Брене Браун - Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить
Любознательность – это тот еще провокатор, но это нормально. Иногда нужно разобраться и понять историю проб и ошибок, чтобы найти правду.
В своей книге Curious: The Desire to Knowand Why Your Future Depends on It («Любопытство: желание знать и почему ваше будущее зависит от этого») Ян Лесли пишет: «Любопытство не приемлет правил. Ему не нравятся правила, или, по крайней мере, оно считает, что все правила являются условными и их можно нарушать, задавая умный вопрос, который еще никто не задавал. Оно презирает испытанные пути, предпочитая диверсии, незапланированные экскурсии, импульсивные левые повороты. Короче говоря, любопытство – это отклонение».
Именно поэтому любопытство так важно для этого процесса: совершенно иной и иногда неопределенный курс на подъем также не приемлет правил. Уязвимость, необходимая для подъема после падения, делает нас немного опасными. Люди, которые не остаются лежать после падения, часто оказываются смутьянами. Их трудно контролировать. И это лучший тип опасных людей. Они – творческие личности, новаторы и те, кто приносит перемены.
Наиболее распространенное препятствие для проявления любопытства к эмоциям – это пересохший «эмоциональный колодец». В своей новаторской статье The Psychology of Curiosity («Психология любопытства», 1994) Джордж Левенштейн представил свою теорию возникновения любопытства из-за недостатка информации. Левенштейн, профессор экономики и психологии в Университете Карнеги – Меллон, предположил, что любопытство – это чувство лишения, которое мы испытываем, когда сосредотачиваемся на пробеле в своих знаниях и осознаем их.
Тут есть один важный момент: чтобы проснулось любопытство, необходим определенный объем информации или осведомленности о предмете. Мы не интересуемся тем, о чем мы не знаем или не имеем представления. Левенштейн поясняет, что вопросы не очень помогают спровоцировать любопытство. Он пишет: «Чтобы пробудить любопытство к какой-то конкретной теме, необходим стимул», в качестве которого можно использовать интригующую информацию. Это поможет вызвать заинтересованность, которая приведет к любопытству.
Хорошая новость заключается в том, что все большее число исследователей считают, что между любопытством и накоплением знаний существует зависимость: чем больше мы знаем, тем больше хотим знать; а плохая новость – что многие из нас уверились, будто эмоции не достойны нашего внимания. Другими словами, мы не знаем, в достаточной ли степени понимаем силу своих эмоций и их взаимосвязь с мыслями и поведением, поэтому не проявляем любопытства.
До сих пор нет однозначных, научно обоснованных ответов на вопрос о том, как развивается любопытство, но одно могу сказать наверняка: участники моего исследования, которые больше всего рассказали мне о любопытстве, учились исследовать свои эмоции одним из трех способов.
Родители или другой важный для них взрослый (часто учитель, тренер или духовный наставник) рассказывал им про эмоции и важность изучения чувств.
Родители или другой важный для них взрослый (часто учитель, тренер или духовный наставник) моделировали проявление любопытства к эмоциям.
Они работали с профессионалом, который дал им знания о силе любопытства.
Другими словами, эти люди получили достаточно знаний об эмоциях, которые послужили им в качестве основы для развития любопытства.
Существует множество сложных причин, почему зачастую эмоциональный колодец пересыхает, почему так мало ведется открытых дискуссий об эмоциях и интересе к ним. Исследование показало, что во многом причины недооцененности силы эмоций лежат в нашем детстве – в том, чему нас учили или что мы видели. Обычно к этому приводят сочетания нескольких причин из тех семи, которые я перечислила ниже:
Эмоции – признак уязвимости, а уязвимость – это слабость.
Не спрашивай. Не говори. Ты можешь чувствовать все, что угодно, но ничего нельзя рассказывать окружающим.
Нам недоступен язык эмоций или полный эмоциональный словарь, поэтому мы молчим или смеемся над ними.
Обсуждать эмоции несерьезно, это потворство собственным слабостям и пустая трата времени. Это не для таких людей, как мы.
Мы настолько глухи к чувствам, что обсуждать нечего.
Неопределенность слишком болезненна.
Вопросы могут привести к неприятностям. Вдруг я узнаю что-то, чего я не хочу или не должен знать.
Когда я была маленькой, любой проблеск чего-то нового провоцировал поток любопытства. Если я натыкалась на незнакомое слово в книге, я искала, что оно означает. Если по телевизору рассказывали про остров в Тихом океане, я бежала в библиотеку за энциклопедией, по дороге молясь о том, чтобы там оказались цветные фотографии. Я хотела узнать больше обо всем. Кроме эмоций.
