Владимир Эфроимсон - Генетика этики и эстетики
Стимулом к преступлению, к антисоциальности при прочих равных условиях является стремление к самоутверждению путем проявления силы, ловкости, смелости. В среднем юноша этой конституции становится преступником в 5-6 раз чаще, чем юноша других соматотипов.
Страсбургский ученый, проф. М. Верден (Verdun M., 1963) обратил внимание на то, что среди 33 убийц и насильников оказалось 16 человек (49 %) атлетического телосложения, а среди 41 несовершеннолетних преступников — 25 (51 %) атлетического телосложения. Наоборот, среди 440 студентов атлетическое телосложение имело только 52 человека (12 %). Разумеется, наивно было бы отрывать биологическое от социального. Молодыми преступниками в США становится лишь малая доля подростков упомянутой конституции (эндоморфных мезоморфов), ее наиболее бессовестная, растленная часть. Перейдя в критический возраст гормональной перестройки и сексуальной реализации, выйдя из-под власти школы и семьи, обладая уже достаточной силой для хулиганства и т. п., но еще не созрев настолько, чтобы подпасть под власть и задерживающих центров, и более масштабных общественных групп, эти крепыши легко организуются в шайки со своими примитивными идеалами самоутверждения. Но, например, во времена Святейшей инквизиции и Третьего рейха, когда так поощрялось доносительство, по числу своих жертв, вероятно, превалировал иной конституциональный тип: более взрослые самоутверждающиеся подонки эктоморфного (церебрального) типа, поставляющие преступников — более хитрых и лучше маскирующихся. Нужно ли упоминать, что это лишь статистическая закономерность, а реальное взаимодействие личностного, наследственного, конституционального и социальной среды в каждом случае несравненно более сложно? Нужно ли упоминать, что никакая конституция (за исключением явной клинически патологической, например психоза) не может служить всепрощающим обстоятельством? Личная ответственность остается. Человек благодаря развитию лобных долей мозга слишком далеко ушел, чтобы не понимать совершаемого и не прогнозировать следствия.
Но ослабление задерживающих центров под влиянием алкоголя, наркотиков, примера и, может быть, господствующих во всем обществе или в микросреде идеалов господства, стяжательства, самоутверждения играет гораздо большую роль, чем та или иная конституциональная особенность. И здесь социология, биология и генетика сплетаются в неразделимый узел. «Вино ничего не выдумывает, оно лишь выбалтывает». Означают ли эти слова шиллеровской драмы, что алкоголь только раскрывает подсознательное?
14. НАСЛЕДСТВЕННЫЕ, ТРАВМАТИЧЕСКИЕ И АЛКОГОЛИЧЕСКИЕ ВЫКЛЮЧЕНИЯ ЗАДЕРЖИВАЮЩИХ ЦЕНТРОВ
Гете утверждает, что не описал ни одного преступления, которого он не чувствовал себя в состоянии совершить. Но если такова тяга к преступлению, к убийству у этого величавого олимпийца, тайного советника, министра, универсального гения, то насколько должны быть сильны задерживающие центры, «тормозные реакции» у подавляющего большинства людей, куда более злобных и менее социально благополучных, чем Гете. Одним из важнейших компонентов преступности, по-видимому, является совокупность не-наследственных нарушений тормозных аппаратов, тем более приобретенные алкогольные или наркотические нарушения его. Другой важной компонентой тяжелой преступности являются наследственные и ненаследственные поражения центральной нервной системы.
Эти наблюдения, однако, носят не совсем систематический характер. Поэтому особый интерес имеют наблюдения Д. Уильямса (Williams D., 1969), который обследовал электроэнцефалографически 333 преступника, совершивших убийство, насилие, нанесших тяжелые увечья. Изучая тех из них, кто не страдал грубыми повреждениями мозга (эпилепсией, слабоумием, травмой черепа), Уильяме обнаружил замечательную закономерность: у преступников однократных аномалии ЭЭГ обнаруживались не чаще чем среди обычного населения (10 %), однако среди рецидивистов имелись аномалии у 50 %. Изучение характера преступлений показало, что у большинства «однократных» преступление было реакцией на крайне тяжелый жизненный конфликт, а у рецидивистов в основе лежали личностные особенности, выражающиеся в постоянно агрессивных реакциях и в довольно обычных жизненных условиях. Данные и выводы Уильямса несомненно заслуживают проверки, и очевидно, что привычно агрессивные реакции могут иметь совсем не биологическую, а социальную или психологическую основу.
