Джон Сили - Британская империя. Разделяй и властвуй!
Отношение английских войск к туземным войскам увеличено, и приняты многие предосторожности, внушенные самим мятежом. Мятеж может повториться, но, пока мятеж останется простым мятежом, нет основания опасаться, что он будет пагубным для английского владычества. Туземным войскам недостает туземных предводителей, и до тех пор, пока они не встречают действительной поддержки со стороны народа, пока их собственные цели остаются теми, какими они были при первом мятеже, то есть вполне непатриотическими и эгоистическими, пока имеется возможность распускать их и заменять новой туземной армией, – до тех пор положение Англии в Индии изнутри будет достаточно обеспеченным. Но этот вывод, утешительный для Англии, освещает одновременно и некоторые опасности. Во-первых, то, что было сказано о привычке туземного населения к пассивному отношению, может быть применено только к индусам. Мусульмане в значительном большинстве имеют иные обычаи, иные традиции. Они не имеют позади себя веков подчинения: напротив, недалека еще та эпоха, когда они были правящей расой. Во-вторых, мы должны помнить, что если вообще Индии недостает единства, то один вид его в ней не вполне отсутствует, – это единство религии. В Индии есть могущественное и деятельное единство ислама, в ней есть, хотя и менее деятельное, но тем не менее реальное единство брамизма. В сочинении д-ра Гентера об индийских мусульманах есть глава «Хронический заговор внутри нашей территории», в которой автор утверждает, что под влиянием вагабитских[142] проповедников постоянно возбуждается религиозное волнение против английского правительства; согласно д-ру Гентеру (хотя другие это отрицают), особенно замечается это в той части населения, которая сохранила самые блестящие воспоминания и, следовательно, питает самую острую ненависть к заместившей ее расе. Брамизм – религия упорная, хотя и далеко не такая вдохновляющая. Нельзя забывать смазанных патронов 1857 года.[143] Хотя мятеж был по преимуществу военным мятежом, но он возник из религиозного начала и показывает, чего англичане могут ждать, если громадное индусское население придет к убеждению, что его религия угнетается. А между тем индусская религия не стоит, как магометанская, вне пределов той области, которую наша наука считает своею. Англичане объявили, что всегда будут охранять священные начала религиозной терпимости, и на этом основании им повинуются; но что, если индус начнет понимать, что самое обучение европейской науке есть уже поход против его религии?
Таким образом, крупные религиозные движения менее невероятны, чем националистические. Но обе религиозные силы, если даже они и живее, непосредственно нейтрализуют друг друга. Ислам и индуизм противостоят друг другу; один, сильный своей верой, другой – численностью, они создают род равновесия. Не вправе ли мы предположить, что когда-нибудь христианство сделается примиряющим элементом между европейцами и этими соперничающими религиями? Нужно помнить, что ислам – это грубое выражение семитической религии, а брамизм – творение арийской мысли, тогда как христианство выделяется на фоне мировых религий как продукт слияния семитических и арийских идей. Можно сказать, что Индия и Европа обладают одними и теми же элементами религии; но в Индии эти элементы не согласованы, в Европе же они соединились в христианство. Иудаизм и классическое язычество в Европе в начале нашей эры летосчисления были тем, чем теперь являются в Индии магометанство и брамизм; но здесь эти элементы остаются раздельными и только изредка делали усилия соединиться, как в религии сикхов и в религии Акбера.[144] В Европе же слияние произошло через посредство христианской церкви – слияние, которое в новой истории становилось все более и более совершенным.
Таким является положение индийской империи, когда мы рассматриваем ее саму в себе и принимаем во внимание только те внутренние силы, которые влияют в самой Индии; для оценки же ее прочности необходимо рассмотреть и влияние сил, действующих на нее извне.
Истории редко приходится иметь дело со странами, которые были бы так изолированы, как Индия. Со времен Неарха, адмирала Александра Великого, и до времен Васко да Гамы ни один европеец не переплывал Индийского океана, и только арабы, кажется, делали высадки в Синде еще при калифе Омаре.[145] Помимо этих случаев, мы находим следы внешних сношений Индии на юге только с одной страной, именно с Явой, но в этом случае влияние исходило из Индии, ибо в языке кави[146] острова Явы мы находим сильные следы языка и литературы индусов. Чем море было для полуострова, тем для долины Ганга был громадный барьер Гималаев, который делал Индию скорее островом, чем полуостровом. И с этой стороны влияние Индии перешло за ее границы в Центральную Азию; буддизм начал свое обширное завоевание на север и на восток от Гималаев. Но, насколько нам известно, здесь все политические сношения, войны и вторжения происходили исключительно в одном пункте.
