Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 2010 год
Товарищ Сталин заветы Ленина помнил, вождя и учителя любил и почитал. «Ленин — это был такой мужик, левого мизинца которого мы не стоим, мужик, который весь был выкован из нержавеющей стали» (выступление на торжественном приеме в Большом Кремлевском дворце 20 января 1938 года). И насчет оружия — при Хозяине в стране порядок был строгий! Газетка какая-нибудь завалявшаяся с портретом Троцкого — это еще небольшая беда, можно и «десяткой» на лесоповале обойтись, но вот револьвер, припрятанный в чулане, — это все. Конец, расстрел, вышка. Да и до расстрела этого дожить надо, а если хочешь дожить, следователя не зли и вспоминай всех-всех-всех, с кем замыслил совершить террористический акт против работников партийно-советского актива.
Так было. По-другому и быть не могло. И вдруг настал такой день, когда стали мужикам винтовки раздавать. Миллионами. И не обрез спрятанный искать, а, наоборот, мужиков по самым глухим сибирским деревням собирать: вот вам винтовки, вот «дегтярь» новый, в заводской смазке, да про гранаты, мужики, не забудьте, а денег с вас не надо — все казенное. Могло ли такое быть? Слыханное ли это дело, чтобы тираны народу оружие раздавали, чтобы короли (князья, султаны, падишахи) «подлое мужичье» вооружали? Быть такого не могло, но в реальности было. Эти немыслимые времена вошли в историю под названием «Великая Отечественная война советского народа».
Партизаны, в отличие от бойцов регулярной армии, зачастую воева ли тем, что удавалось добыть в бою, и значительная часть этого оружия была потом унесена домой и спрятана. Фото: ИТАР-ТАСС
Всякие разные мысли вооруженному человеку в голову приходят, по-другому у него мозги работать начинают, другими глазами он на жизнь глядит. Мало кто те новые мысли записывал, так за них немцы записали, что-то из тех рукописей не сгорело, дошло да наших дней. Вот, например, какие показания дал в немецком плену выдающийся полководец, герой сражений у Шепетовки, Смоленска и Вязьмы, кавалер трех орденов Красного Знамени, Герой России (звание присвоено посмертно в 1993 году) генерал-лейтенант М.Ф. Лукин:
«Сегодня крестьянин, по сравнению с прошлым, не имеет вообще ничего... а средняя зарплата рабочего 300–500 рублей в месяц, на которую он ничего не может купить. Когда нечего есть и существует постоянный страх перед системой, то, конечно, русские были бы очень благодарны за ее разрушение и избавление от сталинского режима… Если бы Буденный и Тимошенко возглавили восстание, то тогда, возможно, много крови и не пролилось. Но и они должны быть уверены в том, что будет Россия и российское правительство…»
Разумеется, ни Россия, ни «российское правительство» Гитлеру не были нужны. Именно поэтому честные люди от идеи устроить антисталинское восстание в разгар тяжелейшей войны против иноземного захватчика отказались (генерал Лукин — прошу это подчеркнуть тремя жирными чертами — также дальше разговоров не пошел и с Власовым сотрудничать отказался, да и разговоры эти вел после тяжелейшего ранения и ампутации ноги). Но всему приходит конец, закончилась и та страшная война. Закончилась она полной и безоговорочной капитуляцией Германии. Капитуляцию подписали дважды: первый раз 7 мая во французском Реймсе, затем поздним вечером 8 мая (в Москве уже начинался новый день) в Берлине. Так и возникли два разных Дня Победы: первый в Европе и Америке отмечают 8 мая, а второй в России празднуют 9 мая.
Германия капитулировала, внешний враг был уничтожен, а вооруженные мужики остались. Много мужиков. Только в действующей армии (не считая личный состав внутренних округов, военно-учебных, медицинских и тыловых учреждений) на момент окончания войны в Европе числилось 6,7 миллиона человек! И у каждого из них — как минимум пистолет или винтовка. А в дополнение к пистолетам 183 000 станковых и 432 000 ручных пулеметов, 94 000 орудий и минометов всех калибров и систем, 8000 танков и 22 000 боевых самолетов. Какое НКВД, какой Смерш сможет справиться с такой силищей? Ровным счетом, не отвлекаясь на всякую пулеметную мелочь, у нас выходит по 100 танков и 250 самолетов на одно областное (краевое, республиканское) Управление НКВД.
Я такое представить не могу, а вот товарищ Сталин мог. Отлично мог, потому как он и сам был не последний человек в ЦК той партии, которая однажды уже направила многомиллионную лавину людей в серых шинелях на разрушение власти и державы. Каждый боец в армии Сталина был или участником, или свидетелем, или уж в самом крайнем случае сыном участника или свидетеля революции 1917 года. Помнили эти люди, как расстреливали офицеров, как с моста в воду бросали адмиралов, как делили барскую землю, делили власть, потрошили «буржуев» по городам и селам… А опыт — в любом деле великое подспорье.
