Ирина Семашко - 100 великих женщин
Создательница уникального стиля, Коко никогда не жаловалась на плагиат. Напротив, она испытывала удовольствие, когда её копировали. Среди её клиенток были миллиардерши и актрисы, жены президентов, но главной своей победой Коко считала то, что стиль её вышел на улицы городов. Она создала колоссальное состояние, но умерла в одиночестве, мучительно страдая от того, что ей некому передать накопленное. До конца своих дней она трудилась над новыми коллекциями, но однажды у неё вырвалось: «Даже не знаю, была ли я счастлива…»
Счастье, конечно, каждый понимает по-своему, и каждый хочет обрести то, чего ему не дано. Но что бы ни говорила о своей жизни Коко, истиной остаётся то, что по прошествии уже более двадцати лет стиль Шанель остаётся незыблемым, а её имя продолжает быть символом элегантности и безупречного вкуса.
НАДЕЖДА ВАСИЛЬЕВНА ПЛЕВИЦКАЯ
(1884—1940)
Эстрадная певица (меццо-сопрано). Исполняла русские народные, главным образом, городские песни. После 1920 года жила за рубежом.
Они вряд ли бывают «простыми» — простые, провинциальные девушки, многого добившиеся в жизни, отринувшие свою среду. Напрасно народные радетели пытаются представить нашу героиню этакой «доброй русской бабой», «матрёшкой», наивно распахнувшей голубые глуповатые глаза. Надежда Васильевна если и воплощает в чём-то русский характер, то уж вовсе не в открытости и слезливом сострадании встречному-поперечному, а, скорее, — в хитроватой смекалке, в желании не упустить «жар-птицу», в отчаянном, часто неоправданном риске — «пан или пропал»
В селе Винниково под Курском половина жителей носила фамилию Винниковы, что, понятно, указывало на их что ни на есть «аборигенское» происхождение. Да и уклад жизни, нравы не менялись уже, по крайней мере, лет пятьсот. На жатве полагалось работать до седьмого пота, потому что в поле собиралось все село, и исподволь шла «приценка» — какой жених посильнее да какая девка поздоровее, чтоб не стыдно было в дом привести.
Надя, как и все голенастые её ровесницы, старалась в грязь лицом не ударить, с тринадцати лет ворочала мешки в пять пудов, готовилась стать «сокровищем в доме».
Впрочем, детство у Дёжки (так звала девочку мать) было раздольное, с типичными деревенскими развлечениями и радостями — троицыными гуляньями, пасхальным куличом, безглазой от воды деревянной куклой, которую принёс ручей. В начальную школу Надю Винникову отдали по её слёзной просьбе, но особенно об учебных успехах не заботились — добро бы, удачно вышла замуж. Уж когда в её юную головушку вселилась мысль — сломать привычные каноны, изменить образ жизни, — неясно. Только в год смерти отца — 1897-й — упросила Дёжка мать отвезти её в монастырь. Чтобы постричься в монахини, нужно было прожить, неся послушание, не меньше трех лет. Поначалу Надя и не представляла себе другого будущего, усердно соблюдая монастырский устав. Но едва ей исполнилось шестнадцать, как «лукавый бес», так писала сама Плевицкая, смутил её душу, и «душа забунтовала».
И забунтовала она до такой степени, что юная послушница сменила рясу на купальник цирковой артистки, причём сделала это так неожиданно и непосредственно, что никто из монастырских сестёр не успел опомниться. На пасхальной неделе Надежда забрела в балаган, да и осталась там навсегда.
Правда, в тот первый раз «беспутную» дочку всё же отыскала мать, а поскольку возвратить в монастырь богохульницу не представлялось возможным, Надежду водворили в родную деревню, попытались выдать замуж, да безуспешно. Во второй раз побег Дёжки удался — она приехала к родственникам в Киев и незаметно исчезла, поступив в ресторанный хор некой Липкиной. Петь её поставили в пару с голосистой, но вечно фальшивившей Любой, поручив, таким образом, Надежде следить за музыкальной чистотой романсов.
Учениц в хоре Липкиной держали в «ежовых рукавицах», не пускали самостоятельно гулять по городу, учили достаточно строго и после окончания программы, покормив, немедленно гнали спать. И хотя программа заканчивалась в два часа ночи, по-ресторанному это считалось рано. Как назло, хор вскоре отправился на две недели в Курск. Там и состоялась «историческая» встреча с родными (город всё-таки был маленьким), результатом которой стали причитания матери о «непутёвой» дочке, милостивое прощение и разрешение, в конце концов, стать «ахтеркой».
