Элизабет Эбботт - История целибата
Как и общины шейкеров в прошлом, хозяйство отца Дивайна было строго организовано, и за членами общины постоянно велось наблюдение, чтобы обеспечить неукоснительное соблюдение целибата, религиозное благочестие, трудолюбие и общее благосостояние. Курение, сквернословие, наркотики и алкогольные напитки были запрещены. Дом считался «небесами», а отец Дивайн – «Богом». Его последователи считались «ангелами», которые называли друг друга «братьями» и «сестрами». Каждый «ангел» жил в отдельной комнате, в большинстве случаев неплохо обставленной, мужчины и женщины были разделены, за исключением тех случаев, когда требования религиозного или делового характера определяли необходимость их совместной деятельности[412].
Как и в общинах шейкеров с их язвительной ханжеской поэзией, язык на «небесах» тоже регулировался. Однако отец Дивайн не позволял своим «ангелам» использовать слова, имеющие отрицательное значение. Он запрещал (а не просто говорил об этом) произносить такие слова, как «ад», «дьявол» и даже широко распространенное приветствие «хелло», полагая, что оно происходит от слова «ад»[413]. Он придумал широко распространенное в наши дни приветствие «Мир вам!» и заклинание «Это прекрасно», отгонявшее отрицательные мысли и вызывающее положительные соображения, призванные в один прекрасный день привести к достижению мира во всем мире.
Как и шейкеры, отец Дивайн приветствовал родителей и их детей, хоть полагал, что последние появляются в результате греховных сексуальных отношений, лишающих тело «духовной энергии». Как и шейкеры, он требовал от своих последователей, чтобы те отреклись от земного родства, включая брак, заменив его братским родством с другими «ангелами».
Как и мать Анна, отец Дивайн создавал возможности для упрочения целибата через предоставление приемлемых выходов для подавления сексуальности. Учитывая фатальную тучность Нэнси Бейкер, нет ничего удивительного в том, что ее сын был настолько одержим вопросами питания, что использовал еду в качестве одного из инструментов при выполнении своих пасторских функций. Вкусная пища, подававшаяся на столы в его здании, утешала, пестовала и укрепляла в людях веру, и его «праздничные банкеты в честь Святого причастия», проходившие по образу и подобию Тайной вечери, стали легендарными. Десятилетиями раньше он в складчину организовывал такого же типа трапезы на Юге. Позже во время таких мероприятий питались уставшие от тяжелой работы малооплачиваемые афроамериканцы, набивавшиеся в его столовую в таких количествах, что ему приходилось по несколько раз рассаживать желающих за столом, только чтобы никого не прогонять. По выходным отец Дивайн нередко проводил по двенадцать часов в день, выступая в роли заботливого хозяина. На этих банкетах также полнели его «ангелы», тем самым заботясь о том, чтобы по крайней мере один из их земных аппетитов был удовлетворен.
Прием пищи был для отца Дивайна всепоглощающей страстью. Дважды в неделю он взвешивал «ангелов» и бранил тех из них, кто хоть немного худел. Сделать это, по всей видимости, было нелегко, – достаточно представить себе меню типичного «праздничного банкета в честь Святого причастия» в эпоху Великой депрессии[414]: макароны, рис, картофель, горошек, помидоры, репа, тушеная фасоль, куски индейки и свинины, хлеб из кукурузной муки, печенье, хлеб из муки грубого помола, кексы, пироги, персики, чай, молоко и кофейный напиток.
После таких пиров наевшиеся до отвала общинники разражались песнопениями и молились, им являлись видения, они исповедовались, кричали, плясали, «говорили на языках». Как и мать Анна, отец Дивайн благосклонно относился к таким изнурительным эмоциональным проявлениям, очевидно служившим для того, чтобы развеять любые эротические чувства, которые не успело уничтожить чревоугодие.
В одном важном отношении община отца Дивайна отличалась от общины матери Анны. Если возглавлявшееся ею движение носило преимущественно сельский характер, то его община была городской, и совсем рядом с ней располагались кварталы, населенные в большинстве своем белыми жителями. После непродолжительного начального периода толерантности эти соседи мало-помалу начинали осознавать, что жить рядом с большой, полнокровной и активной общиной чернокожих людей им становится все более неприятно. Они переходили в наступление, начиная с распространения ложных слухов. К единственному разразившемуся скандалу был причастен «Иоанн Богослов» – белый калифорнийский миллионер, сторонник движения, который вовлек в него семнадцатилетнюю девушку, дал ей имя «Дева Мария», соблазнил ее, а потом признался в своем злодеянии. Отец Дивайн тут же изгнал его из общины и обособил от молодых женщин. И тем не менее, несмотря на кристальную честность отца Дивайна, небесное движение очернялось распространителями слухов, скептически настроенными в отношении личного целомудрия невысокого франтоватого проповедника.
