Герберт Асбери - Дьявол Фэй-Линя
— Переверните! — хрипло вскричала она. — Переверните!
Я поднес распятие к ее лицу.
— Переверните вверх ногами, — в отчаянии прошептала она.
Внезапно руки ее опустились и она застыла, глядя на распятие. Затем она вскрикнула и упала на пол. Конрой бросился к ней.
— Оставь ее! Нужно выбираться отсюда! — закричал я. — С нею все будет хорошо.
Я вытолкнул Конроя в коридор, положил черное распятие в карман и захлопнул дверь. Потрясенный Конрой даже не пытался сопротивляться, когда я вел его по лестнице и вестибюлю; на улице я остановил такси и велел шоферу поспешить на угол Пятнадцатой улицы и Мэдисон-аве-ню.
— Мы должны поторопиться, — сказал я. — Сколько сейчас времени?
Конрой поглядел на часы.
— Ровно двенадцать. Куда мы едем?
— К дому прокурора Соединенных Штатов Стэнли. Молю Бога, чтобы мы успели.
Конрой, похоже, очнулся от воздействия зловещих флюидов, сделавших его послушным рабом.
— Конечно же! — сказал он. — Она упоминала его имя. И говорила что-то о крови и веревке.
Он надолго замолк; автомобиль тем временем мчался к центру города.
Наконец он сказал:
— Куда именно она звала меня?
— На шабаш, — ответил я. — Это сборище колдунов, ведьм и дьяволопоклонников. Появляются там и демоны. Наша девушка — дьяволопоклонница, сатанистка. Быть может, этим дело не ограничивается.
— Шабаш, — повторил Конрой. — Да, я вспоминаю это слово. Ты говорил недавно о шабаше. Я читал об этом. Шабаш устраивали ведьмы.
— И все еще устраивают, — заметил я. — Ведьминские шабаши и черные мессы справляются в Лондоне, Нью-Йорке, Париже и десятках других городов. Часть церемонии ты видел сегодня в замочную скважину.
— Проклятая жаба! — воскликнул он. — Зачем ей понадобилась эта проклятая жаба?
— Дьяволопоклонники верят, что Сатана является им в образе жабы или козла, — ответил я. — Я ведь тебе рассказывал.
— Да, припоминаю, — сказал Конрой. — Я и забыл. Там был и козел, не так ли? Помнится, я видел козла.
— Там были изображения козла. Дьяволопоклонники украшают свои дома такими изображениями и держат жаб в качестве домашних животных — совсем как мы с тобой украсили бы стены ликами святых и Пресвятой Богородицы.
— Жабы и козлы! — пробормотал Конрой. — О Господи!
Глава пятая В библиотеке стэнли
К дому государственного прокурора Стэнли мы подъехали в четверть первого. Особняк из коричневого песчаника отступал на несколько футов от улицы; перед ступеньками у двери имелось невысокое ограждение. Конрой вдавил кнопку звонка и, когда в дверях появился заспанный дворецкий, оттолкнул слугу в сторону и вошел в холл.
— Где мистер Стэнли? — решительно осведомился он.
Испуганный слуга начал было протестовать, но инспектор показал ему свой жетон, и возражения слуги тотчас перешли в извинения.
— Он в библиотеке, сэр, — сообщил дворецкий. — Он сказал, что у него важная работа, и приказал не беспокоить.
— Ведите, — отрезал Конрой.
Дворецкий поспешил наверх. Мы с Конроем шли следом. Он провел нас через холл второго этажа; у двери библиотеки я внезапно ощутил волну затхлого, мускусного запаха.
— Дом пахнет, как могила, — заметил Конрой.
— Совершенно верно, — ответил я. — Так я и ожидал.
Подойдя к двери библиотеки, инспектор Конрой не медлил ни секунды. Он ударил в дверь плечом. Дверь была не заперта, однако не поддавалась. Ей пришлось нехотя уступить совместным нашим усилиям, и в конце концов мы одержали победу. Когда дверь распахнулась, мы застыли на пороге.
Святый Боже! До смерти не забуду зрелище, открывшееся нашим глазам. Вся комната была погружена в темноту, только узкая полоса света от ламп в холле проникала свозь раскрытую дверь. Но повсюду в темноте вились зеленоватожелтые светящиеся ленты; эти тонкие изменчивые полосы обволакивали комнату, придавая каждому предмету, к которому прикасались, незнакомые рельефные очертания. В провалах тьмы между омерзительными желтыми отсветами висели, покачиваясь, большие сгустки свежей крови, и над всем царил тот тяжелый, гнетущий запах, что я ощутил в коридоре.
