Лев Толстой. На вершинах жизни - И. Б. Мардов
Приемы внедрения и узаконения мнимодуховных положений всегда одни и те же. О них в "Разрушении ада и восстановлении его" рассказывает Вельзевулу дьявол в пелеринке*).
*) Вот его описание: "Один из дьяволов, в накинутой на плечи пелеринке, весь голый и глянцевито черный, с круглым безбородым, безусым лицом и огромным отвисшим животом, сидел на корточках перед самым лицом Вельзевула и, то закатывая, то опять выкатывая свои огненные глаза, не переставая улыбался, равномерно из стороны в сторону помахивая длинным, тонким хвостом"(34.101).
"У людей есть сказка о том, как добрый волшебник, спасая человека от злого, превращает его в зернышко пшена и, как злой волшебник, превратившись в петуха, готов уже был склевать это зернышко, но добрый волшебник высыпал на зернышко меру зерен. И злой волшебник не мог съесть всех зерен и не мог найти то, какое ему было нужно. То же сделали и они, по моему совету, с учением того, кто учил, что весь закон в том, чтобы делать другому то, что хочешь, чтобы делали тебе, они признали священным изложением закона Бога 49 книг и в этих книгах признали всякое слово произведением Бога – Святого Духа. Они высыпали на простую, понятную истину такую кучу мнимых священных истин, что стало невозможно ни принять их все, ни найти в них ту, которая одна нужна людям"(34.104-105).
Вопрос о возникновении и практике мнимой веры-доверия накрепко состыкован у Толстого с вопросом духовной власти в обществе (см. 34.105). Вера-доверие необходима духовной власти. Она ее опора. В свою очередь духовная власть (как и власть вообще) необходима Общей душе народа. Духовная власть – опора Общей души. Без Власти – светской (государственной) и духовной (церковной) – Общая душа существовать не может. Вера-доверие неизбежно присутствует в общедушевном поле жизни и держит его. Именно ради Общей души и во имя духовной власти (своей духовной власти и духовной власти как таковой) человек верит по доверию. И поделать с этим ничего нельзя. Мучительно сознавал Толстой это:
"Я знаю как – каким-то удивительным чудом – делается то, что люди, как к истине, со страстностью, которую никогда не испытываешь к истине, – прилепляются к выдуманной замене истины и как нельзя освободить их и как не только тщетны, но еще, кажется, усиливают их заблуждения все доводы"(87.387).
«Есть ужасные заслонки, замыкающие сердца и сознания людей и мешающие им принять истину. Как отворять их? Как проникать за них? Не знаю, а в этом величайшая мудрость»(54.114).
Когда сознание собственной высшей души протестует против общедуховной веры, тогда человек ищет другую, новую веру-доверие или видоизменяет прежнюю или делает над собой усилия для того, чтобы продолжать "верить, во что не верит", то есть становится мнимодуховным человеком. Что в некоторых случаях тоже неизбежно.
Хотя Толстой, как и всякий пророк, не желал признавать неминуемость этого.
"Мы несомненно явимся перед нашими детьми злостными обманщиками, всё равно принадлежим ли мы к церковно-христианской, какого бы то ни было исповедания, или еврейской, или магометанской, или буддийской вере, и к какой бы мы ни принадлежали народности (угнетающей или угнетенной), если мы передадим нашим детям те верования наших предков о сотворении мира и других чудесах, потерявших для нас всякий смысл и в которые мы уже не можем верить, и если, сверх того, передадим им то предпочтение перед другими своей народности (патриотизм) и своей вере, которое служило и служит до сих пор источником величайших бедствий человечества"(71.519).
Так писал Толстой в 1898 году. И оказался не прав. Прошло 90 лет после его смерти, но ни самоутверждение Общих душ не кончилось, ни традиционные веры, которым доверяли люди, не угасли. Хотя и приобрели за это время иное значение и звучание.
7 (73)
Духовная жизнь человека содержит две стороны: общедуховную и личнодуховную. Агапическая жизненность и любовность, которую проповедовал Толстой в качестве предписанной свыше основы жизни каждого человека, не содержится в Общей душе. В структуре Общей души нет пласта, который соответствовал тому пласту высшей души отдельного человека, в который, по Толстому, следует перенести свое "Я". Общая душа укорененена не в вечной и вселенской, а в земной жизни. И проживает в ней.
Если из структуры внутреннего мира человека каким-то чудом удалось бы стереть его общедуховную сторону (как это выходит из проповеди Толстого), то в нем осталась бы возможность только одной личной духовной жизни; тогда бы человек стал жить исключительно по заветам Льва Толстого. Но каждому из нас предоставлена возможность либо жить общедуховной жизнью, либо жить личной духовной жизнью. Так как последнее возможно только для некоторых исключительных людей, то вся масса людей, практически говоря, предпочитает (пусть и по необходимости) жить общедуховной жизнью.
Разумеется, Толстой прав: "Как ни странно это кажется, самые твердые, непоколебимые убеждения, это самые поверхностные. Глубокие убеждения всегда подвижны"(57.109). Но непоколебимые и поверхностные убеждения обычно общедуховны, тогда как подвижные и глубокие убеждения всегда лично духовны.
Духовная жизнь человека должна находиться в рабочем состоянии, в напряжении. Это необходимо для духовного роста. И поэтому отношения между двумя нераздельными и неслиянными сторонами духовной жизни – общедуховной и личной духовной – не безоблачны. В крайних случаях противостояния или общедуховная жизнь полностью и агрессивно подавляет личную духовную жизнь, или личная духовная жизнь полностью и агрессивно отвергает общедуховную жизнь. Когда Толстой возвестил самоотречение в качестве основного принципа личной духовной жизни и доподлинно осуществил этот принцип в своей жизни (действительно осознав свое "Я", "Льва Николаевича" несуществующей мечтою), то его объявили гордецом и за гордость отлучили от Церкви. Но и Лев Николаевич в пылу противостояния стихии общедуховности объявил, что "Церковь есть учреждение для сокрытия Христова учения"(51.79).
Иисус в описании Толстого – вечный образец для личной духовной жизни, ее идеал и двигатель.
