Лев Кривицкий - Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции
Кроме того, эксперименты на дрозофилах и прочих животных с коротким сроком жизни и быстрой сменой поколений давали возможность относительно легко и с минимальными затратами отследить наследственные изменения, возникавшие главным образом в результате мутаций и рекомбинаций генетических структур. Наследование приобретённых признаков в этих экспериментах совершенно не проявлялось, да и приобретения каких-либо особенных полезных признаков в этих условиях не происходило.
Унаследование же приобретённых особенностей организации есть грандиозный эксперимент, поставленный самой природой. Чтобы отследить его, необходимо затратить усилия, выходящие за пределы возможностей науки, и продолжать исследования, выходящие за пределы человеческой жизни.
О наследственном усвоении выработанных в жизненном процессе ряда поколений особенностей можно судить только по косвенным данным сравнительного анализа родственных видов или поставить сложные эксперименты на представителях тех видов, у которых это усвоение происходит феноменально быстро. Но и результаты такого анализа, и результаты таких экспериментов можно игнорировать, поскольку их доказательная и убедительная сила несравнима с той, что проявляется в фактах, полученных и многократно воспроизведённых в лабораторных экспериментах.
Эксперименты ламаркодарвинистов и неоламаркистов были немногочисленны и допускали множество толкований, в том числе и чисто геноцентрические. К тому же сами экспериментаторы подвергались не просто критике, а постоянной травле со стороны коллег, им практически не выделялось средств на проведение более дорогостоящих и длительных экспериментов, чем те, что тратились на генетические эксперименты.
Поэтому долгое время ламаркодарвинистам и неодарвинистам приходилось строить свои концепции на анализе результатов генетических экспериментов и критике эволюционных выводов из этих экспериментов. Эта критика обладает непреходящей ценностью для современной науки, но для своего времени они осталась практически невостребованной.
В 1908 г. французский биолог Феликс Ле Дантек, взяв за основу дарвиновскую теорию отбора, попытался применить её к обоснованию ламарковского механизма наследования приобретённых признаков. Он считал учение Ламарка ограниченной отраслью дарвинизма. Опираясь на выдвинутую в 1881 г. идею Ру о внутриорганизменном отборе, Ле Дантек предположил, что наследственное усвоение приобретённых свойств организмов происходит посредством конкуренции друг с другом клеточных организмов, находящихся в среде развивающегося многоклеточного организма и приспосабливающихся к этой среде.
Согласно Ле Дантеку, в любом многоклеточном организме в процессе онтогенеза выживают и дают потомство только те клетки, которые приобретают наиболее полезные адаптивные признаки. Понятно, что концепция Ле Дантека построена на гипертрофированном отношении к эволюционной роли отбора. Внутриорганизменный отбор – не выдумка и не фантазия, он явно присутствует при отмирании клеток в эмбриональном состоянии и, например, при переходе на эндогенное питание в процессе целебного голодания.
Но внутриорганизменная конкуренция является лишь дополнением скоординированной работы клеток в организованной определённым образом среде организма, в единой системе, отшлифованной эволюцией. Рациональное зерно в концепции Ле Дантека заключается лишь в том, что через отбор полезных приобретённых свойств осуществляется отбор генотипов, предрасположенных к выработке аналогичных свойств, и таким образом происходит сдвиг норм реакции к наследованию полезных, ранее не наследуемых признаков.
Общий недостаток всех ламаркодарвинистских и неоламаркистских концепций, в том числе и концепций Ле Дантека заключается в том, что они заняты поиском путей унаследования приобретённых признаков и совершенно не замечают процесса приобретения этих признаков, который заключается в непрестанной биологической работе организмов под организующим действием их мобилизационных структур.
Переходят из поколения в поколение не сами признаки (модификации не наследуются), а формы, способы и приёмы биологической работы, приводящие к выработке этих признаков (модификаций). Особенности биологической работы организмов приводят к перестройкам мобилизационных структур групп клеток в эмбриогенезе, нервных и прочих коммуникационных систем у животных, вегетативных коммуникационных систем у растений, аппарата клеточной чувствительности у одноклеточных и т. д.