Конрой, ахнув от удивления, вошел в комнату. Я последовал за ним. Дворецкий робко остановился у двери. Я услышал его крик и затем глухой удар упавшего на пол в обмороке тела. Стоило нам сделать несколько шагов, как желтоватые полосы света начали одна за другой исчезать, будто сквозняк, ходивший по комнате с еле слышным присвистывающим шелестом, заставлял их просачиваться сквозь стены. По мере их исчезновения запах становился все слабее и слабее.
Все эти впечатления обрушились на меня единой беспорядочно крутящейся массой. Я прошел в темноте фута три и услышал, как Конрой вскрикнул от ужаса; думаю, если бы я не стоял позади и почти вплотную к нему, он отступил бы в коридор. Он отшатнулся, прижавшись на мгновение ко мне, но тут же ринулся вперед, пересекая комнату. Таким образом, я мог теперь яснее разглядеть наше окружение.
В углу, куда бросился Конрой, было больше громадных сгустков крови, чем в других местах комнаты, и полосы света пульсировали, свивались и плясали здесь с большей живостью. В середине большого скопления кровяных сгустков раскачивалась багровая веревка, с которой свисали маленькие и яркие красные грозди; каждая гроздь состояла из свежих капель крови. Веревка качалась на ветру, причем в длину она имела не более четырех футов и не была, насколько я мог судить, прикреплена к потолку. Но она была натянута, словно к ней был подвешен груз и, когда взгляд мой проследил всю ее ужасную протяженность, я увидел в конце этой окровавленной тропы повисшее в воздухе тело государственного прокурора Стэнли!
Он был мертв, мертв со всей очевидностью. Ноги прокурора болтались футах в двух от пола, а багровая веревка, веревка, которая не была ни к чему прикреплена, обвивала его шею, как петля палача. Капли крови быстро падали одна за другой: они скатывались по веревке и телу мертвеца и стекали вниз, исчезая в полосах желтого света, вьющихся и играющих у его ног.
Но пока мы с Конроем, застыв, с удивлением и страхом глядели на это жуткое зрелище, фосфоресцирующие полосы света ушли в стены, пятна крови растаяли в темноте, веревка медленно размоталась и тело государственного прокурора упало на пол. Под тихие шепоты ветерка, неуловимо напоминавшие вздохи потерянной души, веревка постепенно побледнела, приобретя цвет пенькового каната — и исчезла. Мы видели, как она стремительно скользнула по комнате, словно живая змея, и нырнула под половицы; и в то же мгновение перед нами промелькнула голова огромной и отвратительной жабы, канувшей во тьму вместе с нею.
После развеялся и гнетущий запах, и в комнате не осталось ничего загадочного и таинственного, за исключением мертвеца на полу и непроницаемой темноты.
Мы зажгли свет. В комнате не было ни малейших признаков беспорядка. Окна были закрыты, вещи и мебель оставались на привычных местах. Напрасно мы осматривали комнату в поисках следов борьбы — ведь трудно было представить, что Стэнли безропотно дал себя повесить или удушить — и пятен крови на полу и мебели.
Мы не нашли ничего. В стенах не было никаких дыр, куда могла бы скрыться жаба.
Ровным счетом ничего, помимо мертвеца, лежавшего бесформенной грудой на полу со сломанной шеей и головой, почти сорванной с плеч.
Инспектор Конрой велел одному из слуг позвонить в главное управление полиции. Затем набежали толпы репортеров: убийство двух видных горожан, совершенное одним и тем же способом с разницей в сутки, стало настоящей сенсацией для газетной братии. Прошло почти два часа, прежде чем инспектор ответил на вопросы и распрощался с последним из них, успокоил испуганных слуг и принялся отдавать приказания детективам, которые должны были сторожить дом до прибытия медицинского эксперта.
После мы вернулись в библиотеку. Конрой вместе с одним из детективов вновь осмотрел комнату, только что с некоторой поспешностью исследованную нами. Результат был прежним. Инспектор не выяснил ничего нового. Осмотр лишь подтвердил, что и самый ловкий человек не сумел бы незаметно войти в комнату, разместить в ней электрический инвентарь, необходимый для создания светового спектакля, расправиться с государственным прокурором и бесследно исчезнуть у нас на глазах.
Все это я высказал Конрою.
— Я и не ожидал обнаружить следы присутствия человека, — сказал Конрой, устало опустившись в большое кресло перед камином.
— Так что же ты ожидал найти?
— В точности то, что нашел — а именно, ничего, — сказал он. — Но по крайней мере одно важное дело мы сделали. Мы убедились, что дворецкий судьи Маллинса говорил чистейшую правду, хоть и припозднился на представление в библиотеке судьи и видел меньше, чем мы.
