Джон Кампфнер - Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи
Во время первого визита на родину Карнеги был шокирован увиденным. Его тетя, выслушав рассказы о бизнес-проектах племянника, заметила: хорошо бы его успехи позволили ему когда-нибудь «открыть лавку на главной улице»[595]. Она даже не могла представить, каким богатым он уже стал благодаря своим инвестициям в железные дороги, не говоря уже о том, каково окажется его состояние в будущем. Новая страна возможностей заместила в его сознании родину. Последняя казалась крошечной: «Это был точно город лилипутов. Я почти доставал рукой до водосточного желоба в доме, где родился»[596].
В то же время он пытался подарить Питтсбургу библиотеку, но пришлось подождать, пока закон штата не изменят, чтобы затем библиотеку можно было финансировать за счет налогов. Она, наконец, открылась в 1887 году. К обоим этим городам он относился как к родным. Первый сделал его тем, кем он стал; второй принес ему его состояние. В Данфермлине он купил одно из крупнейших и старейших поместий — Питтенкриф, где он в детстве таскал яблоки. Карнеги превратил его в общественный парк[597].
Он заработал деньги на тяжком труде других людей. Теперь пришло время потренироваться в сострадании. Чтобы всерьез заняться своими амбициозными благотворительными планами, Карнеги сначала должен был выйти в отставку. Нужно было найти покупателя на его бизнес-империю, одну из крупнейших в мире. Первым в очереди оказался Дж. П. Морган, руководствовавшийся не уважением к достижениям Карнеги, а банальной конкуренцией. Он давно хотел прибавить к своему финансовому бизнесу металлургию и таким образом «выдавить Карнеги из сталелитейной отрасли»[598]. Его попытка сколотить конгломерат совпала с растущим внутренним недовольством от несколько отрешенного стиля Карнеги. Интриги дестабилизирвали компанию последнего.
После Хомстеда Карнеги пытался выкупить долю Фрика в компании. Услышав, что босс в келейных разговорах дурно отзывается о нем, Фрик ворвался на заседание совета директоров (Карнеги, как всегда, отсутствовал) и обвинил его в трусости: «Почему ему не хватило мужества сказать мне в лицо то, что он сказал за моей спиной?» Фрик также написал Карнеги: «Я уже много лет убежден, что в твоем теле нет ни одной честной косточки. Теперь я знаю, что ты проклятый вор»[599].
В конце концов они пришли к соглашению, хоть и стиснув зубы. Они достигли компромиссной оценки, по которой Карнеги должен был выкупить акции Фрика. Помимо того, что состояние Фрика намного увеличилось, Карнеги еще и нарушил акционерное соглашение о выкупной цене, что сделало его уязвимым перед внешними инвесторами. Этой ситуацией и воспользовался Морган, чтобы пробить свою сделку. Для этого он наладил контакт с самым доверенным помощником Карнеги, Швабом, — пригласил его выступить на ужине, который давал для вице-президента Тедди Рузвельта. После Морган закинул удочки насчет покупки империи Карнеги. Шваб вроде бы отреагировал сочувственно, зная о желании босса отойти от дел. Он донес новости до Карнеги, который сказал, что обдумает их к утру. Наутро Карнеги вручил Швабу листок бумаги с цифрами — сколько он хотел бы получить. Шваб доставил его Моргану, и тот увидел сумму: 480 миллионов долларов. Тут же, без дальнейших переговоров, он согласился уплатить ее.
Два «барона» встретились ненадолго, чтобы скрепить сделку рукопожатием, и Морган поздравил Карнеги с тем, что тот стал «богатейшим человеком в мире». Он не ошибался. Предыдущим претендентом был Вандербильт. Утверждалось, что в 1876 году, за год до его смерти, врач прописал ему шампанское, чтобы справиться с сильной болью в желудке. «Я не могу позволить себе шампанское, — ответил, согласно этой истории, Вандербильт. — Наверное, содовая подойдет». Его состояние достигло 110 миллионов.
Эти суммы, ошеломительные для тех времен, показывают, сколько можно было заработать в «позолоченный век». Газета New York Tribune в 1892 году провела расследование, чтобы узнать о количестве в Америке миллионеров, — оказалось, их больше четырех тысяч[600]. В результате сделки Карнеги с Морганом появились еще несколько. Это был момент передачи власти от одного титана другому. Как писал Карл Хови в биографии Моргана (льстивая версия, созданная еще при жизни героя): «Говорят, что миллионеры, будучи испуганы, бегут к Дж. П. М., как цыплята к маме-курице. Нечто подобное явно произошло и в этом случае». Тон хрониста, может, и не был объективным, но нельзя сказать, что он ошибался.
Праздничный ужин в честь основания новой компании, US Steel, прошел, как полагается, в Питтсбурге, в районе Ист-Энд, в отеле «Шенли» в январе 1901 года. Его посетили восемьдесят девять миллионеров, многие из которых стали таковыми благодаря Карнеги[601]. Некоторые из этих внезапных новых участников клуба сверхбогатых не могли поверить своей удаче и отмечали ее вечеринками и поездками в казино. Александр Ролланд Пикок, вице-президент Carnegie Steel, проснулся как-то утром и, оставаясь в пижаме, прокатился по городу в машине стоимостью 7 тысяч долларов, выплачивая долги старых друзей и знакомых[602].
