Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции
Изменить эти стандарты можно только собственными усилиями в борьбе за существование достаточно обширных групп организмов одного вида, фундаментальными и направленными изменениями стандартов биологической работы. Не мутации генетических структур, а инновации в жизни организмов приводят к системным перестройкам всего генетического аппарата и преобразованию видов. Любые другие «перестройки», хромосомные или структурные приводят к потере жизнеспособности.
В конце 60-х – начале 70-х годов с каждым новым шагом в развитии генетики стали появляться все новые гипотезы, авторы которых уже не обращали внимания на то, как эти гипотезы вписываются в СТЭ. Авторитет генетики как эмпирической базы эволюционных гипотез вступил в конкуренцию с авторитетом СТЭ как эталонной теории биологической эволюции и понемногу стал подрывать этот авторитет.
При этом авторы альтернативных гипотез ни на шаг не отходили от геноцентрических и мутационистских представлений: они искали в генетике, а не в целостной системе биологических наук ответов на вопросы о происхождении эволюционных преобразований. И поэтому вся новизна их гипотез ограничивалась догадками о характере тех мутаций, которые якобы обеспечивают такие преобразования.
Так, сразу же после открытия и исследования регуляторных генов появилась гипотеза Р.Бриттена и Э.Дэвидсона о том, что в отличие от микроэволюции, происходящей на основе мутаций структурных генов, макроэволюция базируется на мутациях регуляторных генов, полностью изменяющих весь ход онтогенеза и таким образом способствующих эволюционным преобразованиям сальтационного характера.
Эта красивая и полезная, но малообоснованная идея была тут же подхвачена целым рядом авторов и стала одним из источников при разработке теории прерывистого равновесия. Снова из небытия возник призрак системных мутаций Гольдшмидта.
Но каким же образом крупные мутации, эти стихийные катастрофы регуляторных генетических структур могут обеспечивать регуляцию хода онтогенеза таким образом, чтобы произошло нормальное, отрегулированное, сбалансированное преобразование этого хода? На этот главный вопрос дать обоснованный ответ никто даже не пытался. Это ещё раз показывает, что мутационистские объяснения могут дать науке лишь эффектные соображения на уровне гипотез, но к новому синтезу они не подводят ни на шаг.
Именно поэтому многократно атакованная со всех сторон СТЭ продолжает удерживать сильные позиции в науке и образовании. Она обладает значительным селективным преимуществом по отношению ко всем этим мутационистским догадкам: ведь на ее стороне пусть не совершенный, но широкий синтез, а на стороне тех, кто выдвигает эти гипотезы и получает через их распространение известность в науке – всего лишь буквальное следование последним известиям из генетических лабораторий.
Непредвзятое осмысление фактов, добытых генетикой, показывает, что не мутации, а направленные изменения регуляторных генов, причем всех вместе, а не каких-то мутировавших в отдельности, изменяют ход онтогенеза. Происходить это может только под давлением изменения форм и способов биологической работы целостных организмов, поддержанного и усиленного отбором.
Генетика в принципе не может охватить всей сложности биологической работы организмов в процессе онтогенеза, потому что гены контролируют лишь генетические предпосылки индивидуального развития, а само развитие происходит под действием все более независимых от генетического контроля соматических мобилизационных структур.
В процессе онтогенеза, особенно на его ранних стадиях под действием биологической работы происходит преобразование всех регуляторных механизмов развивающегося организма, в том числе и системы регуляторных генов. Особая роль в онтогенетических перестройках принадлежит железам внутренней секреции. Но и аппарат чувствительности, а у животных нервная система не остаются в стороне, посылая импульсы различным клеточным структурам.
Сходные перестройки происходят и при изменениях биологической работы, приводя тем самым как к мелким, так и к крупным эволюционным преобразованиям. Поэтому скачки в эволюции носят не сальтационистский, не мутационистский характер. Они подготавливаются мобилизационными усилиями миллионов организмов разных поколений, которые стремятся не только выжить, но и улучшить условия своего существования, совершенствуя тем самым мобилизационные структуры своих организмов, в том числе и генетические.
Не премудрый Господь, заложивший якобы в живые организмы постоянное стремление к совершенствованию, как полагал Ламарк, а борьба за существование и биологическая работа, обеспечивающая выживание и удовлетворение потребностей в ресурсах, способствуют усовершенствованию организмов в процессах онтогенеза и подготавливают условия для переходов от грады к граде путем скачкообразных преобразований.
