Искатели закономерностей: Как аутизм способствует человеческой изобретательности - Саймон Барон-Коэн

Саймон Барон-Коэн

Искатели закономерностей

Как аутизм способствует человеческой изобретательности

В память о Бриджет Линдли (1959–2016), подарившей нашей семье свою любовь

Посвящается аутичным людям

Иногда именно те, кто, казалось бы, ничего собой не представляет, делают то, что никто и представить себе не мог.

Алан Тьюринг. Игра в имитацию

Глава 1

Прирожденные искатели закономерностей

Ал не говорил до четырех лет. Даже когда он начал разговаривать, было ясно, что он использует язык не так, как большинство детей. С самого начала он мыслил по-другому: меньше интересовался людьми, больше был сосредоточен на выявлении закономерностей и искал объяснения всему, что видел. Он беспрестанно задавал людям вопросы, начинавшиеся со слова «почему», чтобы понять, как все устроено. Это утомляло слушателей. Его безудержное любопытство отчасти забавляло, но в то же время его требования исчерпывающих объяснений порой были невыносимы для окружающих. Он явно был особенным ребенком.

Он проявлял и другие необычные качества. Например, мог раз за разом декламировать произведение Томаса Грея «Элегия, написанная на сельском кладбище» (Elegy Written in a Country Churchyard) — и это обыкновение он сохранил на всю жизнь. В школе учителя приходили в ярость от его постоянных расспросов. Один из них в отчаянии говорил, что мозги у Ала в полном раздрае, подразумевая путаницу в его голове. Однако чего не было в голове Ала, так это путаницы. Напротив, его неустанные вопросы были необходимы для большей ясности, потому что он находил расплывчатыми объяснения других людей об устройстве вещей. Он хотел воспроизвести упорядоченную, основанную на фактах картину мира. С его точки зрения, остальные люди мыслили неряшливо и неточно.

Это беспокоило его мать. Она видела, что учителя часто делали замечания ее сыну и унижали его, и боялась, что это подорвет его уверенность в себе. Нужно было действовать. Поэтому, когда ему исполнилось одиннадцать лет, она решила перевести его на домашнее обучение. Решение далось ей нелегко. Однако, учитывая неутолимую жажду знаний сына и столь негативное отношение к нему в школе, она не видела другого выхода. Ее ребенок имел право учиться так, как это подходило его особому складу ума.

Мать Ала с изумлением наблюдала, как, избавившись от ограничений обычной школы, ее сын «проглатывал» книги из домашней и местной библиотек. Когда Ал читал описание какого-либо явления, будь то в химии или физике, он бросался в подвал дома проводить свои «эксперименты», чтобы удостовериться в том, что объяснение верное. Освободившись от школьных занятий, он наконец смог следовать своей страсти к поиску закономерностей в мире, ведь теперь не было учителей, заставлявших его сидеть спокойно, не задавать вопросов и делать то, что ему говорят. Домашнее обучение стало для мальчика даром свободы, который вручила ему мать. Не привязанный больше к групповому обучению, Ал наконец смог выбирать, чему, когда и как ему учиться индивидуально. Это идеально соответствовало его складу ума, поскольку мальчик никогда не довольствовался рассказами учителя о том, как что-то работает, и ему всегда хотелось удостовериться в этом самому. Он подвергал сомнению все доказательства и проверял все сам. Его интеллект не позволял ему следовать за толпой. Вместо этого он хотел понять самую суть вещей, основные принципы, чтобы убедиться в истинности своих знаний.

Мать Ала отчетливо понимала, что у ее сына особый способ познания. Некоторые описывали его стиль обучения как педантичный, одержимый деталями, ригидный, дотошный и обстоятельный. Например, в библиотеке Ал читал книги, начиная с последней на нижний полке, а затем методично переходил от одной к другой в том порядке, в каком они располагались, не «перескакивая» с полки на полку. Он неуклонно следовал правилу: по одной книге в строгой линейной последовательности, чтобы быть уверенным в том, что не пропустил какой-либо информации. Хотя его больше всего интересовала научная и техническая литература, он никогда не отступал от своего правила. А он любил правила, поскольку правила сами по себе были закономерностями.

К двенадцати годам Ал прочитал «Начала»[1] Ньютона, самостоятельно изучил физику, подвергая сомнению теории электричества и проводя собственные эксперименты дома, чтобы убедиться в их истинности. К пятнадцати годам Ал увлекся азбукой Морзе, совершенным языком алгоритмов. А когда что-то вызывало его интерес, ему было просто необходимо освоить это. Он не мог понять, как большинство людей способны поверхностно знакомиться с множеством тем, поскольку ему требовалось понять любой предмет досконально. Все или ничего. Ему нравилось, что с помощью азбуки Морзе, одно и то же сообщение можно было передать посредством различных алгоритмов с использованием звуковых щелчков, световых вспышек или написанных символов. Ему нравилось, что каждая буква представляла собой уникальную последовательность из точек и тире, что точка была единицей времени, а тире приравнивалось по продолжительности к трем точкам. Ему нравилось, что буква напоминала музыкальную ноту: одна соответствовала одному такту, другие — двум или четырем тактам. Он улавливал закономерности интуитивно — он был прирожденным искателем закономерностей.

Когда Алу было шестнадцать, он покинул родной дом. Он скитался по стране и обнаружил, что его знание азбуки Морзе может помочь ему заработать деньги на должности телеграфиста. Однако по ночам он все так же следовал своим сокровенным интересам, ложился спать лишь на рассвете, продолжая проводить свои «эксперименты при лунном свете» на любом оборудовании, какое только мог достать. Как и в детстве, он по-прежнему любил разбирать вещи на детали, чтобы посмотреть, как они устроены, и выяснить, что чем управляет. После этого он получал не меньшее удовольствие, заново собирая их.

Вскоре шестнадцатилетний Ал представил публике свое первое изобретение. Его «автоматический ретранслятор» передавал сигналы азбуки Морзе между телеграфными станциями, работающими без оператора, чтобы любой мог отправить сообщение, когда ему удобно. И как мы увидим, он продолжал изобретать на протяжении всей своей взрослой жизни.

Двухлетний Джона — еще один ребенок, который, подобно Алу, никак не мог начать говорить. Однако в отличие от матери Ала, которая сохраняла спокойствие, мать Джоны запаниковала. Ее расстраивало, что окружающие дети уже вовсю болтали, поэтому она повела своего маленького мальчика в детскую клинику на обследование[2].

Она с тревогой наблюдала за тем, как педиатр проводит различные тесты. Врач видела, что мать Джоны обеспокоена, и решила, что стоит познакомить ее с графиком, показывающим, насколько неодинаково дети осваивают речевые навыки[3]:

— Вы видите, как малыши различаются