Дональд Винникотт - Игра и Реальность

Диана играла, как будто бы эти два существа были ее детьми. Она положила их под одежду и таким образом стала беременна ими. После некоторого периода беременности она сообщила, что они уже собираются рождаться, но это «будут не двойняшки». Она ясно показала, что овечка должна родиться раньше, чем мишка. После завершения родов она уложила двух своих новорожденных детей на кроватку, которую устроила на полу, и укрыла их. Поначалу она уложила их на разные концы кровати, говоря, что лежа вместе рядом они могут подраться. Они могут «столкнуться на середине кровати под покрывалом и подраться». Затем она мирно уложила их спать вместе на импровизированной кровати. И тут же отправилась и принесла кучу игрушек в корзине и в нескольких коробках. Она разложила игрушки на полу вокруг изголовья игрушечной кровати и играла. Игра была достаточно упорядоченной и включала несколько разных тем, каждая из-которых разыгрывалась отдельно. Тут подключился я со своей новой идеей. Я сказал: «Ой, смотри! Пока твои дети спят, ты кладешь вокруг их голов сны, которые они видят». Эта идея заинтриговала девочку, и, подхватив ее, она продолжала развивать эти различные темы, как будто бы видела сны для своих детей — их сны. Все это дало мне и ее маме время, так необходимое нам для работы. Примерно тогда ее мама плакала и была очень взволнована, и Диана уже была готова забеспокоиться и испугаться, только ждала момента. Я сказал ей: «Мама плачет, потому, что думает о твоем больном брате». Это убедило Диану, поскольку было высказано прямо и в соответствии с реальными фактами; она произнесла «дырка в сердце», а затем вернулась к своему занятию — видеть сны для своих спящих детей.

Итак, здесь была Диана, которая не приходила на консультацию со своими проблемами, не нуждается в специальной помощи, а просто играла со мной и сама по себе и одновременно была полностью привязана к состоянию матери. Мне показалось, что ее мама испытывала нужду в том, чтобы привести с собой Диану. Из-за того, что у нее больной сын, она чувствовала сильнейшее беспокойство и поэтому слишком боялась остаться со мной один на один. Позже мама пришла ко мне сама, ей уже не было нужно отвлекать внимание на ребенка.

Когда я позже встретился с одной мамой, без ребенка, мы смогли вспомнить и проанализировать то, что происходило, когда она пришла с Дианой. Мама смогла сообщить важную деталь: отец девочки пользуется ранним взрослением Дианы и ему больше нравится, когда она похожа на маленького взрослого. В нашем материале налицо тенденция в сторону опережения норм развития личности, идентификация с матерью и участие в ее проблемах, что является следствием актуальности болезни и умственной неполноценности младшего брата.

Окидывая взглядом произошедшее, я прихожу к выводу о том, что Диана специально готовилась до того, как решила прийти, хотя беседа была организована не для нее самой. Из того, что мне рассказала ее мама, я заключил, что Диана готовилась к встрече со мной так, как будто бы знала, что идет к психотерапевту. Прежде чем отправиться ко мне, она взяла своего первого игрушечного медвежонка, а также готова была принести свой, уже брошенный, переходный объект. Последний она не принесла, но была готова организовать что-то типа регрессивного опыта в ее игровой деятельности. В то же время, мы с ее мамой стали свидетелями способности Дианы идентифицироваться с матерью не только в связи с беременностью, но также и в том, чтобы брать ответственность и преодолевать проблемы, связанные с братом.

Здесь, как и у Эдмунда, игра обладала качеством самоисцеления. В обоих примерах результат был сравним с психотерапевтической сессией, когда сюжет игры периодически прерывается интерпретацией терапевта. Психотерапевт мог бы и воздержаться от активного участия в игре с Дианой, как я это сделал, когда сказал, что мишка что-то говорит, и когда говорил про сны Дианиных детишек, разыгранные на полу. Но такая самодисциплина могла исключить некоторые творческие аспекты игрового опыта Дианы.

Я выбрал эти два примера просто потому, что вспомнил именно эти два следовавших друг за другом случая из моей практики однажды утром, когда я занимался написанием работы, на которой базируется данная глава.

Рассмотрим последовательность взаимоотношений, возникающих в процессе развития ребенка, и увидим, куда относится игра.