И только после этого через межклеточные коммуникативные связи, через требования организма по выработке гормонов и ферментов начинается сложный процесс перестройки мобилизационных структур генетического аппарата, комплексов регуляторных и структурных генов. Вот здесь могут пригодиться и случайные опечатки генетических текстов, если они соответствуют общему ходу преобразований. Унаследование полезных признаков есть лишь конечный продукт унаследования форм биологической работы организмов в ряде поколений. Одни организмы усваивают мобилизационные инновации быстрее, другие – медленнее.
В 1940-е годы во Франции ламаркодарвинистские и неодарвинистские концепции генерировались особенно активно. Французские ученые развивали идеи своего соотечественника Ламарка, стремясь согласовывать его идеи с классическим дарвинизмом, что создавало у них интеллектуальный иммунитет против господствовавшего повсюду геноцентризма и мутационизма. Большинство эволюционистов во Франции не верило в то, что ошибками и сбоями в аппарате наследственности совершается эволюция.
К сожалению, это вызвало отставание в развитии французской генетики, которое ещё усугубилось нацистской оккупации Франции. Все важнейшие открытия доставались американцам, англичанам и немцам. Разгром генетики в СССР привёл и к утрате позиций российской генетики. Российский эволюционизм, подвергшийся ужасающему репрессированию в период господства псевдоламаркистской лысенковщины, после своего возрождения остался почти изолированным от международного научного сообщества, обладая в то же время громадным мобилизационным потенциалом и значительным разнообразием идей.
Оживление эволюционной генетики во Франции началось после второй мировой войны также на ламаркодарвинистской основе. В 1947 г. цитогенетик А. Буавен, исследуя мутации бактерий, сделал вывод, что у них приобретение новых признаков происходит путем направленных, а не случайных мутаций. Такие мутации возникают вследствие того, что генетические структуры, находящиеся не в ядре, а в цитоплазме управляют изменениями её состава. Соответственно, по предположению Буавена, и у многоклеточных организмов происходит обновление генетических структур клеток, в том числе, и зародышевых, под действием среды, которой для них выступает целостный организм.
Гипотеза эта была непроверяемой средствами современной Буавену генетики, и потому также осталась на обочине магистрального пути развития эволюционизма.
В 1949 г. с оригинальной концепцией мутагенеза выступил 82-летний эмбриолог Поль Вентребер. Он прочитал в Парижской академии наук доклад о «химическом ламаркизме», в котором пытался совместить современную ему генетику с учением Ламарка о наследовании приобретенных признаков.
В 1962 г. уже в возрасте 95 лет этот подвижник науки, преодолевая старческие недуги, закончил и опубликовал книгу «Живое – творец своей эволюции». Уже само название книги было направлено против представлений геноцентрического и мутационистского характера, согласно которым эволюцию творит не сама жизнь, а случайные ошибки генетического аппарата, подхваченные отбором как якобы единственной напрявляющей и творческой силой эволюции.
Вентребер выделил не один, а целых три типа мутаций, так что его можно было бы назвать супермутационистом. Первый тип – тот, с которым имеют дело генетики, получающие мутации посредством вредных для жизни излучений, химических веществ и высоких температур.
Такие индуцированные мутации не могут, по мнению Вентребера, иметь эволюционного значения, поскольку связаны с искалечиванием уязвимых участков генов. Не генетические уроды совершают эволюцию, а творческие усилия живущих. Второй тип мутаций – те, что происходят, хотя и редко, в естественных условиях и вызываются различными воздействиями среды – химическими, физическими, биологическими, а также такими, которые мы сейчас называем горизонтальным переносом генов.
Такие мутации, по мнению Вентребера, имеют направленный характер и соответствуют естественным колебаниям среды, что придаёт им адаптивный характер и открывает определённые перспективы для эволюционных изменений. Это положение Вентребера совершенно несостоятельно, поскольку, как это было известно генетикам уже с 1950-х, мутации, которые он выделил в отдельный второй тип, имеют ту же природу, что и искусственно вызванные мутации, и связаны с нарушениями в работе структур ДНК, ошибками в фиксировании и передаче наследственной информации.
