Фридрих Лист - Национальная система политической экономии
С этой точки зрения то обстоятельство, что фабрично-заводской капитал страны сравнительно гораздо меньше земледельческого, приводит к совсем иным заключениям, чем те, которые сделала господствующая и предшествующая ей школа. Выходит, что поддержание и увеличение фабрично-заводской промышленности для самих земледельцев тем важнее, что сравнительно с земледелием эта промышленность требует гораздо меньшего основного и оборотного капиталов. Поэтому для земледельцев, и в особенности для пользующихся земельной рентой и для помещиков, должно быть ясно, что они в собственных своих интересах должны создавать и поддерживать в стране фабрично-заводскую промышленность, хотя бы, ассигновав на это дело необходимый капитал, они и не получили никакой прямой выгоды, точно так же в их собственных интересах они должны заботиться о проведении каналов, о постройке железных и шоссейных дорог, хотя бы опять-таки и от этих сооружений они не получали прямого дохода. Справедливость нашего воззрения будет вне всякого сомнения, если мы обратим внимание на особенно необходимые и полезные для земледелия производства, каково, например, мукомольное. Сравните ценность земельной собственности и ренты в местности, где земледельцы не имеют поблизости мельниц, с ценностью земли в таких местностях, где имеется мукомольное производство, и вы должны будете признать, что уже одно это производство оказывает сильное влияние на то и другое, что там при одинаковой естественной плодородности общая стоимость земельной собственности не только вдвое, но даже в десять-двадцать раз более выигрывает в цене сравнительно с затратами на устройство мельниц, и что землевладельцы получили бы выгоды от устройства мельницы даже в таком случае, если бы, построивши ее на общие средства, они подарили ее мельнику. Это действительно сплошь и рядом бывает в Северной Америке: там, когда у отдельного лица не хватает необходимого капитала для окончания на свои средства таких работ, ближайший землевладелец охотно приходит на помощь, доставляя рабочие руки, лошадей, строевой лес и т. д. То же самое наблюдалось и в странах древней культуры, хотя и в несколько иной форме; в этом, без сомнения, нужно искать причину происхождения многих привилегий на помещичьи мельницы.
Все, что сказано о мукомольном производстве, вполне приложимо и к лесопильным заводам, маслобойням, кирпичным заводам, так же как и к кузнечному производству: всюду легко доказать, что рента и ценность земли постоянно повышаются пропорционально близости земель к этим заводам и пропорционально тому, насколько находятся эти заводы в близком или отдаленном взаимодействии с земледелием.
Почему же не могло быть того же самого с мануфактурными производствами — шерстяным, льняным, пеньковым, бумажным и хлопчатобумажным, почему не могло бы быть того же самого и вообще со всеми фабрично-заводскими производствами? Не видим ли мы, что рента и ценность земли везде увеличиваются пропорционально близости земельной собственности к городу, пропорционально населенности последнего и развитию в нем фабрично-заводской промышленности. Если мы в этих незначительных округах вычислили, с одной стороны, стоимость земельной собственности и вложенного в нее капитала, с другой — ценность капитала, вложенного на устройство фабрик и заводов, то, сравнив то и другое, найдем, что везде первый капитал по меньшей мере в десять раз значительнее второго. Безрассудно было бы заключать из этого, что для нации гораздо выгоднее помещать свои материальные капиталы в земледелие, чем в фабрично-заводскую промышленность, и что земледелие само по себе гораздо более благоприятно и для увеличения капиталов, чем фабрично-заводская промышленность. Рост материального земледельческого капитала обусловливается ростом материального фабрично-заводского капитала, и нации, не признающие этой истины, как бы ни были у них благоприятны естественные условия для развития земледелия, не только не будут идти вперед, но отстанут в приобретении богатств, в увеличении населения, в развитии цивилизации и могущества.
Между тем нередко, как мы видим, землевладельцы считают мероприятия, клонящиеся к развитию фабрично-заводской промышленности в стране, за привилегии, которые служат к обогащению только фабрикантов и бремя которых приходится выносить исключительно им. Они, которые на первых ступенях развития так хорошо понимают значительные выгоды, которые они получат от возникновения поблизости производства — мукомольного, лесопильного и кузнечного, что не останавливаются перед большими жертвами для их создания, при дальнейшем развитии культуры перестают понимать, какие громадные выгоды все земледелие страны извлекает из туземной и вполне развитой фабрично-заводской промышленности и насколько выгодно для них самих решиться на известные жертвы, без которых эта цель не может быть достигнута. Это происходит от того, что только в немногих и очень развитых странах землевладельцы бывают способны к широкой оценке своего положения, большей же частью они способны понимать лишь ближайшие свои выгоды.
