Максим Калашников - Хроники невозможного. Фактор «Х» для русского прорыва в будущее
Стрелец тогда долго, до поздней ночи, проговорил с изобретателем. Воображение рисовало ему совершенно иной «Норникель»: с просторными светлыми цехами, где работают чисто автоматические газофазово-комбинированные установки. В дело идет все. Нет никаких шлаков, пыли, кислот и солей. Полная переработка и замкнутый цикл. Персонал – операторы в белых халатах.
– Да, могло быть и так, – согласился Мастер. – Я вам больше скажу: именно тогда мы и наткнулись на то, что с помощью трифторфосфина можно заменить гальванопластику и наносить тончайшие металлические покрытия на разные поверхности. Так мы и придумали дешевые катализаторы: на основу из оксида алюминия наносится тончайший слой чистой платины. Причем такое покрытие получается намного лучше гавльванопластического – оно фантастически гладкое, без пор, равномерной толщины.
Мы придумали, как извлекать ценнейшие металлы из бедных и крайне бедных промышленных отходов. Для этого добавили к основному процессу еще два – концентрирование металлов до уровня в 5—30 граммов на литр раствора и разделение металлов. Да-с, с выделением их с чистотой не менее 99,9 процента! Создали для этого твердые эстрагенты, Максим, ТВЭКСы. И все остановилось…
Мастер в тот вечер остановился у огромного двухкабинного тягача-ракетовоза «Ураган», припаркованного около его дома во Всеволожске.
Мягко падал снег, и они тогда вышли из теплого, обитого белой кожей салона «Майбаха» полюбоваться этим символом советской военной мощи. Оказывается, изобретатель купил его для сына и для себя – он все-таки мальчишка в душе.
Оглаживая стылый бок замершего гиганта, Стрелец тогда сказал Мастеру, что, в общем, все закономерно. Вместо человека, жизнь отдавшего цветной металлургии и болевшего за будущее «Норникеля», пришел просто «счетчик бабок», в жизни не сделавший ни одного стоящего дела. Вот и наглядная разница между «красным инженером» и постсоветским денежным мешком. Ведь последний, сей мастер куршавельских загулов, точно так же показал себя и в добыче золота. Брал месторождения – и не разрабатывал их. Все ждал, когда государство протянет линию электропередач к одному из приисков за 11 миллиардов рублей, а сам втрое больше выбросил на баскетбольную команду американских негров и на стадион в Штатах. Чего же мы хотим от такой «элиты»?
Мастер только усмехнулся.
– Все равно мы не проиграли. Технология есть. Можно ставить ее хоть в Белоруссии и завозить руду для переработки из Южной Африки, – сказал он тогда. А потом, помолчав, добавил:
– В чем наша ошибка? Не секрет, что «Норникель» ежегодно заказывает в разных организациях проведение сотен научно-исследовательских работ, на многие миллионы долларов. Неужели в этом перечне не нашлось бы места для работы по адаптации нашей технологии к условиям реального производства, да еще мизерной стоимостью в 10 тысяч долларов?
Дело в том, что все эти НИР направлены на совершенствование традиционных технологий, а наша работа подразумевает революционное преобразование производства драгоценных металлов. Она закрывает старые мощности за ненадобностью. Да и при успешном использовании новой технологии так или иначе придется изобретателю за использование лицензии на патент. А делиться полученной сверхприбылью олигархам ой как не хочется!
У этого владельцев «Норникеля» нет никаких объективных причин для кардинального изменения производства драгоценных металлов. Зачем им новая технология? От хорошего лучшее не ищут: на мировом рынке платиноиды из года в год дорожают, потребление их медленно, но увеличивается, в мировой экономике «Норникель» занял свою нишу и получает устойчивую прибыль.
Что ему еще нужно? Резкого снижения себестоимости драгоценных металлов и получение сверхприбылей? Но посмотрите, какой ценой это может быть достигнуто: крупные финансовые вложения в новые производства, огромные организационные пертурбации. А что делать со старым производством? Например, с Красноярским заводом цветных металлов, который становится попросту ненужным? А что делать с тысячами рабочих и их семьями?
Кроме того, руководителям компании нужно считаться с мнением сотрудников десятков научных институтов, которые кормятся тем, что совершенствуют старые технологии. Да они готовы костьми лечь, но ни под каким соусом не допустить нас до производства! И вся эта головная боль только ради получения сверхприбылей?
