Фарли Моуэт - От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку
Итак, шестеро потерпевших кораблекрушение очутились в Эстотиланде, который на одной из карт, составленных Николо-младшим, показан как часть Лабрадора. Это вполне согласуется с его положением на знаменитой карте «Театрум Орбис Террарум» известного картографа Абрахама Ортелиуса, опубликованной в 1570 г. Петри на своей карте Нового Света, составленной в XVII в., оказывается еще более точен, поместив Эстотиланд в ту часть Лабрадора, которая лежит к северу от бухты Гамильтон Инлет.
Упоминание о другой жертве кораблекрушения, который говорил по-латыни, с большой долей вероятности указывает, что это был клирик, ибо в те времена лишь очень немногие миряне знали латынь. Правда, он не назван священником, но в его образе заметна связь с христианством, на которую указывают позднейшие латинские книги, пользовавшиеся особым почетом и окруженные чуть ли не священным ореолом.
«[Потерпевшие кораблекрушение] провели на острове пять лет, выучили язык тамошних жителей, а один из них побывал в разных местах острова и рассказывал, что страна эта была весьма богата, что в ней имелись все сокровища, какие только есть на свете, и что была она немногим меньше Исланда (Исландии), но зато куда более плодородной, а в самой ее середине возвышалась весьма высокая гора».
Упоминание о «весьма высокой горе» позволяет определить местоположение Эстотиланда: он находился в районе Окак/ Найн, ибо именно там берет свое начало высокий Торнгатский хребет, тянущийся на север.
«Жители острова — люди весьма смышленые (мудрые), и им знакомы все те науки и ремесла, что и нам; и вполне заслуживает вероятия, что в прежние времена между ними и нами существовала связь, поскольку он сказал, что видел в библиотеке короля латинские книги, которые в наши дни никто из них не разумеет; у них был свой язык и буквы или письмена, [понятные только] им самим».
«Им знакомы все те науки и ремесла, что и нам…» Вряд ли эти слова европеец XIV в. мог сказать о дикарях, живших на краю света. Очевидно, рыбаки нашли, что жители Эстотиланда ничем не отличаются от них самих, за исключением разве что языка. То, как он описывает их, резко контрастирует с тем, как он характеризовал людей, встреченных им несколько позже, коих без обиняков именовал «дикарями».
«Вполне заслуживает вероятия (т. е. вполне возможно), что в прежние времена между ними (жителями Эстотиланда) и нами (так называемыми европейцами) существовала связь…» Право, это высказывание просто не имеет себе равных.
Упоминание о латинских книгах, по всей видимости, представляет собой глухой отзвук ссылок, встречающихся в хрониках, где рассказывается о захвате Исландии христианами еще в эпоху до появления викингов. Такая фраза, как «королевская библиотека», быть может, не более чем дань традиции, но весьма характерно замечание о том, что латинские книги (под которыми, надо полагать, имеются в виду в первую очередь книги Священного Писания), пользуются особым уважением.
«Они вели торговлю в Энгренланде, откуда привозили меха, пушнину, серу и смолу; он говорил, что к югу от тех мест находится огромная многолюдная страна, очень богатая золотом. [Там] они сеяли зерно и варили пиво и эль, каковой представляет собой особый род напитка, который люди севера употребляют точно так же, как мы — вино. У них есть обширные густые леса, и они обносят свои строения стенами, так что там есть много городов и замков».
Многое из того, о чем Антонио рассказывает в этом фрагменте, представляет собой общеизвестные сведения о землях, лежащих к югу от Эстотиланда, однако упоминание о торговых контактах с Энгренландом (т. е. Гренландией) имеет первостепенную важность. Пушнину и смолу, добывавшиеся в хвойных лесах Нового Света, привозили в Гренландию для дальнейших транзитных поставок их в Европу, а сера из Исландии, наоборот, поставлялась в Эстотиланд через Гренландию[157].
«Они строят небольшие ладьи и отправляются на них в плавание, но у них нет магнитного железняка, равно как незнакомо им и употребление компаса. Поскольку рыбаки эти пользовались великим почетом до такой степени, что король страны той послал их на двенадцати ладьях на юг, в страну, которую они называли Дрогио; однако в пути им встретилась настолько свирепая непогода, что они начали было думать, что им суждено погибнуть в море, но затем, избежав столь жестокой смерти, они столкнулись с другой, не менее жестокой опасностью: дело в том, что их захватили (в плен) на берегу, и большинство их было съедено дикарями».
