Дитя цветов - Константин Анхель
– Док, дело в том, что тот мир куда громаднее самой реальности, в которой существуете вы и все остальные. И мне часто кажется, что сплю я как раз тогда, когда вижу вас, и других людей. Ведь вся абсурдность этой бредятины, что вы зовёте жизнью, похожа на нелепый сон.
– Может реальность наша не столь красочна как ваши сны, но, тем не менее, в этой, как вы выразились, «бредятине», участвуют все люди. А ваш мир…
– Если бы вы хоть раз побывали там, тогда бы вы так не говорили. Я знал, что вы меня не поймёте, но ещё раз скажу: существование там более многогранно, сложно, и обширно. Единственное, в чём могли бы позавидовать те существа вам, людям, так это в том, что у вас есть возможность противостоять и сопротивляться, к тому же, выбрав сторону.
После на редкость сильно затянувшейся паузы раздумий врач произнёс: «Как вы отнеслись бы к тому, если бы после обследования вдруг узнали, что у вас имеются психические отклонения, существование которых означало бы нереальность вашего мира?».
– Они имеются у всех в какой-то степени, – усмехнулся Михаил. – А если серьёзно, то мне было бы интересно узнать о них, но вряд ли они имеются именно в том масштабе, чтобы, опираясь на них, можно было бы перечеркнуть существование моего родного дома.
– Хм, хорошо. Раз уж вы так уверены, я думаю, что нам стоит отправится в кабинет. Ответите на вопросы, пройдёте тестирование, и посмотрим, что выяснится.
– С одним условием, док: пусть всё будет абсолютно честно, будто я не рассказывал вам ничего необычного.
– Разумеется.
Наденьте на человека смирительную рубашку, и он будет вести себя, как сумасшедший. Если уверить его в том, что он дурак – он вскоре станет им. Зачастую тот, кто должен излечить душу, убивает её, или заключает в темницу. Человек может спасти другого от смерти или заковать в цепи, но освободить от оков – никогда.
Проходя по коридору со стенами, наполовину желтыми снизу, и наполовину белыми сверху, они направлялись в кабинет. Глаза Николая были погружены в бездонную серость его мыслей, а с лица Михаила не спадала вечная невидимая улыбка, что в сочетании с острым взглядом, таящим в себе живой огонёк радости, создавала ощущение чего-то непоколебимого, неизвестного и светлого. Всего за минуту в разуме врача пронеслись мысли о безысходности сложившейся ситуации с Михаилом, воспоминания из прошлого, размышления в попытках найти иной путь. В том маловероятном случае, если будет доказано, что пациент не имеет заболеваний в той степени, при которой могут наблюдаться повторяющиеся сны, то это автоматически доказало бы для Михаила существование его мира, и тогда тот вряд ли отступится от задуманного. Этого врач, разумеется, не мог допустить.
В том же случае, если будут обнаружены серьёзные отклонения, то Михаила ничего не спасет от горести разрушения его вселенной, если, конечно, он примет диагноз. Разочарование его достигло бы неземных масштабов, и, конечно же, за этим последовало бы импульсивное желание совершить то, что стало причиной появления его в этих стенах, но пока он находится в больнице, его жизни ничего не угрожает. Такой расклад был бы более подходящим для врача: первое время Михаилу пришлось бы провести здесь, пока им не будут пройдены пять стадий принятия. Но сколько бы понадобилось времени на принятие уничтожения того, что грело душу всю его жизнь, даже если это – просто сны? Мог ли он смириться с утратой всего мира, потерей того, что являлось для него счастьем и всем светлым, его домом? Не хуже ли это смерти? Его пришлось бы лечить, уверять в том, что он находится на пути к выздоровлению, что от иллюзий, даже таких приятных, нужно избавляться – ведь лучше горькая правда, как считал сам Михаил.
Печальная участь врача психиатра: подобная ситуация, когда лечение превращало человека в безвольное, полуживое существо, подействовала когда-то на молодого специалиста обескураживающе на столько, что тот даже подумывал о смене рабочей должности – слишком поздно он узнал обратную сторону своего благого дела. Но очень скоро он уверился в необходимости этих действий; его практика приняла форму снятия розовых очков с глаз тех, кто видит реальность не так, как принято. Врач надеялся на иной исход сложившейся ситуации с Михаилом, который бы занял место где-то между двумя предполагаемыми очевидностями. Исключения бывают во всех правилах, и даже в этом правиле оно есть. Хоть врач и был уверен в наличии психических патологий у пациента, развитых в некоторой степени – где-то на заднем плане мыслей, всё ещё маячило то, что встретило его при входе в палату к Михаилу. Так же ему казалось странным, что Михаил, будучи не глупым человеком, поведал о своей особенности.
Следующий час протекал в кабинете врача и был чистым тестированием Михаила без обсуждения злободневных и философских тем. Николай был полностью в роли врача. Пациент отвечал почти всегда сходу, подолгу не задерживаясь ни на одном из каверзных вопросов. После окончания тестирования он был отправлен в палату за полчаса до обеда, а Николай полностью погрузился в работу. Особо выдающихся особенностей при первом анализе выявлено не было, и позднее нашему дорогому другу было назначено полное объективное обследование.
Прошла неделя, но Николай, на своё удивление, так и не выявил ничего из того, что ожидал. Но он столкнулся с неясной, неизвестной особенностью, которая не являлась психическим расстройством, но представляла собой что-то необычное. По этому поводу был собран консилиум, в ходе которого достаточно длительное время изучался феномен повторяющихся сновидений Михаила. Никто из присутствующих не смог выстроить предположений, которые бы не опровергались хотя бы одной из сфер наук о человеческом существе. Даже старина Фрейд мог бы заблудится в лесу собранной информации о пациенте. В силу этого было решено, что Михаил – просто сказочник, не имеющий никаких заболеваний, индивид со странным социальным поведением. Хоть для такого поведения Михаила не было ни оснований, ни мотива, это мало кого волновало, а скорее, никому просто не хотелось забивать себе голову данным вопросом. На выстроенную Николаем статистику особенностей никто не стал обращать внимания. Все сошлись на том, что новый горизонт в психиатрии открыть не удастся, даже если Михаил, страдает, как бы сказали доктора, совершенно новой патологией. Так как Николай был