Как выиграть любой спор. Дома, на работе, в суде – где угодно - Спенс Джерри

Любая дискуссия о силе и власти была бы неполной без признания бессмертного закона лорда Актона: власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Это неизменное правило применимо как к Богу, так и к человеку.

Бессилие власти. Ответственность — симбиотический близнец власти. Ни власть, ни ответственность не может эффективно проявляться по отдельности. Они напоминают двойную звезду, вращающуюся вокруг общего центра. Всемогущий судья отвечает за справедливое осуществление правосудия. Всячески почитаемый и боготворимый родитель отвечает за развитие и благополучие своего ребенка. Всесильный начальник отвечает за процесс производства на своем предприятии. Но ни один судья не сможет добиться справедливости без опытных адвокатов, предъявляющих ему факты; ни один родитель не сможет вырастить счастливого, успешного ребенка без любви этого ребенка; ни один начальник не сможет добиться высоких производственных показателей без уважения и содействия своих подчиненных. Разве мы не сталкиваемся с парадоксом? Разве не очевидно, что власть в конечном итоге принадлежит тем, у кого ее нет?

Нет более благодарных родителей, чем те, чьи дети понимают их стремление быть хорошими родителями, чьи дети помогают им в достижении их целей. Нет более благодарного начальника, чем тот, чьи сотрудники понимают тяжесть его ответственности и соответствующим образом себя ведут. Но сила помогать власть имущим — это всегда наша сила. Понимаете? И когда мы отдаем свою силу на благо тех, кто имеет над нами власть, мы, образно говоря, инвестируем свои активы, разве нет?

Одиночество власти. Власть одинока. Власть разъединяет. Бог, наверно, самая одинокая сущность во Вселенной. Нет более одинокого человека, чем судья. Никто так не нуждается в друзьях, как он. У начальника когда-то было много друзей среди коллег. Сейчас он существует отдельно от них. Он одинок. Одни старые друзья его ненавидят, другие — боятся. Родитель всегда отделен от ребенка. Родители и дети могут состоять в хороших отношениях. Они могут любить друг друга. Но они редко бывают друзьями, потому что им сложно быть друг с другом на равных, а равенство — основа любой дружбы. Власть, реальная или воображаемая, физическая или психологическая, изолирует.

Понимание невротической потребности во власти. Многие сильные мира сего занимают руководящие посты для удовлетворения невротической потребности во власти над другими людьми — тюремные надзиратели, полицейские, некоторые судьи, некоторые деканы, некоторые учителя, некоторые родители, почти все политики — ну, вы понимаете. Это неуверенные в себе, закомплексованные и действительно одинокие, испуганные люди. Их патологическая уязвимость — психическое заболевание. Она подпитывается скрытым недовольством и негативом. Как правило, такие люди лечат свое психическое заболевание большими дозами силы, что проявляется в виде гнева, жестокости, агрессии. Мне приходят на ум слова Платона: «Доступ к власти должен быть ограничен тем, кто не любит людей». Старая поговорка верна: «Этот мир станет лучше, когда сила любви заменит любовь к власти».

Понимание власти и ответственности. В то же время люди, наделенные ответственностью, часто боятся своей власти. «Что, если я злоупотреблю своей властью? Что, если я неумышленно использую ее во вред, а не во благо?» — задаются они вопросами. Для этих людей власть часто воспринимается как тяжкое бремя или ненавистная обязанность. Многие из тех, кто во время Первой мировой войны принимал трагические решения о том, кому жить, а кому умирать, так и не оправились от психических ран. Когда я должен отказаться от одних дел в пользу других, я каждый раз переживаю, был ли мой выбор правильным. Я знаю, что могу ошибаться. Я чувствую сомнения. Иногда вину. Власть часто является бременем. Мы не можем винить Бога. Мы не можем винить других. Это наша власть. Как и ответственность. И мы знаем, что проявлять власть над другими безопасно, не причиняя никому вреда, можно только в форме любви.

