Феномены Тени и зла в волшебных сказках - фон Франц Мария-Луиза
Итак, если такие констелляции в обществе обладают достаточной силой, могут произойти некоторые события, как, например, в христианской религии, когда на протяжении одной ночи, как это, собственно и было, в нижних социальных слоях населения возникла совершенно новая религиозная установка. В первое время христианство не достигало высших слоев в Римской империи; оно стало распространяться среди рабов. Тогда у людей были видения Христа и личные откровения, которые распространялись среди простых людей, как пламя от попавшей искры, и в которых выражалась их надежда на освобождение от рабства, — эти откровения получали новую цель: это было обновление, происходящее снизу. Царя сменял рабочий или раб, и такая замена стала доминирующим символом. Она даже нашла буквальное выражение в описании Христа как Царя царей и вместе с тем слуги простого человека[31].
В нашей сказке король еще не смещен с трона. Портняга не становится наследным принцем, но женится на старшей принцессе и становится членом королевской семьи; и портняга, и башмачник в одно и то же время были королевскими слугами. Поэтому, если мы посмотрим на всю структуру в целом, то увидим, что король не является ни хорошим, ни плохим, но его силы уже идут на убыль, — к такому выводу можно прийти, зная, что ему требуется помощь, чтобы иметь сына, и что у него была потеряна корона. Таким образом, он уже приближается к состоянию низложенного короля, но при этом в нем еще достаточно сил, чтобы сохранять свое положение и управлять королевским двором; в области коллективного бессознательного и его преобладающих проявлений возникают два противоположных фактора и настраивают короля противоположным образом. Доверие короля сначала завоевывает башмачник, а затем портняга. Первый играет дьявольскую роль, роль Люцифера, подобно Сатане из Книги Иова, который жалуется Богу на Иова, говоря, что тот богат, а поэтому набожен и благочестив, но давайте лишим его всего его богатства и посмотрим, что будет! В значительно меньшем масштабе точно так же поступает башмачник: как только он завоевывает доверие короля, портняга начинает испытывать на себе огромное давление сверху.
Сказать, что портняга воплощает область сознания, а башмачник — Тень, — значит совершить слишком резкий переход в наших умозаключениях; с тем же успехом можно было бы сказать, что они оба являются Тенью короля. Любой сказочный персонаж является Тенью какого-то другого сказочного персонажа; все персонажи сравниваются друг с другом, и все сказочные фигуры выполняют компенсаторную функцию. Таким образом, здесь можно употребить термин Тень cum grano sails[32].
Можно предположить, что король воплощает доминирующий символ нашей эры — эры христианства, хотя я не могу сказать точно, какой именно эпохи: XVI, XVII или XVIII века. В сказках трудно определить конкретный исторический период, даже если в ней присутствуют внешние характерные признаки. Если в сказке упоминаются пистолеты, это может служить неким указанием, но не точным доказательством. Существование сказок, напоминающих миф об Амуре и Психее, говорит о том, что основным структурам таких сказок может быть две тысячи лет или даже больше, поэтому «возраст» сказки скорее можно достоверно определить по некоторым внутренним признакам, чем внешним, то есть исходя из их архетипической структуры. Мы могли бы сказать, что король воплощает доминирующую христианскую установку, которая еще не достигла того уровня, когда от нее следует полностью отказаться или полностью обновить, но вместе с тем в данный момент она уже не так сильна, как прежде. В образе двух странников воплощаются два архетипических фактора, два бога: Меркурий и Сатурн, которые констеллировались в королевских придворных, и еще неизвестно, кто из них возьмет верх. В сказках, где отсутствует Тень, имеет место раздвоение архетипического персонажа, так что одна его часть является Тенью другой части. Все комплексы и более общие структуры — то есть коллективные комплексы, которые мы называем архетипами, — имеют полярную структуру и, следовательно, темную и светлую сторону. Можно сказать, что по форме архетип состоит из двух частей, одна из которых светлая, а другая — темная. Так, например, архетип Великой Матери включает в себя ведьму, дьявольскую мать, прекрасную пожилую мудрую женщину и богиню, воплощающую плодородие. В архетипе духа сочетаются мудрый старец и деструктивный или демонический колдун, который присутствует в очень многих сказках. Архетип короля может указывать на репродуктивный рост и мощь племени или нации, или же это может быть старик, удушающий новую жизнь, а потому его нужно сместить с трона. Герой должен нести с собой обновление — или же быть великим разрушителем, и притом он может совмещать в себе оба этих качества. Любая архетипическая фигура имеет свою Тень. Мы не знаем, как этот архетип воплощается в бессознательном, но когда он достигает границы сознания, проявляется его двойственность. Только когда на объект попадает свет, он отбрасывает Тень.
