Ирина Семашко - 100 великих женщин
«Я артистка, и пою для всех. Я — вне политики», — не раз говорила Надежда Васильевна. Родись она в другое время, возможно, подобное заявление и было бы правдой. Но она была слишком знаменита, слишком многое получила от сильных мира сего и в силу характера слишком «публична», чтобы остаться в стороне от социальных передряг. По натуре своей Плевицкая была чрезвычайно активной женщиной, а иначе она не смогла бы приобрести такой высокий общественный статус, но эта же чрезмерность и сгубила её. Не сразу… Постепенно втягивалась она в катастрофу революционных потрясений. Ещё во время Первой мировой войны Плевицкая в порыве патриотизма оставила сцену и отбыла на фронт санитаркой. И в Гражданскую она прошла с белой гвардией крёстный путь до Крыма, потом 14-тысячная русская армия была вывезена на кораблях в Дарданеллы. Вместе с белым воинством покинула Россию и Плевицкая.
Рассказывают, будто однажды от расстрела большевиками Надежду Васильевну спас молодой генерал Скоблин и будто с тех пор между ними начались любовные отношения. Надо сказать, что с первым мужем Плевицкая прожила так недолго, что о нём можно было бы вовсе не упоминать, если бы у певицы не осталась на всю жизнь прославленная ею же фамилия и если бы Надежда Васильевна на долгие годы не сохранила бы с ним дружеские, тёплые отношения. Вторым мужем Плевицкой в тяжёлые годы эмиграции стал Николай Владимирович Скоблин.
Они осели в Париже, растерянные, разорённые. Для исполнительницы народных песен, имевшей тысячную аудиторию, это была подлинная трагедия. Только обычная деловитость и хватка спасли Надежду Васильевну. Она-таки в отличие от многих, опустившихся на самое дно, смогла приобрести дом, смогла зарабатывать, смогла держаться «на плаву». Она даже организовала гастроли в Америку, где с радостью была встречена Рахманиновым, написавшим для Плевицкой аккомпанемент одной из песен и хлопотавшим о записи пластинки русской певицы.
Но она не избежала участи тех несчастных, которые ради привилегии вернуться в Россию вступили на скользкий путь шпионства, интриг, преступления. В истории Плевицкой многое неясно — своё слово ещё должны сказать исследователи, но ситуация складывалась, как дурная криминальная драма. Муж Надежды Васильевны входил в руководство Российского Общевойскового Союза (РОВС), организации весьма тёмной и доставлявшей французской полиции, как и прочие русские эмигрантские объединения, множество хлопот. В ночь с 23 на 24 сентября 1937 года он неожиданно исчез, вместе с ним пропал и «вождь» РОВС, генерал Миллер. Судьба этих двух белых генералов неизвестна до сих пор: были ли они убиты, бежали ли в СССР или работали на фашистскую разведку и пропали в Германии.
Спустя несколько дней по этому делу была арестована Плевицкая. В декабре 1937 года в Париже состоялся процесс, на котором бывшая русская певица была обвинена в соучастии в похищении генерала Миллера и, по-видимому, — в шпионаже. Приговор вынесли суровый — двадцать лет каторжных работ. Так, «курский соловей» стал узницей в чужом французском городе Рени.
В тюрьме Плевицкая впала в депрессию. Она почти не ела, иногда что-то писала и порой тихо, негромко пела. Молясь, она падала перед иконостасом и лежала, пока её силой не отрывали от холодных церковных плит. Какие грехи замаливала эта в прошлом великолепная победительница? Может, сожалела о том, что когда-то убежала из монастыря и вступила на суетливый путь мирского успеха?
Весной 1940 года она попросила пригласить к ней в камеру священника-духовника. А 5 октября она неожиданно, загадочно и странно умерла в своей камере. Франция к тому времени уже была оккупирована фашистами. И очень скоро немецкое гестапо эксгумировало труп Плевицкой и подвергло его тщательному обследованию. Для чего понадобилось это? К чему нужен был химический анализ? Какая тайна скрывается за действиями гестапо? Государственная?.. Политическая?..
Известно одно: тело в ящике было отвезено на кладбище и вновь закопано, но уже в общей могиле.
