Д. Кузнецов - О чем умолчал ваш учебник: Правда и вымысел в теории эволюции
Молекулярная гомология
В последние годы доказательства из области молекулярной биологии еще более разрушили те доказательства эволюционной теории, которые связаны с гомологией. Эволюционисты надеялись, что изучение молекулярных структур позволит им определить общие направления эволюции с большей точностью. Однако, когда молекулярные последовательности белков и нуклеиновых кислот (первичные структуры) сравнили у различных типов, классов и видов организмов, нельзя было проследить никаких направлений эволюции. Доктор Майкл Дентон отмечает: «Теперь тысячи различных последовательностей белков и нуклеиновых кислот были сопоставлены у сотен различных видов животных и растений, но никогда не было обнаружено никакой последовательности (аминокислот или нуклеотидов), которая является в любом смысле потомком либо предком какой—либо другой последовательности, т. е. эти данные не выявили абсолютно никаких направлений эволюции» [25, с. 49].
Например, когда сравнивали гемоглобин бесчелюстных миног (предположительно, более примитивных, чем челюстные рыбы) с таким же белком, выделенным из других позвоночных, то оказалось, что «на молекулярном уровне нет и следа традиционного эволюционного ряда, например, круглоротые, миноги и миксины, рыбы, амфибии, рептилии, млекопитающие. Невероятно, но человек так же близок к миноге, как и рыбы» (курсив наш. — Д.К.)[Там же].
Когда организмы были классифицированы на основании молекулярных характеристик, они попали в определенные группы (подклассы), которые точно соответствовали группам, выделенным на основе структурных характеристик, например, в классы насекомых, птиц, млекопитающих и т. д. Абсолютно не было доказательств переходных или промежуточных групп, предполагающих эволюционные ряды. Доктор Дентон так комментирует эту ситуацию: «Каждую последовательность можно недвусмысленно приписать особому подклассу. Никакая последовательность либо группа последовательностей не может быть обозначена как промежуточная относительно других групп. Все последовательности каждого подкласса равно изолированы от представителей другой группы. Переходные или промежуточные классы полностью отсутствуют» (курсив наш. — Д.К.) [Там же].
Существенно, что полное отсутствие промежуточных форм на молекулярном уровне точно совпадает с отсутствием переходных форм на морфологическом уровне — между живыми организмами и древними ископаемыми. И хотя некоторые эволюционисты все еще оспаривают тот факт, что нет переходных форм между главными категориями ископаемых организмов (факт, который ясно признали несколько ведущих палеонтологов), отсутствие промежуточных форм и ясное разделение основных групп организмов на молекулярном уровне настолько очевидно, что его нельзя отвергнуть.[5]
Суммируя молекулярно—биологические данные и оценивая, насколько они имеют отношение к эволюционной теории, профессор Вольфганг Смит, математик и физик из Мичиганского университета (США), пишет: «… теперь то обстоятельство, что подлинная физическая структура или то, что можно назвать биохимическим оплотом жизни, попало в поле зрения и ученые обнаруживают — к своему испугу, часто — что положение эволюциониста стало еще более невероятным, чем когда—либо ранее… На молекулярном уровне эти разделения и этот иерархический порядок выгодно отличается математической точностью, которая раз и навсегда преодолевает разногласия. На этом фундаментальном уровне становится строго доказуемым тот факт, что не существует переходных типов и что так называемые недостающие звенья в самом деле не существуют» (курсив наш. — Д.К.) [57, с. 8].
В то время как данные молекулярной биологии полностью несопоставимы с концепцией эволюции, они полностью согласуются с концепцией творения. Доктор Майкл Дентон утверждает: «Одно из самых замечательных свойств этих новых биохимических открытий — это, несомненно, масштаб, в котором модель молекулярного разнообразия, кажется, соответствует предсказаниям типологии. За очень редким исключением, члены каждого определенного таксона всегда равнодивергентны, какое бы ни проводилось сравнение между группами» [25, с. 100].
