Алисса Муссо-Нова - Хер Сон

А Семен Семенович, сурово насупившись, выставил на лестничную площадку холодильник и большими буквами написал прямо на дверце толстым синим фломастером: «АППАРАТ РАБОТАЕТ, ОТДАМ В ХОРОШИЕ РУКИ».

Вот этого котСС не вынес. Он лег на то место, где еще пятнадцать минут назад стоял его любимый молочно-сосисочный рай, откуда таким чудесным способом являлись всегда всевозможные вкусности, и ушел в глубокий обморок.

В дверь позвонили. Семен Семеныч, горюя о холодильнике, который он любил не меньше, чем кот (для Семен Семеныча этот холодильник тоже много лет кормильцем-поильцем был), поплелся открывать. На пороге стояла соседка Мусса Мармеладовна. Она внимательно посмотрела на Семен Семеныча, показала пальцем на холодильник и спросила:

– Семен, ты в своем уме?

Семен Семеныч потрогал ухо и сказал:

– В своем.

– А что скорбный такой, бровки домиком? – спросила Мусса Мармеладовна.

– Да так, обстоятельства всякие… докучают… совесть… жена… плакать… – забормотал Семен Семеныч, непривыкший жаловаться на жизнь и стесняющийся страшно Муссы Мармеладовны, потому как она была дама внушительная и прозорливая.

– А жена твоя где?

– Ушла к маме, – прошептал Семен Семеныч, готовый уже сквозь пол провалиться от стыда за собственную расползающуюся побитую кризисами жизнь.

Мусса Мармеладовна покачала головой и сказала:

– Завтра после работы ко мне приходи, я тебе погадаю, посмотрим, что с твоей женой делать, как вернуть.

Семен Семеныч всхлипнул.

– Ну что еще такое? – всплеснула руками Мусса Мармеладовна.

– Не могу после работы… меня с работы уволили… – расстроившись вконец, произнес Семен Семеныч.

– Понятно, – Мусса Мармеладовна закивала головой, – теперь все понятно. Кризис, стало быть, случился! Ну, тогда приходи, когда успокоишься. Я тебе погадаю, и все будет хорошо. И кстати, как тебе мои ручки?

Она протянула ладони Семен Семенычу, и зашевелила пальцами, демонстрируя земляничного цвета маникюр.

– Хорошие ручки, – оторопел Семен Семеныч, не понимая намерений Муссы Мармеладовны.

– Рада, что понравились, – и Мусса Мармеладовна вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Семен Семеныч прислушался к звукам за дверью: так и есть – Мусса Мармеладовна уволакивала к себе его холодильник. «Кажется, это я холодильником вроде как позолотил ей ручку. Значит, действительно, хорошего чего-нибудь нагадает!» – подумал он и пошел к Петровичу.

Дверь у соседа была приоткрыта, в коридоре пахло хвоей, а вход в комнату перегораживала лужа.

– Петрович, я принес благие вести – все будет хорошо! А это, что ли, кот у тебя столько наплакал? – весело пошутил Семен Семеныч.

– Нет, – раздался слабый голос Петровича из комнаты, – это я наплакал…

Семен Семеныч, встревожившись, заглянул в горницу Петровича, да так и застыл на пороге: у стены, там, где всегда стоял диван, была сложена поленница, да немаленькая, метра полтора высотой! Наверху сидел Петрович, держащий в руках небольшую настоящую новогоднюю елочку, именно она так пахла хвоей.

– Что это с тобой? – изумился Семен Семеныч, и догадка сверкнула у него в голове. – Это что, объявление сработало???

– Да, – всхлипнул Петрович, – сработало!

– Так что ж ты плачешь – радоваться же надо! – посоветовал Семен Семенович.

– Кота жалко! Мне не нужны дрова, это я назло коту объявление писал, чтобы заплакать его заставить, а тут мужики приехали, дрова сгрузили, в руки елку сунули – говорят, бонус такой, кота сцапали и уехали, – и Петрович скривил лицо, опять готовясь заплакать.

– Не реви! У тебя, можно сказать, открытие случилось, а ты ревешь, – строго сказал Семен Семеныч.

– Какое еще открытие? – удивился Петрович так, что слезы его мгновенно высохли.

– Самое настоящее! Ты открыл новый способ работы с Вселенной по запросу! – торжественно провозгласил Семен Семеныч.

Петрович скромно потупился.

– Раз твои объявления имеют такую силищу, значит, тебе надо написать объявление, чтобы кота обратно принесли, да еще с доплатой.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

МЕНЯЮ ДВА КУБОМЕТРА

БЕРЕЗОВЫХ ДРОВ

НА КОТА (с вашей доплатой)

Когда приятели клеили объявление к той же самой водосточной трубе, Петрович вспомнил вдруг что-то и спросил:

– А ты говорил про благие вести, это ты что имел в виду?