В 1915 году, восхищаясь Плевицкой, одна из газет написала: «Сейчас в большую моду входит Н. Плевицкая, гастролировавшая в „Буфф“ и получившая имя певицы народной удали и народного горя. Карьера её удивительна… Прожила семь лет в монастыре. Потянуло на сцену. Вышла за артиста балета. Стала танцевать и петь в кафешантанах, опереттах. Выступала с Собиновым и одна… В „Буфф“ среди сверкания люстр пела гостям русские и цыганские песни… Какой прекрасный, гибкий, выразительный голос. Её слушали, восторгались… И вдруг запела как-то старую-старую, забытую народную песню. Про похороны крестьянки. Все стихли, обернулись… В чём дело? Какая дерзость… Откуда в „Буфф“ гроб?.. „Тихо тащится лошадка, по пути бредёт, гроб рогожею покрытый на санях везёт…“ Все застыли. Что-то жуткое рождалось в её исполнении. Сжималось сердце. Наивно и жутко. Наивно, как жизнь, и жутко, как смерть…»
МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА СПИРИДОНОВА
(1884—1941)
Русский политический деятель, эсер. В 1906 году убила усмирителя крестьянского восстания Г.Н. Луженовского, приговорена к вечной каторге (Акатуй). В 1917—1918 годах была одним из лидеров партии левых эсеров, противник Брестского мира. Идейный руководитель левоэсеровского мятежа, после подавления которого была арестована, амнистирована ВЦИК, отошла от политической деятельности. Последние годы жизни провела в ссылке и тюрьмах. Расстреляна в Орловской тюрьме.
Судьба этой женщины ещё ждёт своего «Шекспира», ибо жизнь Спиридоновой была насыщена такими трагическими страстями, такими удивительными совпадениями, а кончина её столь символична, что все это так и просится в рифмованные строки великого поэта.
Она пришла в политику не для того, чтобы делать карьеру. Спиридонова была фанатиком, готовым пожертвовать всем ради идеи.
Её имя стало легендарным в 1906 году, когда девушка вызвалась лично осуществить казнь приговорённого к смерти местной организацией эсеров тамбовского губернского советника Луженовского. Как, каким образом в тихих патриархальных семьях провинций России рождались фанатички-террористки? Кто воспитал эту плеяду отчаянных, не сомневающихся женщин, способных идеалы поставить выше жизни любого человека, даже близкого? Над этим вопросом, вероятно, ещё долго будут биться историки, психологи, литераторы.
Отец Марии имел чин скромного коллежского секретаря в Тамбовском губернском учреждении, мать, как положено, занималась домашним хозяйством и воспитывала четверых детей. Мария в семье была второй и получила хорошее домашнее образование. В шестнадцать лет Мария тайно вступила в эсеровскую организацию и стала членом боевой дружины.
Спиридонова выслеживала Луженовского на железнодорожных станциях и в поездах несколько дней и 16 января 1906 года на перроне Борисоглебска увидела его из окна вагона. Вокруг не было обычного кольца из охранников. Мария начала стрелять с вагонной площадки из револьвера, который держала в муфте, потом спрыгнула со ступенек, продолжая вести огонь. Когда Луженовский упал, она в нервном припадке закричала: «Расстреляйте меня!» Сбежавшиеся охранники увидели девушку, которая подносила револьвер к своему виску. Стоявший рядом казак ударил её прикладом по голове. Она упала…
Бестолковое, непродуманное покушение завершилось для Спиридоновой страшно. Допрос сопровождался избиениями и гнусными издевательствами охраны над раздетой донага Марией. В вагоне по пути в Тамбов она была изнасилована. Врач, освидетельствовавший Спиридонову в тюрьме, нашёл у неё многочисленные синяки и кровоподтёки, полосы от ударов нагайками на коленях и бёдрах, гноившуюся полосу на лбу, распухшие от ударов губы, сильно повреждённый левый глаз.
Спиридонова, по-видимому, от рождения не отличавшаяся спокойным нравом, после надругательства казачьей охраны стала и вовсе истеричной, экзальтированной и нервной дамой. Многие не любившие её люди, называли Марию «кликушей», зато другие видели в ней «новую, революционную святую — блаженную». Недаром молодёжь из уст в уста повторяла слова адвоката Спиридоновой Тесленко: «Перед вами не только униженная, больная Спиридонова. Перед вами больная и поруганная Россия».
Несмотря на почти легендарную популярность, Мария была приговорена к смертной казни через повешение. 16 дней провела девушка в ожидании казни, впоследствии она описала ощущения, которые ей довелось испытать в камере смертников: «Ни для кого в течение ряда последующих месяцев этот приговор не обходился незаметно. Для готовых на него и слишком знающих, за что умирают, зачастую состояние под смертной казнью полно нездешнего обаяния, о нём они всегда вспоминают как о самой яркой и счастливой полосе жизни, полосе, когда времени не было, когда испытывалось глубокое одиночество и в то же время небывалое, немыслимое до того любовное единение с каждым человеком и со всем миром вне каких-либо преград. И, конечно, это уже самой необыкновенностью своей, пребывание между жизнью и могилой, не может считаться нормальным, и возврат к жизни зачастую встряхивал всю нервную систему».