Эти шестеро рыбаков, по-видимому, были посланы в Дрогио потому, что там находилось главное поселение. Ссылка на эскадру из двенадцати ладей свидетельствует о том, что процесс переселения из Окака в южные земли уже шел полным ходом.
Однако на этом мытарства рыбаков не закончились. Они вновь потерпели кораблекрушение, на этот раз — на берегу, населенном «дикарями». Из нижеследующего фрагмента явствует, что их злосчастное суденышко было унесено волнами через пролив Бель-Иль, и там рыбаки попали в руки к индейцам, жившим на северном побережье залива Св. Лаврентия.
«Однако то, что рыбак со своими товарищами научил их (дикарей), как ловить рыбу сетями, спасло им жизнь, и [они] каждый день отправлялись за рыбой в море или в пресноводные реки, вылавливали множество рыбы и преподносили ее властям той страны, благодаря чему он (предводитель рыбаков) оказался в столь великом почете, что пользовался всеобщей любовью и уважением.
Слава об этом человеке разнеслась далеко за пределы той страны и достигла ушей князя, который пожелал иметь его у себя и собственными глазами увидеть, как он использует свое волшебное искусство рыбной ловли. В то время он вел войну с тем господином, у которого он (рыбак) пребывал прежде, и, поскольку сей князь был более могущественным и сильным воителем, рыбак и был отослан к нему вместе со всеми своими спутниками. И на протяжении тех тринадцати лет, которые он провел в тех землях, он, как он сам рассказывал, поочередно переходил из рук в руки к более чем 25 другим князьям, ибо они непрерывно вели войны между собою — князь с князем, господин с господином, — и он попадал то к одному, то к другому, и после столь частых скитаний из одной части страны в другую он (рыбак) повидал едва ли не все ее земли.
Он рассказывал, что то была весьма большая страна, и, поскольку находилась она в Новом Свете, жители ее были людьми грубыми и лишенными всякого милосердия… они и понятия не имели о металлах, жили охотой и делали нечто вроде кинжалов из дерева, заточив их концы; у них были луки, тетивы для коих они плели из полосок кожи диких зверей; они были людьми весьма свирепыми и вели жестокие войны друг с другом, и пожирали один другого».
Индейцы, жившие вдоль северного побережья залива Св. Лаврентия, по всей видимости, принадлежали к племенам алгонкианов, предков племен монтаньи и наскопи, которые именовали себя инну.
Наиболее показательный аспект в этой истории — это авторская характеристика туземцев, которые неизменно именуются дикарями. При их описании используются те же общие термины, которые использовались едва ли не всеми раннеевропейскими наблюдателями. Однако подобные описания представляют собой полный контраст тому, что мы узнаем об обитателях Эстотиланда. Не может быть никаких сомнений в том, что эстотиландцы и дикари — это два совершенно разных народа.
Повествователь и его спутники провели немало лет среди индейцев, переходя из одного племени в другое и преодолев в ходе своих странствий весьма значительное расстояние на запад вдоль северного побережья залива Св. Лаврентия. По всей видимости, местное население неплохо принимало рыбаков и обращалось с ними вполне сносно, как следует из фразы «…пользовался всеобщей любовью и уважением».
«И вот этот рыбак, проведя столь много лет в тех странах, стал стремиться, если только предоставится возможность, возвратиться домой, в свою (собственную) страну, но спутники его, отчаявшись когда-нибудь увидеть ее вновь, отпустили его во имя божие, а сами решили остаться там, где и были. После этого он попросил у них прощения, простился с ними и отправился через лесные дебри в сторону Дрогио, где и был весьма любезно принят князем, жившим возле тех мест, который уже знал о нем и был заклятым врагом другого князя; и так, переходя от одного князя к другому и попадая даже к тем, у кого уже бывал прежде, после долгих лет и многообразных странствий он (рыбак) наконец оказался в Дрогио, где и прожил три года».
Это достаточно прямолинейное описание странствий героя и его поисков обратного пути на восток, когда он оказался на землях племени, жившего на северо-западном побережье пролива Бель-Иль, через который он, по всей видимости, переправился с помощью индейцев. Затем он наконец двинулся на юг, в Дрогио, который, на мой взгляд, и есть Альба на Западе.