Нет, надо искать иных игроков…
– Вот если бы у главных конкурентов «Норникеля», например, у южноафриканцев, появилась бы такая технология, которая сбила бы мировые цены, и «Норникель» стал бы терпеть убытки от производства платиноидов, – невесело засмеялся в ответ Стрелец. – Вот тогда бы его владельцы и руководители сами пришли бы к вам с поклоном…
Мастер тогда вскинул гордо патлатую голову и упрямо произнес:
– Да сил и времени на все не хватает, Максим! Пока еще не созрела ситуация на мировом рынке, попробуем работать с мелкими производителями платиноидов. Или предприятиями, у которых есть доступ к платиновому сырью, но они не знают, что с ним делать. Платиной-то русские недра богаты. Вы не знали? Ее месторождения простираются по всему Заполярью – от Кольского полуострова до Чукотки и островов в Северном Ледовитом океане. Есть платиновые месторождения даже в центральных областях, где уже есть хорошо развитые коммуникации, инфраструктура и вполне подходящий для людей климат. В Воронежской области, например.
А гигантские отвалы десятков горно-обогатительных предприятий, разбросанных по всей стране? В них ведь законсервированы десятки, сотни тонн платиноидов и других ценных элементов таблицы Менделеева. И только мы можем с малыми затратами извлечь их оттуда. Аналогичная ситуация – и за рубежом. Вот тогда руководители мировых платиновых гигантов почешут затылки…
Мастер еще раз засмеялся. Таким он и отпечатался в памяти: в распахнутом длиннополом пальто, ноги расставлены, руки – в карманах. Задорный отблеск уличного фонаря в очках. И грива седых волос на лобастой башке…
* * *На дворе стоял апрель 2013 года, когда Мастер, торжествуя, показал Стрельцу две стеклянных банки с новыми катализаторами: кобальтово-платиновым и кобальтово-рутениевым. И когда он начал рассказывать о том, что успел сделать, в памяти Стрельца всплыли картины из романа Бондарева «Горячий снег». Танки со знаками черного солнца, вздымающие снежные вихри. Узкие, хищные корпуса «мессершмиттов». Сизые моторные выхлопы бесчисленных моторов. Выхлопы синтетического бензина…
Помнишь ли ты, читатель, что Гитлер смог воевать почти шесть лет против всего мира, не имея своей нефти? Каким образом работали двигатели десятков тысяч его танков и автомашин, если та нефть, что он получал из Румынии и Венгрии не покрывала и половины потребностей Германии? Наверное, читатель, ты помнишь, что гитлеровцы делали жидкое топливо из каменного угля. С помощью процесса Фишера – Тропша, разработанного в 1920-е. Немцы к 1944 году гнали с ее помощью из угля 6,5 миллионов тонн жидкого горючего в год, благо у них угля хватало. Да так, что англо-американцам пришлось вести специальную воздушную войну на уничтожение заводов по выпуску «угольного горючего».
Если Фриц Габер, изобретший технологию получения азота из атмосферного воздуха, позволил немцам сражаться четыре года Первой мировой, покончив с зависимостью страны от чилийской селитры, то Фишер и Тропш сделали возможным Вторую мировую. Они дали Германии бензин из угля.
Что это за процесс? Перегретый водяной пар прогоняли через слой раскаленного каменного угля. Получался «водяной газ», он же – синтез-газ, смесь угарного газа (одноокиси углерода) со свободным водородом. А дальше получались углеводород и углекислый газ.
CO + 2 H2 → −CH2− + H2O
2 CO + H2 → −CH2− + CO2.
Из получаемых углеводородов делался синтетический бензин. Конечно же, все это делалось с помощью катализатора. Немцы применяли торий-кобальтовый катализатор. Впоследствии применяли еще и циркониево-кобальтовый. Топливо получалось дорогим. Но разве это останавливает войны? Тогда высокая цена эрзац-бензина покрывалась расходами вермахта.
Поэтому после войны это направление угасло. Мир оказался залитым дешевой нефтью Ирана и Персидского залива, Венесуэлы и Мексики. Производить бензин из угля по Фишеру – Тропшу стало невыгодно: слишком быстро наступало отравление катализатора. И еще быстрее оно случалось, если химики пытались получить более тяжелые, нежели бензин, виды топлива. Только ЮАР, попав в сложное положение, развивала эту технологию, создав в 1955 году фирму «Сасол». Что называется, не от хорошей жизни: у режима апартеида, попавшего в международную изоляцию, не было своей нефти. Сегодня процессом Фишера-Тропша по-прежнему пользуются в ЮАР. По традиции.
Но оказалось, что старая технология может получить новое дыхание: если применить ее для получения жидкого горючего из попутного и природного «жирного» газа. Еще в 1993 году в Малайзии (в Бинтулу) компания «Шелл» открыла завод на процессе Фишера-Тропша, который производит синтетическое горючее именно из природного газа с шельфового месторождения. И там, кстати, применяется кобальто-циркониевый катализатор.