Сальтационизм заложен в фундамент и теории прерывистого равновесия – единственной теоретической конструкции, которая сегодня на равных конкурирует со СТЭ в мировом научном сообществе. Ее сальтационистский пунктуализм (или пунктуалистский сальтационизм) вобрал в себя все многообразие сальтационных гипотез.
Здесь нашли применение и поддержку и системные мутации Р.Гольдшмидта, и типострофические мутации О.Шиндевольфа, и мутации регуляторных генов по Бриттену – Дэвидсону, и любые гипотезы о мутагенной природе преобразований онтогенеза. Мутационизм Г. де Фриза и Т.Моргана остался за бортом только потому, что он соответствует раннему периоду в развитии генетики и не вписывается в ее современное состояние.
Но у всех сальтационистских гипотез есть один общий и неискоренимый недостаток: они непроверяемы и недоказуемы. Зато доказуемы и проверяемы в генетических исследованиях катастрофические последствия любых крупных мутаций, препятствующих нормальному развитию живых организмов.
Крупные мутации неспособны к обеспечению нормального развития организмов, а мелкие, даже накопленные – к обеспечению крупных эволюционных преобразований. Такой закономерный и непредвзятый вывод из достижений современной генетики связан с констатацией того, что эти достижения подготавливают крах мутационизма и основанного на нем сальтационизма, а вовсе не открывают для их обоснования новые пути.
А скачки? Да, скачки в эволюции – закономерное явление, подготавливаемое, как правило, всем ходом последовательного и постепенного развития.
28.2. Синтетическая теория и проблема соотношения микро– и макроэволюции. Темпы эволюции
Исследование макроэволюции сопряжено с еще большими трудностями, чем исследование микроэволюции. Между микро– и макроэволюцией пролегает своеобразная «зона молчания» или «неизвестная земля» – познавательное пространство, характеризующееся крайней ненадежностью, скудностью и недостаточностью фактического материала вследствие принципиальной неполноты палеонтологической летописи.
«Что касается эволюционный изменений на уровне макроэволюции, – пишет по этому поводу В. Грант, – то это явление исторического порядка и, следовательно, недоступные для непосредственного наблюдения. Отсутствие свидетельств очевидцев – затруднение, внутренне присущее любой попытке воспроизвести события прошлого» (Грант В. Эволюционный процесс. Критический обзор эволюционной теории – М.: Мир, 1991 – 488 с., с. 24).
Наиболее четко позицию СТЭ в отношении происхождения макроэволюционных изменений выражает В. Бердников. «Центральным объектом макроэволюции, – пишет он, – является филетическая линия, т. е. цепь видов, связанная отношением «предок-потомок». Процесс ветвления (кладогенез) может преобразовывать одну исходную филетическую линию в филум, т. е. совокупность многих параллельно эволюционирующих линий. В связи с этим генетическая информация каждого вида – это несколько измененная наследственная информация жившего ранее вида – предка» (Бердников В.А. Основные факторы макроэволюции – Новосибирск: Наука, 1990 – 253 с., с. 3).
Обстоятельное исследование проблем макроэволюции в России принадлежит В. Назарову (Назаров В.И. Учение о макроэволюции – М.: Наука, 1991 – 288 с.). Он именно в связи с мощным натиском гипотез макроэволюции видит решение судьбы синтетической теории эволюции и нахождение путей к новому синтезу. Либо СТЭ окажется достаточно гибкой, ассимилирует возникновение новых представлений о макроэволюции, расширится и устоит, либо она будет разрушена и ее место в качестве эталонной займет новая теория – такова альтернатива в развитии теории эволюции жизни.
В первом случае осуществленный СТЭ синтез будет лишь дополнен новыми представлениями, а во втором – понадобится новый синтез, построенный на совершенно новом фундаменте.
Но только ли нерешенность проблем макроэволюции и ее связи с микроэволюцией побуждает исследователей к поиску путей к новому синтезу? Ведь проблем, требующих более адекватного решения в теории эволюции накопилось очень много. Современный кризис эволюционизма требует выработки новых подходов по всем направлениям развития теории эволюции. Как сама СТЭ, так и ее конкуренты неспособны разрешить накопившиеся противоречия и парадоксы на собственной почве этих теорий с их геноцентрической ориентацией и мутационистским ограничением эволюционных механизмов.