А. Младенец и объект сливаются друг с другом. Ребенок видит объект субъективно, и мама ориентирована на то, чтобы знакомить ребенка с теми элементами окружающего мира, которые он готов обнаружить.

Б. Объект отвергнут, вновь принят и воспринят объективно. Этот комплексный процесс сильно зависит от готовности мамы или материнской фигуры (лицо, обладающее качествами матери) участвовать в процессе и возвращать ребенку то, что он отбрасывает.

Это означает, что мама (или ее часть) находится в промежуточной позиции, будучи тем объектом, который ребенок способен воспринять, или (напротив) ожидающим, когда же он ее обнаружит.

Если мама справляется с этой ролью и какое-то время не допускает, скажем, никаких помех и препятствий для ребенка, то младенец получает некий опыт магического контроля, переживания, которое в описании интрапсихических процессов называют «всемогуществом» (ср.: Winnicott, 1962).

Когда мама хорошо справляется (когда она способна делать это) с этим трудным делом, доверие ребенка растет. В этом состоянии младенец начинает радоваться тому, что он испытывает, сочетая внутреннее всемогущество и реальный контроль над объектами. Доверие к матери создает здесь промежуточную игровую площадку, где зарождается идея магии, с того момента как ребенок начинает в некотором роде переживать всемогущество. Все это непосредственно касается работы Эриксона (Erikson) по формированию идентичности (Erikson, 1956). Здесь зарождается игра, и поэтому я называю это пространство игровой площадкой. Игровая площадка является потенциальным пространством между матерью и ребенком, или, другими словами, скрепляет их.

Игра — безмерно захватывающее дело. И не только потому, что подключаются врожденные инстинкты, давайте поймем это раз и навсегда! Что всегда можно сказать об игре — там не обеспечивается взаимодействие между индивидуальной психической реальностью и опытом контроля над реальными объектами. В этом и ненадежность магии как таковой, магии самых близких отношений, то есть тех взаимоотношений, которые должны быть надежными. Для того чтобы быть надежными, взаимоотношения обязательно должны быть мотивированы любовью матери, или ее любовью-ненавистью, или ее объектными отношениями, а не ее сформированными реакциями. Когда пациент не может играть, терапевт, прежде чем интерпретировать фрагменты поведения, должен заняться этим основным симптомом.

В. Следующая стадия — одиночество в присутствии другого человека. Теперь ребенок строит игру на том основании, что любящий и, следовательно, надежный человек доступен и остается в досягаемости, если его вспомнить, после того как забыл про него. Ребенок чувствует, что этот человек дает отражение тому, что происходит в игре[13].

Г. Сейчас ребенок уже готовится к переходу на новую стадию, когда он позволяет двум областям игры перекрывать друг друга и получает от этого удовольствие. Во-первых, конечно же, это мама, играющая со своим малышом, но она довольно осторожна в том, чтобы приспосабливаться к игровой активности самого ребенка. Однако рано или поздно она предложит свою собственную игру и обнаружит, что ребенок по-разному реагирует на идеи, которые не являются его собственными, в соответствии со своей способностью отнестись к ним положительно либо отрицательно.

Таким образом, прокладывается путь к совместной игре во взаимоотношениях ребенка.

Оглядываясь на свои работы, я вижу, что в них отмечено и развитие моих собственных мыслей и понимания. Я вижу, что мой теперешний интерес к игре в доверительных взаимоотношениях, которые могут развиваться между матерью и ребенком, всегда был характеристикой моих консультативных техник, как и в следующем примере из моей первой книги (Winnicott, 1931). И позже, десять лет спустя, я детально исследовал эту проблему в работе «Наблюдение за детьми в рамках консультативной ситуации» («The Observation of Infants in a Set Situation», 1941).

Девочка впервые попала в больницу, когда ей было шесть месяцев, с инфекционным гастроэнтеритом средней тяжести. Она была первым ребенком в семье, вскармливание — грудное. Вплоть до шести месяцев у нее были запоры, которые затем прекратились.

В семь месяцев она вновь оказалась в больнице, так как стала подолгу лежать без сна и плакать.

После кормления ее тошнило, ей не нравилось сосать грудь. Из-за этого ей было прописано добавочное вскармливание, и отнятие от груди было завершено в течение нескольких недель.