Началась новая жизнь Дёжки — кафешантанной певицы, и неизвестно, куда бы привели её ресторанные страсти, кабы руководительницу хора Липкину… не украли. Да-да, украли. Богач-перс увёз Липкину на своей яхте в Баку. А хор развалился. Надежда пристроилась в гастролировавшую в Киеве польскую танцевальную труппу, что расценивалось совсем неплохо. Сам Нижинский порой ставил с той труппой спектакли.
В письмах к матери Дёжка растолковывала, что такое балет и как она его «одолевает», а заодно в одном из посланий мимоходом попросила Надежда благословения на брак с солистом труппы Эдмундом Плевицким. Так и стала Надя Винникова носить звучную фамилию Плевицкая.
Польский ангажемент продлился недолго, в одну неудачную поездку по украинским городам директор прогорел и тайно скрылся, что само по себе не было такой уж редкостью. Артисты, как водится, разбрелись по другим коллективам, а Надежда с мужем поступили в труппу Манкевича, который ничем не прославился, но с его помощью Плевицкая, наконец, попала в Санкт-Петербург, правда, не на сцены «больших и малых театров», а на эстраду загородных ресторанов, но здесь появлялся шанс быть «увиденной», замеченной. Отсюда наметился прямой путь в Москву, где по тем временам имелся настоящий спрос на тот жанр, которым владела Плевицкая.
«Яр» — фешенебельное заведение, куда купцы приезжали порой с жёнами, — ресторан, ставший местом, где талант певицы оценили по достоинству. Устраивавший благотворительный концерт Леонид Собинов пригласил Плевицкую спеть на одной с ним сцене. Успех был грандиозный. С 1909 года, как считала сама Плевицкая, начался её «путь с песней».
Слава Плевицкой в России начала века была огромной. Ей стоя аплодировали переполненные залы консерваторий и театров. Её окружали толпы поклонников и море цветов. Однажды после выступления в Эрмитаже фанаты ринулись к певице, и она едва не заплатила жизнью за необычайную популярность. Только вовремя образованная цепь студентов вокруг Плевицкой спасла артистку от растерзания. Она кое-как добралась до автомобиля, где уже дрожала в самом жалком виде её помощница Маша, приговаривая: «Ужасти, какой у нас успех. Ужасти».
«Курским соловьём» её называл Николай II. Плевицкая была, что называется, придворной певицей. Мода на все народное, «мужицкое» воплощалась в том, что Надежду Васильевну не только часто приглашали на концерты прямо во дворец, не только щедро одаривали, но саживали как-то «запросто», по-домашнему, к царскому столу «за чаи», побеседовать с великими княжнами. Плевицкая, вероятно, должна была символизировать близость императорской фамилии к своему народу, а дети, считалось, получали достойное воспитание, знакомясь с талантливыми крестьянками.
Высочайшее признание открыло для Плевицкой двери многих элитных салонов. Меценат Мамонтов познакомил Надежду Васильевну с Ф. Шаляпиным. В первый же вечер великий певец выучил с Надеждой Васильевной песню — «Помню я ещё молодушкой была». На прощание Федор Иванович обхватил певицу своей богатырской рукой и сказал: «Помогай тебе Бог, родная Надюша. Пой свои песни, что от земли принесла, у меня таких нет, — я слобожанин, не деревенский».
Возможно, эти немного слащавые слова придуманы самой Плевицкой, поскольку они приведены в её воспоминаниях. Но то, что Надежда Васильевна заинтересовала своим пением многих людей искусства — факт неоспоримый. Даже такие потомственные художники, как А. Бенуа, не устояли перед соблазном растащить «народные приёмчики» Плевицкой в свои произведения. Бенуа, написавший либретто к опере «Петрушка» Стравинского, включил номер «Ухарь-купец» в текст, находясь под непосредственным воздействием популярной песни Плевицкой.
Певица надолго вперёд определила манеру пения русских песен на эстраде, она на десятилетия стала единственным исполнительским образцом. Её прослушивали на пластинках, когда самой певицы уже не было в живых, анонимно использовали её репертуар.
Вокруг её имени, конечно, часто возникали споры. Некоторые считали, что у Плевицкой придуманная, кабацкая манера исполнения народных песен, уместная лишь под рюмочку крепкой водки. Но сила воздействия Плевицкой на музыкальную культуру России оказалась очень велика. Стоит только перечислить песни, которые Плевицкая первой принесла в массовое исполнение: «Дубинушка», «Есть на Волге утёс», «Из-за острова», «Среди долины ровныя», «По диким степям Забайкалья», «Калинка», «Всю-то я вселенную проехал», «Лучинушка», «Славное море, священный Байкал», «Липа вековая»… Не правда ли, это практически весь репертуар народных песен, которым владеет современный русский человек, не особенно интересующийся фольклором?
