Механизмы мозга - Latto
Таким путем у ребенка постепенно вырабатывается понятие «яблоко». По нашей теории понятие физически представлено группой следов памяти, находящихся в различных и, быть может, весьма удаленных друг от друга областях мозга,— по одному следу для каждой сенсорной модальности, которая многократно участвовала в восприятии во время обучения. Принцип автоматического соединения обеспечил образование связей между этими обособленными следами, так что при активации одного из них активируются и остальные. В результате у ребенка, постигшего всю премудрость распознавания яблок, может возникнуть «мысль» об этом плоде под влиянием одного лишь аромата, доносящегося из соседнего сада. В этом случае вся цепь нейронной активности «запускается» активацией обонятельного компонента данной группы следов памяти в результате близкого сходства воспринимаемого обонятельного раздражителя с соответствующим следом. С нашей точки зрения, возникшая «мысль» — это просто субъективно осознанный эффект, вызванный одновременной активацией всего комплекса следов памяти, образующего понятие «яблоко» у ребенка.
Выработка и использование сложных понятий, несомненно, составляют основу большей части умственной деятельности. В особенности это касается творческого мышления. В связи с этим особое значение могло бы иметь то свойство предполагаемого нами механизма памяти, благодаря которому активация одного следа понижает порог возбуждения других следов, содержащих сходные сенсорные элементы. Важной чертой творческого мышления является способность быстро и легко переходить от одного представления к другому, с ним связанному. Быть может, главное различие между людьми, обладающими и не обладающими творческим воображением, состоит просто в том, что у первых обратная связь или иной механизм этого снижения порога более эффективен, чем у вторых.
Легко также видеть, почему обладание речью дает человеку огромное преимущество перед другими животными. Слова, соединяясь условной связью с понятиями, становятся символами, которые, когда мы произносим их мысленно или вслух, могут пробуждать весь комплекс представлений о свойствах, объединяемых данным понятием. Число свойств, которые мы могли бы объединить в одном понятии, наверняка было бы очень ограниченным, если бы мы не обладали системой, с помощью которой написанный или произнесенный символ может автоматически подключать нужные сенсорные входы для добавления новой информации к надлежащему комплексу следов памяти.
Нечувствительность механизмов мышления к повреждению мозга
В предшествующих главах мы уже не раз сталкивались с фактами необычайно малой чувствительности человеческой памяти, да и вообще умственных способностей человека, к обширным повреждениям головного мозга. Мы с удовлетворением отмечаем, что выводы, к которым мы пришли при рассмотрении явлений памяти и обучения, не противоречат этим наблюдениям, говорящим о диффузной локализации высших мозговых функций. Мы пришли к предположению, что следы памяти, соответствующие некоторому понятию или событию, разбросаны по разным областям мозга: зрительная часть следового комплекса находится в одном месте, слуховая—в другом, и т. д. И связи между этими дополняющими друг друга следами различной сенсорной модальности, очевидно, должны быть множественными. Процесс автоматического соединения, устанавливающий связь между слуховым и зрительным отображениями яблока в памяти ребенка, должен также связать зрительный след с обонятельным, слуховой с вкусовым, вкусовой с обонятельным и т. д. Если бы один из этих соединительных путей оказался прерванным в результате травмы или при хирургическом вмешательстве, остались бы другие пути, которые могли бы проходить далеко от поврежденного участка — вследствие совершенно различной локализации связей между местами хранения следов для различных сенсорных модальностей.
В дополнение к этой диффузности, естественно связанной с механизмами памяти, мы вправе предположить, что в самих элементарных следах памяти существует известная степень избыточности и, кроме того, целые комплексы следов, по крайней мере в некоторых случаях, могут быть дублированы в разных участках мозга. (Описанные в гл. 9 эксперименты Сперри с «расщеплением» мозга привели к этому выводу в отношении следов, связанных с навыками зрительного различения у животных.) Вполне возможно, что сочетание этих факторов диффузности и избыточности служит достаточной основой для объяснения неудач, постигавших исследователей при попытках установить локализацию высших интеллектуальных процессов.
Высшие интеллектуальные процессы
Чем ближе мы подходим к области сложных психических явлений, тем меньше прямых объективных данных оказывается в нашем распоряжении. Это было заметно уже в предыдущей главе, а сейчас стало совершенно явным: наше обсуждение все больше и больше основывается на субъективных и поведенческих данных неколичественного характера и все меньше подкрепляется измерениями, производимыми непосредственно на мозге и нервной системе. Очевидно, мы пришли к концу нашего рассмотрения фактических данных об устройстве и работе головного мозга.
Несколько досадно останавливаться в тот самый момент, когда мы подходим к высшим мыслительным процессам. Кажется, что здесь-то и должно начаться самое интересное, если бы только мы могли пойти дальше. И в самом деле, у нас есть способ хоть немножко продвинуться за пределы исследованной области: мы могли бы сопоставить некоторые из установленных нами фактов с другими идеями, которые кажутся нам правдоподобными и, по-видимому, позволяют построить теоретическую модель функции мозга, приближающую нас к объяснению тех высших интеллектуальных процессов, которые пока еще лежат вне области прямого объективного изучения.
Правда, здесь имеется ряд трудностей. Хотя изложенный в предшествующих главах материал содержал множество намеков и косвенных указаний относительно механизмов мозга, лишь немногое известно с достоверностью. Это значит, что любая попытка существенно приблизиться к объяснению сложных мыслительных процессов должна основываться на слишком большом числе непроверенных предположений. Но сама трудность и недостаточная изученность проблемы, делающая построение моделей более рискованным, чем в других областях, в то же время увеличивает шансы на крупный успех. Теория, даже если она не так солидно обоснована, как нам хотелось бы, все же дает какие-то путеводные нити, а в них наука о мозге крайне нуждается. Поэтому было разработано много теоретических моделей различных сторон функции мозга, и постоянно выдвигаются новые модели. Вероятно, все они в чем-то неверны, а многие из них — неверны во многом. Однако в целом это направление перспективно и несомненно окажется плодотворным.
Теория высших мозговых функций лежит за пределами нашей компетенции, и мы не будем рассматривать ее. Следует заметить, однако, что в результате ведущейся сейчас большой теоретической работы, хотя она поневоле и весьма умозрительна, удается успешно устанавливать связь между основными типами физических механизмов, открытых в головном мозгу и нервной системе, и наблюдаемыми психическими феноменами. Это внушает уверенность в правильности общего направления в области теории и эксперимента. Если эта уверенность не ошибочна, мы можем надеяться, что со временем будет разработана физическая модель функции мозга, действительно заслуживающая того, чтобы серьезно
