так же, как и в семье: дети не могут знать реальную логику, которую используют родители. Когда ребенок растет, он обучается всему и в будущем будет знать даже больше, чем родители. Примерно то же самое происходит и на уровне общества.
Если мы посмотрим на Италию или Бразилию, то до сих пор можно заметить превалирование американского лидерства. Субсидии и косвенные судебные разбирательства под предлогом интересов государства и системы полиции предписывают (по причине проигрыша итальянцами войны) подчиняться определенным директивам, которые координируют банковскую деятельность, некоторые радикальные партии и т. п. Эта политика американского первенства «обезглавливает» лучших лидеров итальянской финансовой верхушки.
И это естественно: историю пишут победители, а не проигравшие. Мы знаем о других народах древности согласно письменным источникам римских победителей. Например, нам известны обычаи и образ жизни галлов и других так называемых варваров по свидетельствам Юлия Цезаря и других историков, вплоть до Светония[46]. Это наглядный пример того, как победители пишут историю.