Возможно, комплексы в бессознательном являются нейтральными — complexio oppositorum[33] — и тогда, в свете падающего на объект луча сознания, у них появляется тенденция к раздвоению -на «да» и «нет», на плюс и минус. Мотив близнецов в мифологии указывает на постоянное присутствие двойственности: один из них интроверт, другой экстраверт, один мужского пола, другой женского, один более духовный, другой более инстинктивный, но ни один из них не лучше другого с точки зрения морали; и тогда возникает миф, в котором один из них добрый, а другой — злой. Если в сознании существует этическая установка, то становится различимой двойственная установка близнецов, однако такое сознание нельзя назвать ни этическим, ни моральным. Иудео-христианская традиция обострила этический конфликт, а следовательно, в нашей цивилизации существует традиция выносить моральные суждения, однако она ведет к этическому разделению. Если происходит раздвоение архетипической фигуры, значит происходит и раздвоение ее моральной оценки; она оказывается не только доброй или злой, но и светлой или темной; таким образом, благодаря нашей религиозной системе обостряется и этическая чувствительность.
Полярность «экстраверт — интроверт» также воплощается в фигурах портняги и башмачника. Башмачник предусмотрительно взял запас хлеба на семь дней, тогда как легкомысленный портняга не подумал об этом: для него просто заканчивается одна ситуация и начинается другая, исход которой он не предвидит; в этом отношении к жизни они противоположны друг другу. Если мы свяжем это с символикой короля как христианской доминанты, то получается, что констеллируются две фигуры, одна из которых тяготеет к неприветливой интроверсии, а другая — к легковесной экстраверсии. Относится ли это к нашей фантазии, или же появление этой проблемы было предопределено христианством? Я думаю, что верно второе. В христианской символике, особенно что касается американских ветвей христианства (для которых в значительной мере характерны экстравертные устремления), можно заметить присущее ей жизнелюбие, огромное доверие к Богу, фундаментальный христианский оптимизм. И все это присуще одной разновидности христианской установки, так как в христианстве Бог считается добрым, а зло представлено лишь отсутствием добра, и таким образом у человека формируется доверительная установка к себе и Богу, склонность игнорировать зло, считая его нереальным, отрицать его присутствие в себе и в других. В кальвинизме[34] и других пессимистических ответвлениях христианской веры мы сталкиваемся с противоположным развитием: с совершенно небожественной, немилосердной строгостью этических установок и темным, меланхоличным настроем. Такое мышление присуще людям типа башмачника, которые всегда учитывают сложности реальной жизни. Если вы изучали такие аскетические течения христианства, то знаете, что они не приносят радости: люди обязаны грустить, каяться в грехах, не должны получать удовольствие даже от еды, ибо такое чревоугодничество вызовет недовольство Иисуса Христа. Такие люди богаты, «прочно стоят на земле обеими ногами», они скептичны, реалистичны и недоверчивы. Они больше погружены во тьму этого мира по сравнению с остальными, так как их делает такими ровно их соблюдение предосторожности по отношению к злу и темной стороне жизни. Оптимисты стремятся не замечать трудностей и за это бывают наказаны «исподтишка»: либо они подвергаются нападкам других людей, либо прорывается их собственная пагубная Тень.
