Сочинения - Жак Лакан
Коррелятивно, похоже, по причинам, я имею в виду, историческая обусловленность которых опирается на необходимость, которую позволяют осознать некоторые из наших озабоченностей, мы вовлечены в техническое предприятие видового масштаба: проблема заключается в том, чтобы узнать, найдет ли конфликт между хозяином и рабом свое разрешение на службе у машины, для которой психотехника, уже доказавшая свою богатую возможность все более точного применения, будет использоваться для обеспечения пилотов космических капсул и диспетчеров космических станций.
Представление о роли пространственной симметрии в нарциссической структуре человека необходимо для создания основ психологического анализа пространства - однако здесь я могу сделать не больше, чем просто указать место такого анализа. Допустим, психология животных показала нам, что отношение индивида к определенному пространственному полю у некоторых видов отображается социально, причем таким образом, что оно возводится в категорию субъективного членства. Я бы сказал, что именно субъективная возможность зеркальной проекции такого поля на поле другого придает человеческому пространству его изначально "геометрическую" структуру, структуру, которую я с удовольствием назвал бы калейдоскопической.
Таково, по крайней мере, пространство, в котором развиваются образы эго и которое вновь соединяется с объективным пространством реальности. Но предлагает ли оно нам место отдыха? Уже в постоянно сужающемся "жизненном пространстве", в котором человеческая конкуренция становится все острее, звездный наблюдатель нашего вида пришел бы к выводу, что мы испытывали потребность в бегстве, которая приводила к весьма странным результатам. Но разве концептуальная область, в которую, как нам казалось, мы свели реальность, не отказывается впоследствии поддержать физическое мышление? Таким образом, расширяя нашу хватку до пределов материи, не исчезнет ли это "осознанное" пространство, из-за которого великие воображаемые пространства, в которых велись свободные игры древних мудрецов, кажутся нам иллюзорными, в свою очередь, в грохоте вселенской земли?
Тем не менее, мы знаем, из чего исходит наше приспособление к этим потребностям, и что война все больше и больше оказывается неизбежной и необходимой повивальной бабкой всего прогресса в нашей организации. Конечно, взаимная адаптация противников, противоположных по своим социальным системам, кажется прогрессирующей в сторону конкуренции форм, но можно задаться вопросом, мотивируется ли она принятием необходимости илитем отождествлением, образ которого Данте вИнферно" показывает нам в смертельном поцелуе.
В любом случае, человеческая личность, как материал для такой борьбы, не представляется абсолютно бездефектной. И обнаружение "внутренних плохих объектов", ответственных за реакции (которые могут оказаться чрезвычайно дорогостоящими в технике) торможения и бегства вперед, обнаружение, которое недавно было использовано при отборе ударных войск, истребителей, парашютных и десантных войск, доказывает, что война, научив нас многому о генезисе неврозов, оказывается слишком требовательной, возможно, в поиске все более нейтральных субъектов в агрессии, где чувства нежелательны.
Тем не менее, у нас есть несколько психологических истин, которые мы можем привнести и сюда: а именно, насколько так называемый "инстинкт самосохранения" отклоняется в головокружение от господства над пространством, и, прежде всего, насколько страх смерти, "абсолютного господина", заложенный в сознание целой философской традицией, начиная с Гегеля, психологически подчинен нарциссическому страху повреждения собственного тела.
Я считаю, что есть смысл подчеркнуть связь между измерением пространства и субъективным напряжением, которое в "недовольствах" (malaise) цивилизации пересекается с тревожностью, столь гуманно рассмотренной Фрейдом, и которое развивается во временном измерении. Временное измерение также должно прояснить нам современные значения двух философий, которые, как представляется, соответствуют уже упомянутым: Бергсона - из-за его натуралистической неадекватности, и Кьеркегора - из-за его диалектической знаковости.
Только на пересечении этих двух напряжений можно представить себе то принятие человеком своего изначального расщепления (déchirement), о котором можно сказать, что в каждый момент он конституирует свой мир своим самоубийством, и то психологическое переживание, которое Фрейд имел смелость сформулировать, как бы парадоксально оно ни выражалось в биологических терминах, как "инстинкт смерти".
В "эмансипированном" человеке современного общества это расщепление обнаруживает, до самых глубин его существа, невроз самонаказания, с истерико-ипохондрическими симптомами его функциональных запретов, с психастеническими формами его дереализации других имира, с его социальными последствиями в виде неудач и преступлений. Именно эту жалкую жертву, этого беглого, безответственного преступника, обрекающего современного человека на самый страшный социальный ад, мы встречаем, когда он приходит к нам; наша ежедневная задача - открыть этому существу небытия путь к его смыслу в сдержанном братстве - задача, для которой мы всегда слишком неадекватны.
Примечание
Теоретический доклад, представленный на 11-м Конгрессе психоаналитиков французского языка, Брюссель, середина мая 1948 г.
3
Функция и поле речи и языка в психоанализе
Предисловие
В частности, не следует забывать, что разделения на эмбриологию, анатомию, физиологию, психологию, социологию и клиническую медицину не существует в природе, а есть только одна дисциплина: нейробиология, к которой наблюдение обязывает нас добавлять эпитет "человеческая", когда это касается нас".
(Цитата, выбранная в качестве надписи на здании Института психоанализа в 1952 году)
Прежде чем перейти к самому отчету, следует сказать о сопутствующих обстоятельствах. Ведь они оказали на него определенное влияние.
Эта тема была предложена автору в качестве основы для обычного теоретического доклада на ежегодном собрании общества, которое в то время представляло психоанализ во Франции.течение восемнадцати лет это общество проводило ставшую уже почтенной традицию под названием "Конгресс психоаналитиков французского языка", затем, в течение двух лет, конгресс был распространен на психоаналитиков, говорящих на любом из романских языков (Голландия была включенаиз соображений языковой толерантности). Конгресс, о котором идет речь, состоялся в Риме в сентябре.
Тем временем серьезные разногласия привели к отделению французской группы. Эти разногласия достигли своего апогея по случаю основания "Института психоанализа". Группа, которой удалось навязать новому институту свой устав и программу, заявила, что не позволит члену, который вместе с другими пытался внедрить в институт иную концепцию, выступить в Риме, и попыталась использовать для этого все возможные средства.
Однако тем, кто в результате основал новое Французское общество психоанализа, не казалось, что они обязаны лишать большинство студентов, которые поддержали их учение, предстоящего мероприятия или даже проводить его в другом месте, а не в том, где оно было запланировано.