Не нужно только забывать, что господствующая теория, со своей стороны, в значительной степени способствовала развитию в среде землевладельцев неправильного взгляда на этот вопрос. Смит и Сэй позаботились, с одной стороны, представить эгоистичным стремление фабрикантов к установлению протекционных мер, с другой стороны — превознести благородство и бескорыстие землевладельцев, которые далеки были от того, чтобы требовать таких же мер в свою пользу. Подумаешь, что внимание землевладельцев было, таким образом, направлено к этой добродетели бескорыстия, которое ставили им в такую заслугу, и что они были побуждены отказаться от этого бескорыстия.
Так, в большинстве значительнейших мануфактурных стран они не менее фабрикантов в последнее время просили и достигали применения протекционных мер, хотя (как мы это уже указывали прежде) и с огромным для себя вредом. Прежде, когда землевладельцы приносили жертвы для насаждения в стране фабрично-заводской промышленности, они поступали так же, как поступает земледелец в пустынной местности, жертвуя своими средствами для устройства поблизости мельницы или кузницы. Если тем не менее ныне землевладельцы требуют покровительства для земледелия, то это похоже на то, как если бы земледелец, о котором мы сейчас упоминали, помогавший построить мельницу, стал просить мельника помочь ему в обработке его поля. Бесспорно, такая просьба не имела бы смысла. Земледелие может процветать, рента и ценность земли увеличиваться лишь пропорционально преуспеянию фабрично-заводской промышленности и торговли, а мануфактуры не могут процветать там, где затруднен привоз сырья и пищевых продуктов. Это везде прекрасно понимали фабриканты и заводчики. Если, однако, землевладельцы в большинстве значительных государств достигли осуществления протекционных мер, то это зависело от двух причин. В государствах с представительным образом правления, где влияние землевладельцев на законодательство является преобладающим, фабриканты не решались противиться их безумным требованиям из опасения, что землевладельцы встанут на сторону принципа свободы торговли; и поэтому они предпочли войти с земледельцами в компромисс.
Затем, школа внушает землевладельцам, что так же бессмысленно было бы искусственно насаждать фабрично-заводскую промышленность, как было бы бессмысленно в холодном климате заниматься виноделием в теплицах; что фабрично-заводская промышленность возникает сама по себе естественным путем, что земледелие дает гораздо более возможности, чем фабрично-заводская промышленность, увеличить капитал; что национальный капитал не может быть увеличен искусственными мерами, что законодательство и государственные мероприятия могут дать фабрично-заводской промышленности только такое направление, которое будет менее благоприятно для увеличения богатства. Наконец, так как нельзя было обойти молчанием влияние фабрично-заводской промышленности на земледелие, то школа пыталась представить это влияние насколько возможно незначительным и неопределенным.
Нет сомнения, замечала школа, что фабрично-заводская промышленность влияет на земледелие, и все, что вредно ей, вредно также и земледелию; следовательно, она влияет на увеличение земельной ренты, но лишь косвенно. Непосредственно на ренту оказывают влияние: увеличение населения и количества скота, сельскохозяйственные улучшения, усовершенствование путей сообщения и т. д. Это различие между прямым и косвенным влиянием напоминает собой другие случаи, где школа делает подобное же различие, как, например, по поводу умственной производительности, и здесь уместно будет привести сравнение, которым мы уже пользовались; здесь дело обстоит так же, как и с древесным плодом, который, по мнению школы, не является непосредственным произведением, раз он растет на стебле, который является плодом ветви, ветвь — плодом ствола, а ствол — плодом корня, который и будет уже непосредственным плодом почвы. Разве не было бы софизмом признать, что население, скотоводство, пути сообщения и т. д. являются прямыми причинами повышения ренты, а фабрично-заводскую промышленность — косвенной причиной, когда достаточно взглянуть на промышленную страну, чтобы убедиться, что сама фабрично-заводская промышленность является главнейшей причиной увеличения населения, количества скота, путей сообщения и т. д.? Логично ли и последовательно ли приравнивать следствия к их причинам, т. е. к фабрично-заводской промышленности, даже выставлять первое главной причиной, а фабрично-заводскую промышленность причиной косвенной и подчиненной, как бы нечто добавочное? Что же могло привести такой проницательный ум, каким был Адам Смит, к таким превратным суждениям, идущим вразрез с сущностью вещей, как не желание оставить в тени фабрично-заводскую промышленность и ее влияние на благосостояние и могущество нации вообще и на увеличение ренты и земельной ценности в частности? И для чего иначе было бы нужно все это, если не для того, чтобы избежать объяснений, которые громко говорили бы в пользу протекционной системы?