Я так и выросла с пересохшим эмоциональным колодцем. Я не стремилась узнать больше, потому что не знала, что тут можно еще что-то узнать, – мы не обсуждали чувства. Мы не работали с уязвимостью. Если эмоции доводили нас до слез, мы спешили напомнить себе, что слезами горю не поможешь: будет только хуже. Действия, а не чувства помогают решать проблемы.
Мое эмоциональное образование началось на исходе подросткового возраста, когда моя мать нарушила все табу нашей семьи, решившись на психотерапию. Наша семья была похожа на многие другие: мы тихо взрывались. Это было в начале 1980-х гг., и мы жили в пригороде Хьюстона. О моей школе, наряду с несколькими другими, говорили в национальных новостях, потому что в ней произошло несколько самоубийств. Мои братья, сестры и я – все мы были потерянными. Мы были предоставлены сами себе, за нами по большей части никто не присматривал. И, как и многие жители переживавшего в это время нефтяной кризис Хьюстона, мои родители просто пытались держаться и отсрочить неизбежную потерю всего, что имели.
Какой бы сложной ни была ситуация, мы никогда не обсуждали, как у нас дела или что мы чувствуем, до тех пор пока моя мама не пошла на психотерапию. Чем любопытнее она становилась к своей и нашей жизни и чувствам, тем хуже все шло. Казалось, потоку обиды, негодования и боли не будет конца. Я не была уверена, что это того стоило. Но моя мать, для которой главным в жизни были сигареты Merit, содовая и инстинкт самосохранения, считала свое эмоциональное познание вопросом жизни и смерти. Мы думали, почему все так происходит: оттого ли, что мы никогда не признавались и не думали о своей боли, или все разваливается именно потому, что мы нарушили правила и стали слишком интересоваться своими чувствами. Нас же учили молчать об эмоциях.
Но, несмотря ни на что, моя мама поднималась после долгого и медленного падения, которое произошло, когда мне было около 12 лет. В течение следующих нескольких лет она смоделировала и научила нас тому, что узнала на сеансах психоанализа, и эта маленькая искра привела к неугасимым преобразованиям в нашей семье. В итоге это также привело к огромной боли и дискомфорту и уничтожило многое из того, во что мы верили, в том числе и брак моих родителей. Хотя их развод был правильным поступком, тем не менее для всех нас он стал душераздирающей трагедией.
У поэта Мизуто Масахидэ есть такие строки: «Сарай сгорел / теперь/ я вижу луну». В конце концов этот пожар все перевернул, и на новой почве мы смогли посеять новые семена любви и обновления. Если бы в те страшные, темные дни мне сказали, что в конечном счете все будет хорошо, что все будут говорить о своих чувствах и устанавливать границы, а в один прекрасный день мои разведенные родители со своими новыми вторыми половинками придут поздравить меня с рождением детей, я бы сказала, что это вранье. То, что было восстановлено, далеко от совершенства, и есть еще остатки боли, и проблемы, и обиды, но притворство и молчание ушли. Они просто не работают.
Этот опыт и его последствия разожгли во мне искру любопытства к эмоциям, которая все еще продолжает разгораться. Эта искра привела меня к удачной карьере и, вероятно, стала причиной, по которой я в конце концов нашла психоаналитика, поощрявшего мое растущее эмоциональное любопытство. Я думаю, что желание работать с эмоциями – это и есть причина, по которой я до сих пор замужем за любимым человеком и горжусь тем, как мы воспитываем своих детей. Тот опыт дал мне основу, я узнала об эмоциях достаточно, чтобы интересоваться ими. И, если вы спросите, может ли одна искра разжечь пожар революции, способной все изменить, то вот вам мое мнение: если бы моя мама отрицала свои эмоции и свою боль, сомневаюсь, что эта книга вообще была бы написана. Иногда достаточно одного смелого человека, чтобы изменить траекторию всей семьи или любой системы.
Разгрузка боли, или Барьеры для восприятия эмоций
Боль не уходит просто потому, что мы не признаем ее. На самом деле, если мы не контролируем боль, она будет лишь расти и приведет к поведению, которое совершенно не совпадает с нашим видением себя и с тем, какими мы хотим быть. Боль, оставленная без внимания, способна навести на мысли, которые разрушат и наши отношения с людьми, и карьеру. Ниже я привожу пять наиболее распространенных стратегий разгрузки боли, которые позволяют нам думать, что, отказавшись ее признать, мы тем самым избавились от нее.