Тульский оружейный завод. В годы войны он выпускал самую на то время скорострельную самозарядную винтовку Ф.В. Токарева СВТ-38/40 Ленинград, июль 1941 года. Фото: ИТАР-ТАСС
Конечно, Сталин понимал всю серьезность угрозы, конечно, предпринимал все возможные меры к спасению. С особым усердием работали карательные органы, выявляли, арестовывали и расстреливали возможных зачинщиков мятежа. Рядовому солдату позволили «отвести душу» на проклятой немчуре, да и про потребности тела разрешили при этом не забывать. Красным командирам (к тому времени они снова стали «офицерами») Сталин дал волю грабить, причем по крупному — генералы грузили и вывозили «трофеи» вагонами (без тени смущения в официально объявленный перечень военных трофеев Красной армии было включено 60 000 роялей и пианино, 460 000 радиоприемников, 190 000 ковров, 265 000 настенных и настольных часов). И все же, смею предположить, холодок тревоги не давал уснуть спокойно будущему Генералиссимусу.
Ему тоже было что вспомнить: миллионы раскулаченных, миллионы загубленных голодомором, десятки тысяч взорванных и разрушенных церквей, бесконечные ряды безымянных могильных холмов по всем островам архипелага лагерей… А уж про слухи и разговоры, которые все громче шли в народе, ему и вспоминать не надо было — на его стол ложились отчеты, которые неумолимо фиксировали нарастающее массовое ожидание роспуска колхозов и даже ожидание роспуска «родной ленинской партии» (скорее всего, спровоцированное разгоном Коминтерна в 1943 году). И лишь после того как диктатор увидел, что невозможное свершилось, что вооруженный народ послушно сдает винтовки и возвращается в колхозное стойло, он понял — это победа. Великая победа, полная и окончательная. Если эти люди, имея в руках 7 миллионов винтовок, не сковырнули его, как клопа, то кто же тогда может воспротивиться его державной воле? То была великая победа, и Сталин решил отпраздновать ее с настоящим размахом кавказского человека — закатить пир на весь мир.
Тысяча гостей (это не метафора, а строка из официального отчета) были приглашены 24 мая 1945 года в Большой Кремлевский дворец. «Широкая мраморная лестница, устланная красным ковром, свет бесчисленных люстр, отражающийся в позолоченных украшениях... В Георгиевском зале, как бывало до войны, накрыты столы, празднично сервированные, украшенные цветами», — так в своих мемуарах описывает этот валтасаров пир авиаконструктор А.С. Яковлев. Официальное название мероприятия: «Прием в Кремле в честь командующих войсками Красной армии». А вы как думали? «Города сдают солдаты, генералы их берут». Разумеется, победили командующие…
Празднество началось в 20:00 и продолжилось далеко за полночь. Было провозглашено 25 тостов. Выпили за товарища Сталина и большевистскую партию, за «всесоюзного старосту» Калинина и за «руководителя нашей внешней политики» (тост в честь Молотова произнес сам Сталин), за маршалов и наркомов, командующих фронтами и флотами, за членов ГКО и членов Военных советов. Третьим по счету был провозглашен тост за… горняков Польши! Горняки оказались тут как тут, «в живописных костюмах» (правда, без отбойного молотка на плече) и «хором исполнили народную заздравную песню». Ай да горняки!
Разведчик. Сталинградский фронт, 1942 год. Фото: ИТАР-ТАСС
На этом пиру забыли лишь тех, кому любые слова, да и вся эта мишура мирской суеты, были уже не нужны. В такое трудно поверить, это невозможно себе представить — ведь в Георгиевском зале присутствовали же и настоящие, боевые генералы, но в тот праздничный вечер о погибших солдатах не вспомнил никто. Никто не предложил встать и молча выпить за тех, кто навсегда остался на окровавленных полях войны. Они уже не были нужны «командующим войсками».
И вот тогда, когда градус мероприятия перевалил за красную черту, когда 25 рюмок было опрокинуто в луженые глотки, слово взял сам Хозяин. Упомянутый нами А.С. Яковлев пишет: «Как только он встал и попытался говорить, его слова потонули в громе аплодисментов… Речь Сталина постоянно прерывалась долго не смолкавшими овациями, поэтому его короткий тост занял чуть ли не полчаса. Наконец Сталин не выдержал и засмеялся: «Дайте мне сказать, другим ораторам слово после предоставим»... И новый взрыв аплодисментов…»