Таким образом, мы можем легко себе представить, что в течение целых тысячелетий изолированность Индии была полной; и действительно, туземцы говорили Александру Великому, когда он появился среди них, что к ним никогда никто не вторгался.
Однако изолированности этой наступил конец. Индия все-таки не остров, у нее есть одно уязвимое место – место, где можно проникнуть через горный кряж. Из Персии и из Центральной Азии в нее можно вторгнуться через Афганистан. И потому вся история иноземных сношений Индии до времен Васко да Гамы (1498) сосредоточивается в Афганистане. Мы можем насчитать целых восемь великих нашествий по этому пути.
Первое нашествие было самым достопамятным, но истории его не сохранилось. Арийская раса должна была вступить этой областью, или, быть может, она получила в ней свое начало. Современные афганцы – по языку арийцы, а соответствие некоторых сюжетов персидской Зенд-Авесты и Вед Индии ведет к предположению, что первоначальная арийская родина расы, говорящей на санскритском языке, находилась где-нибудь на границе Индии и Персии.
Следующим было знаменитое в истории вторжение Александра Великого, впервые открывшее дверь Индии западному миру. Однако оно не сопровождалось прочными последствиями; греко-бактрийское царство, поддерживавшее некоторое время сношения с Индией, исчезло во втором веке до Р. Х.
Третье вторжение почти так же ускользает от истории, как и первое. Это так называемое вторжение скифов или, точнее, ряд вторжений скифов в первые века после Р. Х. Хотя для изучающих санскритскую литературу оно представляет громадное значение, но нам нет надобности останавливаться на нем.
Затем следует нашествие Махмуда из Газии в 1001 году по Р. Х. Это – одно из самых важных вторжений, так как оно сразу положило конец изолированности и независимости Индии; его можно назвать открытием Индии для остального мира. Махмуд был для Индии вместе и Колумбом, и Кортесом. Начиная с его времени иноплеменное владычество не прекращается, и путь в Индию через Хайберский проход делается торной дорогой для ряда авантюристов.
Во многих отношениях Махмуда можно считать предтечей Великих Моголов. Он сидит на маленьком престоле в Афганистане и неудержимо стремится к завоеванию Индии, побуждаемый своей мусульманской верой и соблазняемый близостью алтарей идолопоклонников. Во всех этих отношениях он походит на Бабера.
Пятым было нашествие Тамерлана в 1398 году. Оно было очень опустошительным, но и само по себе не лишено значения, которое, однако, нам легче будет понять, когда мы будем в состоянии сравнить его с седьмым и восьмым вторжениями.
Затем следует нашествие Бабера в 1524 году и основание могольской империи. Он и его преемники дополнили начатое Махмудом. Империя Моголов походила на предшествовавшие ей мусульманские империи, но была крепче и прочнее их.
Седьмое и восьмое вторжения походят на опустошительный набег Тамерлана. Первое из них было предпринято Надир-шахом, тираном, овладевшим персидским престолом по прекращении династии Софи; оно произошло в 1739 году, когда империя Могола уже пришла в полный упадок. Второе было произведено в 1760 году Ахмедом-шахом-Абдали, главой империи Дурани, главной квартирой которой был Афганистан.
Таковы были важнейшие нашествия, которым подвергалась Индия. Обзор их показывает, что, имея со стороны суши только один уязвимый пункт, Индия в этом пункте уязвима очень легко. Долгое время, по-видимому, этот путь в нее оставался неоткрытым, но зато со времени Махмуда из Газни Индия сразу делается крайне доступной для вторжений, и с этого времени вся ее история определяется вторжениями. Она обнаружила очень мало способности к сопротивлению. Историю Индии до завоевания англичанами можно суммировать так: прежде всего она состоит из двух великих мусульманских завоеваний и сильной индусской реакции против мусульманского правления – реакции, принявшей форму мараттской конфедерации; оба завоевания были сделаны из Афганистана; далее идет последовательное разрушение обеих магометанских держав и полное унижение мараттской державы; вызывается все это тремя другими вторжениями тоже из Афганистана.