– Это Мусса Мармеладовна заходила, она мне много чего наговорила, но все – хорошее! Скоро заживем нормально, говорит, надо к ней зайти только, погадать.

– Мусса – умная женщина, торжественная. Она как капитан Немо из книг Жюля Верна, или похожа на дам из семейства Медичи (это я из истории искусства по мню), или вот на Маху очень даже походит, из сказки про брючки.

Семен Семеныч поглядел уважительно на Петровича и подумал, что художественная литература – тоже, наверное, интересная штука… И, может быть, стоит начать читать ее даже, а то он все больше научные книги, термодинамику свою любимую, вот еще лингвистикой увлекся… И тут его осенило – Петрович же педагог почти! И Семен Семеныч спросил:

– Петрович, вот ты начитанный такой, и на учителя учился, а науку всю свою, поди, забыл?

– Почему это забыл? – удивился Петрович. – Я до сих пор интересуюсь, особенно психологией. Я и компьютер купил специально, чтобы на психологических форумах общаться, и статьи-рассылки всякие читать по теме, Вита Ценева наизусть почти учу, и сам иногда пишу кое-что.

– Тогда скажи мне, друг Петрович, а как же мне с семейным кризисом справиться? Жена чтобы вернулась, и без разборок: «кто виноват?» и тому подобное…

– Это несложно. Надо переименовать ситуацию – по «Закону Яхты». Это из ОКсЮМОРон-психологии: техника такая есть – переименование.

– Какой еще оксюморон, какие яхты?

– Да ты темный совсем, Семен Семеныч! Закон Яхты от капитана Врунгеля: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет!» У тебя так и получилось: назвал ситуацию «кризис» – кризис и сделался!

– Это не я назвал, это подарок так назывался, который я получил, – стал оправдываться Семен Семеныч.

– Подарок назывался, а ты взял и переназвал! Твой ведь подарок, – как хочешь, так и называешь!

– Ну и как же мне его переназвать? – озадачился Семен Семеныч.

– Как тебе больше хочется. Если ее уход – это радость для тебя, то это не кризис, а сюрпризис. А если не рад ты этому, то вот хоть так: «У жены оказался не кризис, а крысис», окрысилась она, стало быть. Эмоции у нее взыграли, она набычилась и ушла. А раз так, то придет, когда разбычится, – сделал логический ход Петрович.

– Да что же это: о-крыси-лась, о-козалась, на-бычи-лась – не семья у нас, а уголок Дурова какой-то получается!

– Хорошая идея, тоже оксюморонская вполне! – обрадовался Петрович. – Вот где у тебя жена больше времени проводит – на кухне? Вот и пусть здесь будет уголок Дурова! А ты где обретаешься чаще – где письменный стол, телевизор? Тогда это местечко назовем – уголок Умнова. И сразу в доме баланс и гармония! Умнодурость – оксюморон называется! А когда оксюморон – все гда все просто волшебно складывается, это аксиома!

– Какой такой опять оксюморон? – удивился Семен Семеныч. – Что это за оксюморон еще?

– Оксюморон – это умная глупость. Вот «горячий снег» если сказать, или «безмолвный крик» – это как раз оксюмороны получаются. Это из литературоведения термин такой. И сочетания эти – волшебные, потому что такого не бывает, а любой человек понимает, что такое: безмолвный крик. И у оксюморонов нет качеств – хорошо или плохо. Вот горячий снег, например, – это хорошо или плохо?

– Снег – плохо, потому что холодно, – зябко поежился Семен Семеныч, – а я лето люблю.

– Но снег же горячий, – парировал Петрович, – даже очень горячий!

– Тогда это хорошо, – согласился Семен Семеныч.

– Но это же снег, – напомнил Петрович.

Семен Семеныч помолчал, пытаясь уложить в хоть какие-то логические рамки эти образы в голове, и изрек наконец:

– Хитер бы больно, Петрович!

И пошли они по домам. Семен Семеныч переобулся на пороге и пошел на кухню, размышляя, как здесь организовать уголок Дурова, и застыл на месте в дверях!!!

На фоне кухонного румынского гарнитура, как на старинных фотографиях, в три ряда расположилась группа женщин в русских народных костюмах. Задний ряд сидел на столах и на плите даже, средние девушки стояли, и у их ног сидели красавицы с венками на голове. Посередине композиции стояла дородная краснощекая дама крестьян ского вида, повязанная платком, и в красном сарафане. Она строго глядела на Семен Семеныча, сложив на мощной груди руки, и была до боли знакома… «“Белое солнце пустыни”!» – молнией сверкнула догадка в голове у Семен Семеныча. Он смущенно откашлялся и произнес:

– Добрый день, любезная … – и застеснялся.