Исследования Уильямса можно было бы счесть попыткой так или иначе вернуться к пресловутой идее Ломброзо о врожденно преступных типах. Однако проведенные (под руководством проф. А. М. Свядоща) Э. В. Батуриной исследования 400 воров-рецидивистов, трудно поддающихся коррекции, показали не только то, что более половины воспитывалось без родителей в нарушенных семьях, в частности алкоголических, и еще до 15 лет попало под влияние уголовников. Здесь существенно то, что 40 % из них составляли психопатические и психопатизированные лица. «Очень большой процент (34,7 %) составляли лица с психопатоподобным состоянием, возникшим на органической почве (ранее перенесенные травмы черепа, энцефалиты); сравнительно много (8,6 %) оказалось лиц с легкой степенью дебильности, 11 %, хотя и были признаны в свое время вменяемыми, однако имели эмоционально-волевые нарушения, дающие основание заподозрить у них вялотекущий шизофренический процесс (гебоиды, психопатоподобный вариант шизофренического дефекта)». Проф. А. М. Свядощ подчеркивает, что «сгущение патологии было обнаружено именно у наиболее трудно социально-адаптируемой группы воров-рецидивистов...» (Свядощ А. М., 1967, с. 139-140). Несколько более подробно этот вопрос освещен самой Э. В. Батуриной (там же, с. 132-133). Обследовалось «400 правонарушителей со стойкими антисоциальными установками (воры-рецидивисты) в возрасте от 20 до 60 лет, женщин — 63, мужчин — 337». «Исследования показали, что психопатические черты характера, начавшие формироваться с детского возраста, отмечались у 162. Эти лица рано обнаруживали неуравновешенность, непослушание и упрямство, вели себя враждебно дома и в школе. Многих из них влекло к бродяжничеству, вследствие чего они рано убегали из дома и попадали под влияние уголовных элементов, которые в дальнейшем направляли их деятельность. 139 обследованных перенесли в прошлом тяжелые мозговые поражения (травмы головного мозга, менингиты, менинго-эн1 цефалиты и т. п.), способствовавшие возникновению у них психопатоподобных состояний. Со стороны психической сферы у этих лиц выступала аффективная неустойчивость, возбудимость, взрывчатость с состояниями недовольства и иногда со склонностью к истерическим реакциям. Наряду с этим у них наблюдалась вегетативная неустойчивость. У 21 человека выявился эпилептиформный синдром с изменениями личности по органическому типу. Врожденная умственная отсталость в степени легкой или средней дебильности имелась у 34 обследованных. У 44 человек было основание с большей или меньшей степенью предполагать наличие вялотекущей формы шизофрении (психопатоподобный вариант шизофренического дефекта и гебоиды). Около половины всех обследованных в тот или иной период времени злоупотребляли алкоголем». Автор отмечает положительное действие нейролептиков.
Для нас здесь даже при отсутствии контрольной группы обследуемых существенна высокая частота тяжелых мозговых поражений (139 чел.), эпилептиморфности (21), дебильности (34), вялотекущей шизофрении. Д. Уайльд и Д. Понд (Wild D., Pond D., 1952) в Англии изучили электроэнцефалограммы более 105 лиц, обвиняемых в убийстве, что примерно составляет около шестой части этой группы в Англии за 1947—1950 гг., однако имело место некоторое преимущественное изучение эпилептиков; среди этих 105 только 30 были личностно нормальны, 38 — анормальны или психопатичны, 10 имели интеллект на грани низкой нормы или олигофрении, у 15 имели место эпилептические судороги, 16 страдали депрессивным или шизофреническим психозом, 6 — органическими поражениями ЦНС. Характер преступлений был изучен у 94 человек; 17 обвинялись в непреднамеренном убийстве, 28 — в явно мотивированном, 18 — в немотивированном, 9 — в сексуальном, 22 были психически больными. Не только в группе психически больных, но и в группе немотивированных убийц большинство имели аномальную ЭЭГ. Примерами немотивированного убийства являются: 22-летний мужчина с низким интеллектом, который схватил за ноги двухлетнюю падчерицу и ударил ее головой о каминную решетку за то, что она не переставала плакать; туповатый солдат застрелил повара, который ему грубовато отказался налить чаю; другой раздробил молотком череп своей любовнице за то, что она попросила его перестать непрерывно включать и выключать свет, а затем убил и ее ребенка. Аномальные ЭЭГ обнаружились почти у двух третей убийц в возрасте до 30 лет. Среди убийц было не менее 18 достоверных эпилептиков, что в 30 раз превышает частоту их среди населения, но, конечно, частично объясняется отбором.