Ослепляющая сила власти. Власть над другими часто поднимает нас в иллюзорное облако, где мы скрыты от самих себя. Этот туман ослепляет и пьянит, а слепые тираны не могут расти в личностном плане или преуспевать. Ни один действительно великий деятель никогда не считал себя великим. Осознание потенциала собственного величия априори разрушает такую возможность. Я думаю о Джоне Стейнбеке и о том, как он высказался о своем бессмертном произведении «Гроздья гнева»: «Это не эпохальная книга. Я надеялся, что она будет эпохальной. Но это самая что ни на есть заурядная книга. И самое ужасное то, что это лучшее, на что я способен».

В то же время осознание того, что мы — источник собственной силы, невероятно окрыляет. Когда мы понимаем свою силу, мы освобождаемся от комплексов, избавляемся от страха и обретаем чудодейственные способности реализации своего совершенного потенциала.

Сила — это пистолет, который стреляет в обоих направлениях. Сила подобна пистолету с двумя стволами, направленными в обе стороны. Когда более сильный человек стреляет в более слабого, одна пуля летит в намеченную жертву, а другая — в того, кто нажал на курок. Как оружие, сила имеет мало преимуществ. Она вызывает недовольство и пожинает ненависть. Она порождает глубокую и непреодолимую жажду мести. Сила, проявляемая без любви, формирует негативную карму, которая возвращается к человеку бумерангом. Никто не знает, где и когда это произойдет, но она вернется со всей своей разрушительной мощью, как расплата за все неблаговидные действия. Возмездие — внебрачное дитя справедливости.

Когда я был начинающим адвокатом, чувствующим собственную силу, моя стратегия на судебном процессе состояла в том, чтобы разнести в пух и прах всех свидетелей другой стороны. Я обрушивался на этих свидетелей, стариков с водянистыми глазами, которые, как я знал, были лишь корпоративными марионетками, пытающимися сохранить свои рабочие места. Я обрушивался на научных экспертов, которые, как я знал, были проплаченными свидетелями и которым нужно было отработать свои гонорары, а не раскрыть правду. Я их безжалостно громил, крушил и крошил. Но уже через пятнадцать минут суд вынес неутешительный для моего клиента вердикт. Я был убит. Разве я не выиграл все судебные поединки? Разве я не сокрушил всех свидетелей? Разве я не был сильнее в перекрестном допросе?

Когда присяжные выходили из здания суда, ко мне подошла одна женщина. Она смотрела на меня со слезами на глазах. Очевидно, ей было нелегко отправить моего серьезно пострадавшего клиента из дворца правосудия ни с чем.

«Господин Спенс, — тихо сказала она, — почему вы заставили нас так сильно вас ненавидеть?»

Ее слова преследовали меня много месяцев. «Почему вы заставили нас так сильно вас ненавидеть?» В тот день я понял, что я не просто сокрушил свидетелей — я всячески издевался над ними, пытаясь сделать их объектом всеобщего осмеяния и презрения. Я злился на милых старых служак, которые всю жизнь улыбались своим боссам и своим клиентам, даже зная о том, что продают дефектное оборудование. Я ненавидел лицемерие. Я ненавидел несправедливость. И я нападал. Я нападал на всех, кто попадался мне на глаза. Я напал на адвоката компании, с его загадочной улыбкой и хитроумными доводами. Я напал на экспертов, с их витиеватыми речами и липовыми исследованиями. В пылу своего праведного гнева я непреднамеренно напал даже на присяжных, и моя жестокость вынудила их занять сторону ответчика. Я дал волю всей своей силе и тем самым нанес себе поражение.

Я по-прежнему утверждаю, что иногда нужно нападать и, нападая, делать это безжалостно, но силу нельзя применять для травли и насилия над слабыми и беззащитными. Не нападают на матерей и на детей, пока не станет очевидно, что матери заслуживают нападения, справедливого и адекватного нападения, а дети — отъявленные негодяи — сурового наказания. Безопасно проявлять силу можно только с благими целями. Сила — как бензин. Бесцельно разлитый по земле, он может привести к катастрофе с невообразимыми последствиями. При должном применении на нем можно приготовить ужин или прокатиться в Бостон.