Типология — это система взглядов на природу, которая диаметрально противоположна концепции эволюции, но полностью совместима с концепцией творения. Согласно этой модели природа понимается, как существование изолированных групп организмов, не связанных переходными формами последовательностей, ведущих от одной группы к другой. До 1859 года большинство ведущих биологов, как например, шведский ботаник и зоолог Карл Линней, французский биолог и палеонтолог Жорж Кювье, английский анатом Ричард Оуэн и другие рассматривали данные биологии как решительно указывающие на типологическую модель природы. Большое значение имеет и то, что доказательства молекулярной биологии сильно укрепляют этот взгляд. Конечно, данные об ископаемых также полностью поддерживают эту точку зрения, поскольку, переходные формы полностью отсутствуют в летописи окаменелостей. Майкл Дентон заключает: «Сейчас твердо установлено, что разнообразие форм жизни на молекулярном уровне может быть описано в виде высокоупорядоченной иерархической системы. Каждый класс на молекулярном уровне является уникальным и не связанным промежуточными формами. Таким образом, молекулы, так же как ископаемые, не смогли представить неуловимые промежуточные формы, которые так долго ищет эволюционная биология. Кроме того, только взаимоотношения, идентифицируемые этой новой методикой, являются сестринскими. На молекулярном уровне ни один организм не является «атавистическим», либо «примитивным», либо «прогрессивным» по сравнению со своими родственниками. Кажется, что природа соответствует той самой неэволюционной типологической модели, которая очень давно была постигнута великими сравнительными анатомами девятнадцатого века» (курсив наш. — Д.К.) [25, с. 116].
Некоторые общие замечания по теории эволюции
Как мы увидели из предыдущего краткого анализа, эволюция — это далеко не установленный факт. Эволюционные изменения не наблюдались учеными и не доказаны палеонтологическими данными. Существуют систематические пробелы между основными категориями организмов в летописи ископаемых при отсутствии хотя бы одного убедительного примера переходной формы (недостающего, переходного, звена). Мутации, предполагаемое «сырье» для эволюции, в основном вредны, а не полезны, и никогда не наблюдалось, чтобы вместе с естественным отбором с их помощью образовывались существенно другие формы организмов, как это постулирует эволюционная теория. Более того, за счет естественного отбора нельзя отнести развитие сложных приспособлений, например, нейрооптических систем глаза, как отмечают даже многие эволюционисты. Новая идея «пунктирного» или «прерывистого равновесия», активно развиваемая профессором С. Дж. Гулдом, не только в высшей степени умозрительна, но внезапные радикальные и синхронные изменения в генах, которые она предполагает, противоречат законам генетики. Исследования наследственности выявили, что генетический аппарат живых организмов является консервативным, стабилизирующим механизмом, «разрешающим» только ограниченные колебания в разнообразии форм. Все имеющие место вариации, которые мы наблюдали, четко ограничены пределами определенных форм живых, организмов и по существу отражают перегруппировку уже существующих генов.
Данные генетики и эмбриологии решительно отвергают представления ученых о происхождении всего живого от общего предка, а последние данные молекулярной биологии также выявляют полное отсутствие переходных форм между основными категориями организмов. Следов последовательности эволюционных процессов нет и на молекулярном уровне.
В связи с отсутствием каких—либо убедительных доказательств эволюционной теории многие ученые либо отвергли эту теорию, либо высказали серьезные сомнения в ее научности. Эволюционист доктор Колин Паттерсон сделал следующее откровенное признание в выступлении на юбилейной конференции по случаю 90–летия Американского музея естественной истории в 1981 году: «Одной из причин, почему я начал разделять этот антиэволюционный взгляд, или давайте называть его неэволюционным мнением, это то, что в прошлом году у меня внезапно появилось понимание: более двадцати лет я думал, что работал над теорией эволюции. Однажды утром я проснулся, и меня поразило то, что я работал над этой ерундой двадцать лет и ничего о ней не знал. Это — в самом деле, шок, узнать, что тебя так долго вводили в заблуждение. Либо было что—то не так со мной, либо было со мной все в порядке, так что в последние несколько недель я пытался задавать простой вопрос различным людям и группам людей. Вопрос таков: «Можете ли вы сказать, что вы знаете об эволюции — что—нибудь одно, что является правдой?» Я задавал вопрос сотрудникам геологического отдела Музея естественной истории, и единственным ответом, который я получил, было молчание. Я задавал его членам Эволюционного морфологического семинара в Чикагском университете, очень престижного общества эволюционистов, и все, что я слышал — это молчание, а в конце концов один человек сказал: «В самом деле я знаю одно — этому не следовало бы обучать в высшей школе» [58, с. 10].