Враждебность его соседей, совпавшая в Нью-Йорке по времени с выступлениями против негритянского населения, в конце концов вынудила отца Дивайна перебраться в радушно встретивший его и его последователей Гарлем. Там огромный приток в общину новых членов стал превращать его секту в движение по мере того, как новые «ангелы» создавали общины в других местах, а движение его получило новое название – «Движение миссий мира».
Как ни странно, расширение деятельности «Движения миссий мира» в область бизнеса, а также ее распространение от восточного побережья до западного привело движение к упадку. Основную поддержку оно продолжало получать от бедных чернокожих, хотя к нему также присоединилось небольшое число состоятельных белых людей. Одна из его проблем состояла в том, что оно многими воспринималось как гораздо более многочисленное, чем на самом деле, в связи с чем значительно переоценивалась степень влияния отца Дивайна (по сравнению с обеспечивавшимся реальным членством). В связи с этим движение все в большей степени привлекалось к политическим дебатам и втягивалось в деструктивные идеологические баталии с другими движениями чернокожих, осуждавшими неизменный отказ отца Дивайна возглавить борьбу черных против белых. И действительно, как он мог на это согласиться, если одним из основных постулатов его веры было отрицание существования расы как понятия?
К концу Великой депрессии «Движение миссий мира» было преобразовано с тем, чтобы больше походить на Церковь. Членство в нем сократилось, но возникли новые, связанные с ним организации. Цветущее калифорнийское отделение превратилось в «Бутон розы» – объединение молодых девственниц, клявшихся в вечном соблюдении целибата, носивших что-то вроде формы, украшенной символом Vs, означающим непорочность, и славивших отца Дивайна в песнях, круживших голову. Крестоносцы-мужчины, которые не обязательно хранили невинность, торжественно заявляли о приверженности целибату и теологии отца Дивайна. Однако угодничество «Бутона розы» – входившие в него девушки стремились быть «покорными, кроткими и ласковыми; их сердца внимали лишь речам Христа» – и воинственность крестоносцев шли вразрез с учением отца Дивайна, провозглашавшим отсутствие полов. Они соблюдали целибат, но были далеки от равноправия. К 1943 г., когда скончалась Пенниния, отец Дивайн и его церкви находились в состоянии свободного падения.
В 1946 г. он еще более осложнил ситуацию, женившись на Эдне Розе Ритчингз, также известной под именем Милого ангела, – симпатичной белой канадке двадцати одного года. Отец Дивайн оправдывал эту рискованную авантюру заявлением о том, что новая мать Дивайн воплощала в себе Пеннинию и Деву Марию, и сравнивал их союз с «браком ХРИСТА и ЕГО церкви».
Ох уж этот отец Дивайн! В шестьдесят семь лет его внезапно охватили неодолимые страстные желания, и он воплотился в образе молодого Джорджа Бейкера, от которого так давно отказался. И тем не менее, на основе всех сведений, имеющихся в нашем распоряжении, этот второй брак был таким же успешным, как и первый, причем новая мать Дивайн столь же ревностно соблюдала целибат, как и ее предшественница. Так оно и было на самом деле, потому что отец Дивайн предупредил подозрения в какой бы то ни было сексуальной активности, приставив к ней чернокожую женщину-«ангела», постоянно следившую за ней и, по всей вероятности, бывшую живой свидетельницей сохраненной девственности его божественной супруги.
Если смотреть на дело шире, сомнительный новый брак лидера движения и последовавшая в 1965 г. его смерть не способствовали «Движению миссий мира» упрочить свои позиции. Тем не менее истинные причины упадка общины заключались в другом. К тому времени настала новая эпоха сексуальной терпимости, стали широкодоступны противозачаточные средства, получили распространение движения за гражданские права, и призывать к соблюдению целибата становилось все труднее, за исключением тех случаев, когда люди были убеждены в том, что это – моральный императив. Их жизнь в общине казалась суровой, ограниченной многими запретами, даже в чем-то странной. Настойчивость в стремлении служить развитию отношений между детьми и родителями имела для них серьезные психологические и правовые последствия. И хотя отец Дивайн тогда достиг уже весьма преклонного возраста, он допустил тактическую ошибку, когда спустя девятнадцать лет после заключения второго брака решил передать руководство своей одряхлевшей церковью молодой жене, а не холеному протеже.