Карнеги же демонстрировал трезвость и сдержанность, подобающую человеку, уже привыкшему к богатству. Он стал богачом предыдущего поколения. В шестьдесят шесть лет он смог обратить свое полное внимание на благотворительные занятия. Первыми бенефициарами его щедрости были библиотеки, которые Карнеги дарил муниципалитетам по всему англоязычному миру. К моменту его смерти в сорока семи штатах США насчитывалось уже больше трех тысяч таких библиотек. В 1895 году на открытии своего Питтсбургского музея Карнеги сказал, что надеется: этот музей даст рабочему классу представление о мире, который он сам повидал. Несмотря на войны с рабочими и интриги, в которых он участвовал, чтобы поддержать свою империю, его оптимизм в отношении будущего пути человечества сохранялся:
«Здесь мы не сделали ничего, что может служить злу; все должно быть во благо… здесь нет ничего, что склоняло бы к нищете, потому что в этом нет ни следа, ни намека на милостыню; ничего, что помогло бы человеку, который не помогает сам себе; ничто здесь не дается просто так»[603].
Музеи его имени открывались по всей стране, особенно на Среднем Западе, и часто они были посвящены естественной истории. Образование было в центре его проектов. Фонд Карнеги по улучшению преподавания, начавший работу в 1905 году, и сейчас управляет пенсионными фондами учителей. Карнеги, убежденный атеист, как ни странно, профинансировал восстановление семисот церковных органов по всей Америке. За библиотеками последовали общественные бани — у рабочих появлялись новые места для гигиены и отдыха. После катастрофы на шахте в Пенсильвании он учредил Фонд героев; из него выплачивались деньги семьям людей, которые погибли, спасая других.
Через десять лет после продажи компании Моргану состояние Карнеги все еще превышало 150 миллионов долларов. Ему уже было далеко за семьдесят, и бремя принятия благотворительных решений стало его утомлять. По совету друзей он создал траст, на который мог перевести основную часть оставшихся у него богатств, как и ответственность за распределение денег после его смерти. Так родилась крупнейшая филантропическая организация мира «Корпорация Карнеги в Нью-Йорке». (Два года спустя Рокфеллер повторил его шаг, создав свой собственный фонд.) Капитал корпорации, изначально составивший порядка 135 миллионов долларов, столетие спустя имел рыночную стоимость в 1,5 миллиарда долларов. К моменту смерти Карнеги пожертвовал как минимум 350 миллионов. Сравнительно скромную сумму в 10 миллионов следовало разделить между его друзьями, родными и коллегами[604].
Политические взгляды Эндрю Карнеги были любопытным сплавом противоречий. Человек, который во всех своих делах стремился к максимальной прибыли, принялся рьяно раздавать свои деньги другим. Хотя он был нетерпим к протестам рабочих, корнями его взгляды уходили в чартистское движение 1840-х с его умеренными требованиями политической честности и демократии. Еще до отплытия в Новый Свет он был убежден, что люди созданы равными. Он приписывал быстрые материальные успехи своей новой родины ее политической системе и усердному труду. Все, за что боролись реформаторы в Британии, считал он, было достигнуто в Соединенных Штатах, как записано в их великой конституции. В 1853 году он писал кузену, оставшемуся в Шотландии: «У нас есть Хартия, за которую вы сражались много лет»[605]. Он презирал британскую королевскую семью и аристократию и истово надеялся, что когда-нибудь его родная страна станет республикой.
В 1880-х Карнеги стал высокопоставленным новобранцем «Клуба девятнадцатого века» — прогрессивного, но элитистского дискуссионного клуба. Это был, по словам его основателя Кортландта Палмера, «радикальный клуб, не слишком радикальный, но в самый раз радикальный»[606]. Когда Карнеги в первый раз довелось выступить с публичной речью, он оспорил мнение, что в «позолоченный век» возникла «аристократия доллара», заменившая власть старых землевладельцев новой и еще худшей тиранией. Он страстно защищал капитализм, объявив, что Америка продемонстрировала «аристократию интеллекта». Он являлся твердым атлантистом, сторонником идеи превосходства британско-американской «расы». Он даже надеялся, что между двумя странами произойдет своего рода воссоединение. «К счастью для американского народа, — писал он, — по сути своей это британцы». Хотя он признавал, что «небольшая примесь иных рас, определенно, дает новой расе преимущество, так как даже британская раса улучшается от небольшого скрещивания»[607], он полагал неанглоязычную иммиграцию в США угрозой, поскольку эти группы людей привозили с собой свои традиции, не понимая, какие обязательства на них накладывает гражданство демократической страны[608]. Он хотел избавить массы от невежества, чтобы они смогли выполнить свою гражданскую роль, но это не мешало ему нанимать на работу тысячи иммигрантов из Европы, почти не оставляя им свободного времени на изучение истории или освоение английского языка.
